Изменить стиль страницы

Уже на следующий день эта, видимо, последняя возможность спасти царскую семью, утеряна: повстанцы перерезали сообщение между Петроградом и Царским Селом и заблокировали железнодорожную линию. Положение Александры становится угрожающим: она узнает, что к Царскому Селу движутся враждебно настроенные военные отряды.

Поздним вечером невдалеке слышатся выстрелы, и они приближаются. Исход столкновения вооруженных революционных солдат с дворцовой охраной вызывает опасения и неопределен. Александра демонстрирует силу и крепкие нервы: вместе с Марией, единственной дочерью, которая не больна, она выходит из дворца. Медленно обойдя охрану, она, ни на миг не выдав своего волнения, доходит до самых ворот, где собралось несколько сотен человек. Коренастые кубанские казаки из лейб-гвардии, казаки лейб-гвардии Тверского полка, гвардейские пажи, пехотинцы в серых формах — все выстроились по стойке смирно.

«Господа, только без кровопролития! Постарайтесь, чтобы дело вообще не дошло до перестрелки. Помните, что вам выпало защищать жизнь наследника. Я не хочу, чтобы из-за нас пролилась кровь».

Защитники еще долго занимают оборонительные позиции, после того как царица отправляется на ночной покой. Только до столкновения дело все же не доходит: смутьяны еще раньше поворачивают, — то ли отказавшись от своих замыслов, то ли придумав что-то другое.

Телеграммы, которые Александра посылает Николаю, приходят назад. Он застрял где-то между Могилевом и Царским Селом.

2 марта царица все же посылает с нарочным письмо в Генштаб: «У меня разрывается сердце при мысли, что Ты один и должен в одиночестве испытывать все эти муки, а мы ничего о Тебе не знаем (…) События здесь развиваются в чудовищном темпе, но я непоколебимо верю, что все будет хорошо. Конечно, Тебя ко мне не пропустят, пока Ты не подпишешь какую-то там бумагу, конституцию или что-то там ужасное в этом роде (…) Может быть, ты вызовешь подкрепление из Твоей армии? Если Тебя принуждают к уступкам, они ни к чему Тебя не обязывают, так как вытребованы у Тебя под нажимом (…) Если бы только эти две змеи, Дума и революционеры, откусили друг другу головы — это было бы спасение. Я чувствую, Бог что-нибудь сделает (…) Если бы армия об этом знала, она бы наверняка навела порядок (…) Носи свой [Распутина] крест — для моего успокоения…»

В тот же день, 2 марта 1917 г., царь подписывает манифест о своем отречении. Когда, находясь на пол-пути к столице, в Пскове, он узнает, что для формирования нового правительства слишком поздно, то, уступая давлению, отрекается в пользу сына (с великим князем Михаилом как регентом). Николай считает, что таким образом можно было бы успокоить волнения и избежать дальнейшего кровопролития. В тот же вечер лейб-хирург дает ему понять, что из-за гемофилии жизнь его сына под постоянной угрозой.

После этого разговора царь решает отречься еще и от имени своего сына в пользу брата Михаила, и 2/15 марта в своем салоне-вагоне в присутствии к тому времени прибывших из Петрограда депутатов Думы подписывает соответствующий документ.

На следующий день от вернувшихся членов Временного правительства в столицу просачиваются слухи об отречении царя. Александра отказывается верить. От Николая никаких известий.

Царица посылает за великим князем Павлом Александровичем. Тот приносит газету с напечатанным манифестом об отречении. «Нет, я в это не верю, это газетная утка!», восклицает она и отказывается читать текст. В тот день, 3/16 марта, она пишет Николаю:

«Любимый! Душа кровью обливается — я сойду с ума, ничего не слыша от Тебя, только страшные слухи (…) Бог вознаградит Тебя за Твои страдания (…) Я и впредь буду твердо верить в светлое будущее (…)

Только что приходил Павел и все мне рассказал. Я полностью понимаю Твой поступок, мой герой. Ты не можешь подписать противоположное тому, о чем Ты поклялся при коронации (…) Все же так ты спас трон для Бэби…»

В своем дневнике Александра лаконично отмечает:

«Узнала, что Ники отрекся и за Бэби… Как раз говорила по телефону со Ставкой, когда он пришел…»

Александра. Трагедия жизни и смерти последней русской царицы i_038.png
Запись Александры в дневнике от 3 марта 1917 г. После указания температуры больных детей написано: «Поль [Павел Александрович] приходил с манифестом об отречении (…) Слышала, Ни[ки] отрекся и за Бэби. Как раз говорила по телефону со Ставкой, когда он пришел…

В тот же день Александра получает письмо от княгини Ольги Палей, жены великого князя Павла Александровича (дяди Николая). В свое время из-за неравного брака, в который вступила как разведенная женщина, она вызвала неудовольствие Александры; царь сначала пожаловал ей титул графини Гогенфельзен, затем в 1916 г., из уважения к ее детям и вопреки протестам Александры, — титул графини Палей. Но перед лицом последних событий старая вражда отодвигается на задний план. В своем послании графиня цитирует нескольких великих князей, призывающих Александру убедить царя быть стойким, и далее:

«…мысль о низвержении государя и регентстве великого князя Михаила Александровича глубоко меня потрясает. При конституционной форме правления и надлежащем снабжении армии государь обязательно приведет войска к победе. Я бы сама к Вам приехала, но моя карета реквизирована, а дойти пешком у меня не хватит сил. Да смилуется наш Господь и спасет нашего дорогого царя и нашу отчизну…»

Прилагается копия письма великого князя Кирилла Владимировича к еще исполняющему свои обязанности председателю Государственной Думы Родзянко, в котором он просит того сделать все возможное для спасения монархии, пусть и в конституционной форме.

Коллективное письмо заканчивается словами: «Мы на Вашей стороне и готовы отдать за Вас все до последней капли крови!»

Однако для советов и изъяснений в лояльности уже слишком поздно.

Через день — совершенно неожиданно для Николая — отрекается и его брат, великий князь Михаил Александрович: вопреки уговорам Милюкова и Гучкова (с которыми Александра до сих пор так ожесточенно боролась и которые, однако, по-прежнему остаются лояльными поборниками конституционной монархии и тем самым защитниками короны) и под давлением Керенского, которому чужда сама мысль о дальнейшем существовании монархии. Теряющий, видимо, влияние Родзянко больше не находит в себе сил сопротивляться общей тенденции и не оказывает великому князю поддержки в тяжелый момент: судьба монархии и династии Романовых решена окончательно и бесповоротно.

Получив тревожную весть, из Киева в Могилев, в Ставку, спешат царица-мать и великий князь Александр Михайлович (Сандро). Решение царя озадачило обоих. Выслушав их упреки, Николай объясняет, почему не использовал армию: отречением он хотел избежать гражданской войны и, в расчете на дальнейшее продолжение войны, исключить армию из политики, более того, он убежден, что Временное правительство лучше справится с положением, чем он.

В то время как различные европейские правительства, включая британское, поздравляют новое правительство в «победе народа над деспотизмом», английский король Георг, кузен Николая и Александры, обеспокоено записывает в своем дневнике: «Плохие новости из России, практически вспыхнула революция; однако она направлена против правительства, а не царя. — Через два дня он вынужден добавить: — Я глубоко поражен…» — и телеграфирует в Царское Село: «События последней недели меня очень встревожили. Мысленно я с Тобой и навсегда останусь Твоим верным и преданным другом, каким был в прошлом».

Однако эта телеграмма так и не была доставлена, и Александра с Николаем никогда о ней не узнают.

На следующий день Александра впервые после прекращения железнодорожного сообщения и телефонной связи, получает звонок от Николая из Ставки. После отречения в Пскове он вернулся туда, чтобы попрощаться со своими генералами и призвать армию в прощальном приказе к «послушанию новому Временному правительству» и к «верной службе Отчизне». Александре он телеграфирует: «…отчаяние медленно уходит…»