Пройдя ещё полчаса, Сергей увидел на берегу реки двух подростков и лодку, вытащенную на песчаный пляж.
Ребята разожгли костёр и что-то варили в покрытом копотью котелке. У Сергея сразу началось обильное слюновыделение: так захотелось чего-то горяченького.
"Похоже, ребята здесь ловят рыбу, а сейчас готовят уху. Надо обязательно пообщаться. Может быть, и разузнаю что-нибудь интересное."
Подростки заметили его, когда он был от них в двух шагах. Явно никого не ожидали здесь встретить. Вскочили на ноги и настороженно смотрели на Сергея. Он молчал, не зная, на каком языке с ними разговаривать.
— Добри ден, пан! — сказал один из них, который постарше, на чешском языке, снимая с головы шапку и кланяясь.
Второй проделал то же самое, глядя на старшего.
— Добри ден, — ответил Сергей. — Уху варите? — спросил он по-чешски.
— Да, вот немного рыбы наловили.
— Как Вас звать?
— Меня — Иржи, брата — Марек.
— Я — Сергей Дюжев.
— А Вы куда идёте?
— В город. Он близко?
— Сначала будет наша деревня: Славково, а потом город Киншперк над Огржи.
— Большая Ваша деревня?
— Большая, пятьдесят два дома и шинок.
— А город большой?
— Большой! Четыре тысячи человек живёт. Есть церковь, школа, больница, три пивоварни и механические мастерские. А Вы откуда идёте? С карьера? Взрывник?
— Всё-то Вы, ребята, знаете. Да, с карьера. Только не взрывник, а учёный — географ. Хожу по миру, карты составляю. Знаете, кто такие географы?
— Я знаю, нам в школе рассказывали, — сказал Иржи.
— Далеко отсюда до Вашей деревни?
— С километр будет.
— А там можно продуктов купить? И лодку?
— Можно. Как дойдёте по дороге до деревни, третий дом — наш будет. Вот у мамки и купите продуктов. А лодок на продажу в деревне нет. Самим нужны.
— Ну, это сколько денег предложить. Вот Ваша лодка сколько стоит?
— Не знаю. Отец строил, когда жив был. У мамки спросите, может и продаст. Деньги всегда нужны. А зачем Вам лодка?
— Продукты куплю, и что? На себе обратно тащить? Лучше на лодке по реке.
— А Вам куда надо?
— До сгоревшего моста. Знаете?
— Так туда мы и сами можем Вам отвезти. Заплатите три гроша?
— Заплачу. А Вы когда в деревню собираетесь возвращаться?
— Вот уху поедим и поплывём. Хотите с нами ухи? Только ложки лишней нет.
— Ложку я найду, — сказал Сергей, доставая из кармана плаща мультитул и открывая ложку, — и уху с удовольствием похлебаю, давно горяченького не ел.
Втроём они быстро съели уху. Пока Иржи сталкивал на воду лодку и вставлял уключины на вёслах в предназначенные для них отверстия, Марек вытащил из воды корзину с закрытой крышкой, сплетённую из лозы, полную рыбы.
— Сегодня поймали! — с гордостью сообщил он. — Приплывем в деревню — в шинковне (кабаке) продадим.
— И за сколько?
— За семь медных грошей.
За полчаса они доплыли до деревни, пристали к берегу напротив своего дома и повели Сергея знакомиться с матерью.
Елена, женщина лет тридцати пяти, ещё неплохо выглядевшая учитывая ту тяжёлую жизнь, которой жила её семья, быстро собрала всё, что просил Сергей, разрешила сыновьям отвезти его с продуктами и купленными вещами на лодке и, получив пятнадцать грошей за продукты и три за перевоз, подобрела и разговорилась.
— После того как Карла убили на войне — это десять лет назад случилось — осталась я с двумя детьми. Иржи — шесть, Мареку — четыре года было. Убивалась по смерти мужа недолго: некогда было. Надо было детей кормить. Хорошо, что огород большой, с него и жили. Пока родители мои были живы, то помогали, чем могли. А потом и Иржи подрос, стал помогать. Как старики померли — продала их дом, деньги появились, легче жить стало. Вот Иржи в школу уже третий год ходит, Марек — первый. Читать, писать, считать научились, всё в жизни пригодится. Только бы не было войны. За детей боюсь: подрастут, а тут опять германцы воевать затеют. До них совсем близко — пятьдесят километров до границы. В прошлую войну за день до нас дошли. Как вошли их солдаты в нашу деревню, так и стали грабить. Тащили всё, что можно. Карл стал защищать хозяйство. Один. Убили его и не посмотрели на детей малых.
— А когда мост, что ниже по реке, сожгли?
— Это уже наши селяне, что в лес от войны ушли. Специально. По нему германцы войска переправляли на наш берег. Как мост сгорел, так и солдаты не стали в нашу деревню заходить. Там выше у города ещё один мост есть. Так три года под германцами и прожили. Пока наши с ними не замирились.
— А что это за разрушенный дом в лесу недалеко от моста? Мимо шёл, заметил. И могила там с крестом.
— А, это плохое место. До войны, Марека тогда ещё не было, полиция из города пришла и этот дом разрушила. Хозяина, пана Яна Дворжака, там же и убили. Говорят, в полицейских стрелять стал. Он лесником был. Уже старый, много повидавший, но власть очень не любил. Полиция сказала, что он разбойничал на мосту: прохожих грабил. Да неправда это: мы бы знали. Просто он против власти выступал.
— А родных у него не было? Почему дом разрушен и там никто не поселился?
— Говорят, он один был. Родные все умерли. Как его убили, так землю, на которой его дом стоял, государство себе взяло. Документы на землю в городе в управе. Много раз они хотели её продать, да никто покупать не хочет. Я же говорю: плохое место.
— Елена, а документы Вашего мужа, Карла, сохранились?
— Да, я их спрятала. До сих пор лежат, никто ими из властей не поинтересовался. Никому это не нужно.
— Я почему интересуюсь? Так уж получилось, что мои документы пропали: разбойники ещё в Германии напали и всё у меня забрали. Хорошо, хоть часть вещей сохранилась: спрятана была, когда на ночлег в лесу устраивался. Я же географ, по земле хожу, карты рисую, изучаю, где болота, где горы, где реки. И без документов себя неуютно чувствую. По национальности я — русский. Слышали про такую страну: Россию? Раз Вам документы Карла не нужны, то не могли бы Вы мне их продать?
— Продать… А разве так можно? Продать? Да и молодо Вы выглядите, Карл то постарше Вас будет.
"Ничего себе, молодо! Уже сорок пять исполнилось. Может, помолодел в связи с переносом в этот мир?"
— Ну, это не страшно. Пару дней бриться не буду, на кого хотите, похож буду. Да и не навсегда эти документы мне нужны будут. Доберусь до России, новые себе выправлю. Даже могу те, что Вы мне продадите, Вам по почте вернуть. Думаю, деньги то за документы Карла Вам в семье пригодятся?
— Деньги, конечно, пригодятся. А вдруг кто узнает, что я их Вам продала? Мне ничего за это не будет?
— Думаю, если Вы никому об этом не скажете, то никто и не узнает. Раз за десять лет ими никто не поинтересовался, так и теперь не заинтересуются. Я тут недолго пробуду: дня три — четыре. Потом дальше пойду: в Прагу. А если случится так, что кто-либо поинтересуется у Вас, не давали ли кому-нибудь документы мужа — всегда отвечайте: "Не давала! Они пропали из дома в то время, когда германцы убили Карла и разграбили дом".
— А сколько Вы за документы заплатите?
— Половину всех денег, что у меня есть: девять серебряных крон. Дал бы больше, да не могу: на дорогу надо оставить. До России путь долгий.
— Даже и не знаю, что мне делать…
— Покажите мне эти документы, может нам и говорить не о чем: не подойдут они мне.
— Да что Вы, хорошие документы. Я их вместе с другими хранила: они не загрязнились, в бумажку обёрнуты.
Елена подхватилась и вскоре принесла из соседней комнаты шкатулку. Достала из неё конверт, а из него — завернутые в серую бумагу какие-то документы. Отдала их Сергею.
"Так, три документа: свидетельство о рождении, паспорт и аттестат об окончании семи классов школы в Праге. Кстати, Карл в Брно родился, в 1970 году. Школу окончил в 85-м. Фотографий нет. Особых примет нет. Ростом я с него. Волосы тоже русые. Глаза — голубые. Нос — прямой. Уши — прижатые. Лицо — продолговатое. Отлично! Только почему же она говорит, что я молодо выгляжу? Мне — сорок пять, Карлу — сорок семь. Надо бы в зеркало посмотреться. Вернусь к машине — гляну."