Я решила не откладывать в долгий ящик приобретение новых вещей, к тому же — вечер приближался. А с вечером приходила тьма, так что времени у меня было немного.

Я завернула на торговую улицу, полную палаток из выцветших тентовых полотен, и, пройдя несколько рядов, остановилась у самой ветхой и неприглядной: вещи здесь были самые старые, где-то — дырявые, где-то — поеденные молью, вот только… тот, кто знает, никогда не пройдёт мимо. Не зря эта палатка была самой большой в длину, а её хозяин был самым хитрым сукиным сыном во всём Мире После.

— Бажен, — я склонила голову в приветствии.

Ещё одна напасть современных деревень — все здесь носят христианские имена. И даже те, кому уже чертова туча лет, и кто родился задолго до Великого Разрушения и появления Мира После… называют себя вторым именем, взятым из списка богоугодных. Они переименовали себя сами. Они вынуждены были подстроиться. В деревнях вообще проблема с фанатиками… но для нашего времени это, наверное, нормально. Я не берусь судить.

— Рин, — растянул губы хитрый старикан.

Бажен был одним из счастливых обладателей всех тридцати двух зубов. В семьдесят лет сохранить полную эмали челюсть… впрочем, это не единственное, чем от отличался от большинства своих односельчан.

— Пойдём внутрь, — он кивнул вглубь палатки, и я молча последовала за ним.

Высокий, худой, седоголовый, в добротной неброской одежде, он производил впечатление честного продавца — коим не являлся. Бажен был одним из немногих, кто знал: грешить можно, если ты не совершаешь ошибок и не переступаешь грань. Если бы хоть кто-нибудь из десятников, как называли себя жители деревеньки «Десять», узнал, что у дедушки Бажена есть свой чёрный рынок, его бы распяли. Или отрубили бы ему голову. Я немного подзабыла — чем в таком случае развлекаются в Десятке?

За моей спиной рослый детина задвинул занавеску, скрывая нас от остальных покупателей.

— Заяц? — Бажен развернулся ко мне, подняв бровь.

Я расстегнула свою холщовую сумку и вытащила оттуда несколько змеиных шкур.

— Другое дело, — старикан растянул на губах улыбку и принялся рассматривать узор на моей «плате», а я прошла в дальний угол и вытащила из-под прилавка, заваленного старьём, небольшой плетёный короб.

Внутри оказались подходящие мне штаны… черной расцветки.

— А темно зелёного цвета нет? — без эмоций спросила я.

Чёрный — не самый лучший цвет для леса.

— А бархатного болеро тебе не достать? — язвительно отозвался Бажен, оторвавшись от своих шкур, — Где я тебе возьму темно зелёные?

— Проехали, — я отвернулась и продолжила рыться в коробе.

А вот меховушка моего размера нашлась только в светло сером цвете.

— Да ты издеваешься, — пробормотала я, равнодушно разглядывая совсем новую вещицу.

— Рин, Рин… хоть бы раз попросила кружевное бельё или там чулки с подвязками… — Бажен картинно покачал головой, сетуя по отсутствию у меня женских слабостей.

— Что за грешные мысли, старик? Хочешь получить скверну на свою седую голову? — апатично отозвалась я, тут же начиная снимать с себя старую одежду.

— Не произноси этого вслух, — неожиданно серьёзно сказал Бажен, — Даже здесь.

— А что случилось? — я слегка подняла брови в подобии удивления, — Неужели и ты стал праведником?

Штаны сели идеально — пара дней, и кожа растянется так, что перестанет ощущаться на теле, а вот с меховым жилетом возникала проблема: такой цвет будет тем более заметен среди зелени. Вся моя маскировочная деятельность сходила на нет с подобным приобретением. Правда, я не могла не признать — одежда была хорошей, а в сочетании с моими тёмными волосами и серыми глазами, чёрная кожа и мех подобной расцветки, должно быть, смотрелись неплохо…

Но я не для красоты одевалась.

— Бажен, я не возьму это… — начала, было, я, как замолчала — увидев выражение лица старика, — Что с тобой? — я склонила голову набок, — Я ранила твои чувства? Давно ли ты стал таким верующим? — равнодушно спросила у него.

— Дело не в моей вере, — ответил старик, глядя на меня сквозь прищуренные глаза, — дело в новом пастыре Десятки.

— Что опять? — предчувствуя неладное, спокойно спросила я.

— Он сжёг двоих на прошлой неделе за тёмные пятна на запястьях. И ещё одного — на позапрошлой, когда только пришёл к должности. За то, что тот мужчина с желанием посмотрел на замужнюю.

— Вот… скверна, — без эмоций выругалась я, останавливая процесс своего раздевания.

— Он даже не стал ждать её появления, — кивнул Бажен, — Просто предотвратил этот процесс. Заранее.

— Плохи ваши дела, — протянула я, натягивая обратно меховую жилетку.

Найти более подходящий товар в такой ситуации стало почти невозможно…

Вот так, из-за одного только человека могли пострадать десятки. Когда подобные фанатики добираются до своих должностей, жить простым людям становится невероятно сложно: одно неверное движение, даже одна неверная мысль — и тебя могут спалить на костре, распять или обезглавить. Ни один из фанатиков не допустит появления скверны на теле своей паствы. Самое странное, что чаще всего они сами заканчивают свою жизнь, будучи пораженными этой заразой.

— Ты сам как? — спросила, не глядя на торговца.

Бажен торговал всяким старьём — для простых людей. А для знающих — шил на заказ дорогие одежды: такие, в каких человек смог бы выдать себя за другую личность, придя в следующую деревню или даже в Город. Подобный род деятельности был запрещён, а мастерская Бажена считалась одной из главных точек сбыта нелегального товара. Я понятия не имела, что он собирается делать с шкурами змей, и кто вообще будет это носить в Мире После, но знала — если Бажен требует подобную плату, значит, на это есть спрос.

— Ты собираешься остаться здесь на зиму? — спросил старик, спрятав мою добычу в тайнике, расположенном под незаметным люком прямо в земле.

— Думала над этим, — равнодушно отозвалась я, размышляя, стоит ли тратить последнюю тушку на хлеб, или приобретение меча всё же будет более целесообразным.

— Не советую тебе делать это, — неожиданно резко произнёс Бажен, — если дорога жизнь, беги отсюда.

— Объяснись, — чуть холоднее, чем обычно, предложила я, незаметно положив руку на перевязь с кинжалами.

— Люди здесь совсем потеряли голову от страха. Но не от страха перед грехом, а от страха перед пастором, — спокойно ответил Бажен, сложив руки на груди, — ты не сможешь не засветиться. Хоть ты и делаешь вид, что равнодушна и вообще забыла, как пользоваться эмоциями, я знаю — это не так.

Он вновь, сам того не замечая, перепрыгнул с деревенского «пастырь» на городское «пастор» — что выдавало его волнение.

— Мне безразлично, что здесь творится, — так же спокойно ответила я, — Люди могут придумать кучу способов умереть даже тогда, когда единственное, что от них требуется — это объединиться против того, что обитает за стенами.

— Об этом я и говорю. Ты пришла из-за стен. Ты не утруждаешь себя созданием правдивой легенды, да что говорить? Даже я сам понятия не имею, как ты там выживаешь… — во взгляде Бажена появилось нечто странное, что раньше, в том, другом мире, я могла бы принять за искру заботы, — Но именно поэтому здесь и сейчас ты — цель для пастора. Берегись его. Стоит ему узнать о тебе, а он о тебе обязательно узнает — отчёт охранников стен всегда приходит вовремя, — как он будет в курсе того, кто пришёл в нашу Богом забытую деревушку.

— Ну, судя по энергичности вашего пастора, Богом она совсем не забыта, — заметила я, убирая руку от кинжалов.

— Помни, что я тебе сказал: люди боятся его, — зачем-то повторил Бажен.

— Значит, скоро они все будут заражены скверной, — безразлично бросила я через плечо и вышла из его палатки.

У нас было не принято прощаться; я махнула рукой охранникам — чтоб те запомнили меня в случае, если появится необходимость передать мне что-то от их хозяина, и пошла вперёд, к палаткам с едой.

Выбор. Здесь была возможность для выбора.