В спальне супругов висят фотографии Николая, Александры и ее отца, великого герцога Людвига Гессенского. Над кроватью много икон, среди них икона, написанная по традиции после рождения Николая на доске размером с новорожденного. В этой спальне появились на свет Ольга в 1895, Татьяна в 1897, Мария в 1899, Анастасия в 1901 и, наконец, сын Алексей в 1904 году.

За вторым салоном царицы располагается библиотека — гордость русских царей. Литература и чтение занимают особое место в жизни каждого русского. Отчасти убежище от реальности и иллюзия прекрасного, отчасти предохранительный клапан, отчасти острое оружие в борьбе против тиранических режимов, русская литература дает не только духовную пищу, но и служит активным фактором, иногда даже катализатором общественных процессов. Раз в неделю докладывают о вышедших новинках, и Николай заказывает все, что его интересует на русском и иностранных языках.

Многие великие классики русской литературы еще живы при воцарении Николая[21]. Его любимые писатели — Лесков, Гоголь и Тургенев, «Рассказы охотника» которого он всегда берет с собой в дорогу.

Много пересудов вызывает одно из произведений искусства, украшающих второй салон царицы: кроме батальной картины «Возвращение казаков» и портрета Александры работы Каульбаха, на стене помещения, убранного в стиле Людовика XVI, висит гобелен с картины «Мария-Антуанетта и ее дети» Виже-Лебрен. Наблюдатели склонны усматривать в присутствии этого гобелена неблагоприятное знамение. Нелюбовь царицы к позднейшему председателю Думы М. В. Родзянко (основывавшаяся на ее категорическом неприятии любых демократических институтов, ограничивавших самодержавие) также заставляла проводить параллели с Марией-Антуанеттой и ее ненавистью к Лафайету. Позже эти аналогии нашли подтверждение в трагической смерти Александры вместе с царем — логическом следствии революции. Эта картина служила своеобразным символом сходства судеб обеих государынь.

День Николая начинался в семь утра. После молитвы он посвящал двадцать минут плаванию, затем пил чай с молоком и печеньем. После этого принимал дежурного адъютанта, первого гофмаршала (в его царствование этот пост занимал граф Бенкендорф) и, наконец, коменданта дворца, который нес ответственность за безопасность августейших особ.

С 1905 года эта ответственность перешла к начальнику дворцовой полиции полковнику Спиридовичу, который оставил записанные воспоминания о повседневной жизни, быте царя и о его поездках по стране и за границу. Он и камердинер Николая Волков принадлежат к числу немногих, кто служил царю до конца и сумел избежать гибели от рук большевиков в 1918 году[22] (Волкову удалось буквально в последнюю секунду спастись от расстрела в ночном лесу под Екатеринбургом).

Ближе к полудню царь принимал министров. Если царь подходил к окну, он давал тем самым понять, что хочет закончить аудиенцию, хотя при этом делал вид, что внимательно слушает. Эту его особенность объясняли всем новичкам. Перед обедом он выходил на короткую прогулку, обычно со своими многочисленными шотландскими собаками, на обратном пути часто пробовал обед, приготовленный для солдат и прислуги, — эту привычку он позднее передал сыну, — а затем и сам обедал с семьей. Меню, утверждавшееся накануне царицей, включало на обед три, на ужин пять блюд. К обеду обычно приглашались гости — министры, советники или личные друзья.

Николай предпочитал чисто русскую кухню и часто требовал приготовить борщ или кашу. Икры избегал, потому что из-за нее у него однажды было расстройство желудка[23]. Выпивал бокал портвейна и больше никакого спиртного не употреблял, за исключением обедов с офицерами своего полка на парадах или маневрах.

После обеда царь продолжал заниматься делами с перерывом на прогулку, в пять часов пил чай с семьей, до восьми принимал делегации или министров, а после ужина работал примерно до одиннадцати. Наиболее высокопоставленных советников, в том числе председателей Совета министров (в первые годы царствования — Витте, позднее — Столыпина, Коковцова и, наконец, Голицына) или председателя Думы Родзянко, он принимал именно в эти поздние часы.

В свободные вечера Николай любил с семьей читать вслух произведения русской, а также французской и английской литературы.

Николай, приученный к военной дисциплине, ни разу не пропустил вечера, чтобы не сделать запись в дневнике. Здесь почти не отражается содержание его встреч и бесед — только имена принятых лиц и время аудиенции. Он редко выражает свои эмоции, лишь в исключительных случаях дает прорваться чувствам — радости (от военных успехов либо рождения очередного ребенка), горя, гнева или озабоченности от неудач на фронте, политических волнений или смертей близких. Зато охотно издевается над кем-либо — жертвами чаще всего служат дипломаты или кайзер Вильгельм II, с которым он поддерживал постоянные отношения. При сравнении этих записей с происходившими событиями или их последствиями неизбежно напрашивается вывод, что его дневник — это запись собственных размышлений, а вовсе не источник информации для посторонних. В то время ведение дневников в Европе было обычным делом, и Николай рассматривал это как долг, который послушно исполнял. Да и его отец соблюдал эту традицию, причем если в молодые годы Александр описывал свои впечатления довольно живо, то дневники царя Александра III сразу приняли сугубо казенный характер. Отсюда и у Николая склонность к отгадыванию загадок и попыткам истолкования событий, очень редко связанным с действительностью. Дневники кузена Николая, британского короля Георга V, на первый взгляд столь же поверхностны и сухи, однако в них не найдешь «бескрылости мысли и холодности чувств», которыми отличается, по мнению многих, дневник русского царя.

Очевидцы и министры времен царствования Николая описывают его поведение как очень спокойное, дружелюбное и учтивое (что часто вводило в заблуждение, поскольку многих после радушного, как обычно, приема ожидало уведомление об отставке), всегда ровное и выдержанное. Лишь однажды он открыто выразил недовольство супругой, которая слишком часто вмешивалась в назначения высших чиновников.

Спокойствие Николая часто выглядит необъяснимым, особенно в драматических ситуациях. Такое поведение Николая приписывают разным причинам — от равнодушия, апатии или фатализма до полного безразличия. Но он умел хорошо скрывать свои действительные чувства.

И тем не менее царствование Николая богато инициативами, особенно по прошествии нескольких лет. Поначалу он старается держаться строго в рамках поставленной Александром задачи, рассматривая ее как наследие. Исполнение святого долга перед покойным отцом было для Николая превыше всего. Но с течением лет он начинает понемногу отклоняться от предписанной линии, пытаясь найти золотую середину между преемственностью и новыми задачами политики. Царь взялся за осуществление поставленных целей решительнее, чем ожидали его министры и советники, зная его вялый, поначалу даже робкий характер.

Преемственность политики его отца, Александра III, в первые годы царствования Николая II обеспечивали министры, доставшиеся ему «в наследство». В важнейших областях это были министр иностранных дел Гире и министр финансов Витте, оказывавшие решающее влияние на принятие внешнеполитических и внутриполитических решений.

Во внутриполитических вопросах Николай по-прежнему следовал советам седовласого юриста Победоносцева, обер-прокурора Синода. Это был бескомпромиссный консерватор, всеми средствами старавшийся удержать Николая от малейших уступок политической самостоятельности земствам, дворянству и другим сословиям. «Парламенты служат лишь росту карьеры депутатов, а не государству», — внушал он царю.

В январе 1895 года царь впервые выступил с публичным заявлением. Под явным воздействием Победоносцева Николай вскоре после восшествия на престол дал отпор тем, кто связывал с ним надежды на изменение курса власти. Перед выходом с первой политической речью Николай заметно нервничал, что нашло отражение в его дневнике: