Идет к наместнику Паисий, а Нектарий возле кустов на пеньке восседает. Седая борода в лучах серебрится, куколь крестами золотистыми переливается, в руке четки-трехсотницы.

– Благослови, отче! – припал к руке схимника.

– Господь благословит! – перекрестил Нектарий. – Каким ветром в нашу обитель занесло тебя, Паисий? Все ли ладно?

– Нет, батюшка! – протоиерей с благодарностью кивнул послушнику, принесшему низенькую табуретку, устроился рядом. – Души нечистый похищает, в сердца мирянам вселяется, жертвы будущей новорожденной требует. К вам за помощью иду, сам не справлюсь.

Вокруг начали собираться иноки, с уважением слушая разговор почтенных старцев. Все знали Свято-Богоявленского настоятеля, подходили за благословением, кланялись.

– Не любит экзорцизма митрополит. Как Нафанаил отнесется? Ты расскажи братии, что там у тебя произошло?

И Паисий с самого начала поведал Нектарию и монахам историю Светланы и Власьевны. Иноки загудели, многие помнили Василия, жалели его. Все понимали, как тяжело истребимы родовые проклятья, как трудно и опасно открытое противостояние силам зла. Задавали уточняющие вопросы, поражались коварству нечистого духа. Нектарий слушал всех с улыбкой, нимало не беспокоясь. Паисий взволнованно и подробно рассказывал все, что изложил ему Варфоломей. Наконец поднялся, распрямил затекшую спину:

– Рад, что выслушали меня, братья! Пойду игумену кланяться.

– Ступай, Паисий! Господь с тобою! А на меня можешь рассчитывать, – отозвался Нектарий. – Разве мы не витязи света? – посмотрел лучезарным взглядом на притихших добрых молодцев. Те радостно зашумели, с почтением и благодарностью взирая на схимника. – Кому, как не нам с семенем дьявольским совладать?

– Благодарю тебя, отче! – он поцеловал старца. – Спаси, Господи!

Нафанаил у себя в кабинете читал и подписывал какие-то бумаги. Крепкий, пятидесятилетний игумен со жгучими глазами, в которых таилась немалая внутренняя сила, склонился над письменным столом. Черная окладистая борода волнистым уступом спускалась на шелковую рясу, на груди источал сияние большой серебряный крест.

Порывисто поднялся из-за стола, встречая дорогого гостя. Давным-давно, еще молодым иноком прислуживал в храме у Паисия, который тогда был у него духовником. Много слышал о ратных подвигах, искренне и глубоко уважал старика. Всегда присылал ему с оказией монастырские гостинцы, вкусный свежий творог и сыр, помогал с послушниками, когда требовался ремонт храма. Воспринимал протоиерея как доброго, но строгого наставника, нисколько не тщеславясь своим сегодняшним высоким положением.

С приветливым радушием усадил за стол, кликнул служку, распорядился подать чаю с вареньем и горячими ватрушками. Долго приветливо расспрашивал обо всем, понимая, что не просто так пришел старик, а по великой и непростой нужде. Но не торопил события, деликатно давая Паисию возможность первому озвучить просьбу.

Тот хмуро молчал, не ведая как начать разговор. Знал, что и митрополит, и сам патриарх негативно относятся к такому вопросу. От согласия наместника зависело все. Он решился на этот отчаянный шаг, понимая, что сам не справится. Тем не менее, был уверен в правильности решения. Зная обо всем, не мог отпустить невинную девушку и свою грешную Елену на растерзание исчадиям. Близкая смерть не пугала его. Спасти от огня подземного, победить врага человеческого, изгнать скверну из душ паствы, очистить место намоленное, святое, коим является его древний храм, – эти мысли занимали разум, не давали затихнуть утомленному сердцу.

– Слушай, Нафанаил! Ты знаешь меня много лет. По пустым хлопотам я обращаться не стану. Нужна помощь твоя и братии, – он с тоской и надеждой смотрел в глаза игумена. – Ратуй, отче! Послужи Господу и людям его! Не оставь души грешные без покаяния…

– Ого, батюшка! Знать, велика забота твоя! – монах с изумлением и беспокойством смотрел на смущенного Паисия. – Что могу сделать я, чего не сможешь сделать ты?

И старик вновь, подробно и красочно рассказал о проклятии героя-моряка, благородном поступке его любящей жены, предсказанной участи их будущего ребенка. О полуночном цветке и бесовском празднике, страшном звере и умирающем Василии. В конце сообщил о старой раскаявшейся ведьме, кратко изложив удивительную особенность их отношений.

– Мне ничего не надо, Нафанаил! Кроме Господа я всегда служил людям и хочу умереть в служении. Нет большей радости, чем созерцать спасенную душу! Видеть преображение, сломанные разбитые оковы. Наблюдать воплощение Духа Святого, сияющего в покаянных глазах! Вознестись молитвой умиления и благодарения, зная силу Божественного промысла…

– Отче! Чего ты меня уговариваешь? Разве я против? Что скажет братия? С митрополитом вопрос отдельным будет. Знаю, влетит мне! Но это дело десятое…

– Нафанаил! – старик заплакал от переполнявших чувств. – Господь с тобой, отрок любезный!

Игумен подошел, нежно обнял старца. – Ты как отец мне, батюшка! Неужели думал – откажу тебе? После обедни соберу братию, обращусь к ним.

– Я уже обратился! – Паисий рассказал о встрече с Нектарием и монахами. – Наверно теперь вся обитель знает о моей просьбе.

– Вот и славно! – воскликнул наместник. – Спросим, кто на бранный духовный подвиг идти готов? – Он посмотрел на часы, позвал послушника. – Давай к обедне звони!

– Так ведь пятнадцать минут еще…

– Звони, сказал. После обращусь к насельникам.

Тот умчался, захватив поднос с посудой со стола. Вскоре послышался веселый переливчатый звон колоколов. Игумен и протоиерей прошли в трапезную.

Монахи, прочитав общую короткую молитву, сели за вкушение пищи. Суп из овощей, крепкий ядреный квас и ячменные лепешки дополнялись в честь праздника ягодой и свежим гречишным медом. Шел Петров пост, многие схимники ограничивались хлебом да толикой ядер грецких или кедровых орехов.

После трапезы поднялись и дружно обратились с благодарением к Господу. Наместник твердым взглядом окинул ряды многочисленных насельников и выступил с краткой проникновенной речью:

– Братья мои любезные! Схимники и иноки, вся духовная рать, воины Христовы, – к вам обращаюсь я с великой просьбой! Отец Паисий пришел к нам за советом и помощью, поддержкой и благословением. Вы уже знаете, о чем идет речь. Здесь в этой обители призваны мы служить Господу, побеждать врага в душах своих. Глубокой чувственной молитвой возрождать торжество православия и силу веры христианской, духовными подвигами снискать небесного покровительства земле Русской. Чаяниями Матери Богородицы и предстоянием Святых Отцов просить защиты и вразумления к людям и властям предержащим. Это основная задача монашества. Мы не можем равнодушно взирать на страдания душ человеческих и по мере сил помогаем им в духовной брани. Окрыляем пастырским словом, проводим требы для мирян, молимся о них. Но этого недостаточно, когда уловленные в сети, обманутые нечистым духом, страстно вопиют о помощи, не имея сил, возможностей для покаяния, но не смотря ни на что неукротимо жаждущие спасения! Дьявольские наваждения, бесовские соблазны неискоренимо проникли в сердца, волшебством и ложью искушая сознание. Дошло до того, что душу будущую, еще не рожденную требуют в жертву, как невинного агнца. Вправе ли мы, зная все пагубные последствия пройти мимо? Отдать на поругание лучшие творения Божии, слыша пламенный призыв, отвернуться в смятении? Какие мы воины Духа, если не в силах разбить рать бесовскую, загнать врага в преисподнюю и запечатать для него вход в души людские? Знаю, тяжела будет битва, потому призываю тех, кто готов, чья жизнь во Христе силою божественного огня воссияла в стенах обители, кто своим подвигом вписал знамение славы в скрижали нашего монастыря! Завтра на рассвете выступаем крестным ходом.

Нафанаил закончил обращение. Горящими внимательными глазами вглядывался в замершие ряды иноков. Монахи громко загомонили, выражая воззванию игумена полное одобрение. Многие с восторгом и уважением смотрели на него. Паисий стоял рядом и плакал, видя единодушие братии.