После удачного нападения конницы младшего брата Фридерих отправил к отцу гонца с подробным отчётом. Король в позднее время находился на крыше дворца, любуясь вечерним пейзажем, что открывался сверху. Там он и принял гонца и ещё раз понял, как долго сам бездействовал, ибо теперь каждое незначительное сообщение оттуда приятно будоражило кровь. Теодориху казалось, что также приятно будоражило бы кровь и сообщения не столь хорошие, так как и в этом случае они заставляли бы его не сидеть сложа руки, а действовать... Действовать! Вот то состояние, в котором он бывал всегда. А то вынужденное пребывание в трауре будто согнуло его и состарило.
Король поблагодарил гонца, одарив его несколькими золотыми, велел накормить и отправить спать; и снова остался один...
Оливковая роща вдали, где располагался разгульный дом Теодориха Второго, подёрнулась мраком. Но сейчас король об этом доме думал уже не с ненавистью; второй от рождения сын умеет тоже, как и другие братья, неплохо воевать и, не задумываясь, отдаст жизнь во имя победы.
Думы о сыновьях согрели сердце короля-отца. Он встал, подошёл к самому краю крыши, огороженному мраморными перилами, опёрся о них, поглядел на медленно текущие воды Гарумны; они пока были ещё видны в темноте...
Стальной, чуть взблескивающей полосой река изгибалась за городом круто на юг, тянулась дальше.
По берегам Гарумны глаза короля ещё различали мукомольные мельницы, винодельческие заводы, то тут, то там растущие буковые и дубовые рощи. И как только высыпали над головой яркие звёзды, окрестности словно накрылись непроницаемым для света пологом; но зато из рощ и лесов раздались громкие голоса ночных птиц — хорошо различимые на слух, наглые вскрики хищников, а потом — слабые стоны их жертв... Сливаясь затем воедино, они составили своеобразный тревожный хор, звучащий на обоих берегах Гарумны.
Лишь безучастно мигали с великой небесной выси звёзды, только человеческое сердце не могло быть равнодушно, оно впитывало в себя эту тревожность, отвечая на её проникновение гулкими ударами, раздававшимися в груди чаще обычного...
Галльские племена, населявшие берег океана, до сих пор никем не завоёвывались: ни римлянами, ни вестготами, ни вандалами, — они оставались свободными. Дело в том, что свои города и поселения эти галльские племена обыкновенно ставили на конце косы или на мысу, и к ним нельзя было подойти ни с суши, потому что два раза в сутки, через каждые двенадцать часов, наступал морской прилив — маскаре, ни с моря, так как при возникновении отлива корабли противника терпели большие повреждения на мели. Таким образом, то и другое затрудняло осаду городов и поселений.
Бывало и так, что противник сооружал плотины, которые отбивали волны, или возводил огромную насыпь вровень с городской стеной. Тогда местные жители пригоняли суда, которые имелись у них в изобилии, увозили все пожитки и укрывались в ближайших селениях. Там они снова оборонялись, пользуясь теми же выгодами своего местоположения.
Надо сказать, что их собственные корабли строились и снаряжались так, что намного превосходили вражеские: они были лучше приспособлены к местным условиям. Их киль делается несколько плоским, чтобы легче справляться с мелями и отливами, носы, а, равно, как и кормы, целиком мастерились из дуба. — Они выносили какие угодно удары волн; ребра внизу связывались прочными балками и скреплялись гвоздями в палец толщиной; якоря укреплялись не канатами, но железными цепями; вместо парусов на кораблях натягивалась грубая или же тонкая дублёная кожа, может быть, из-за недостатка льна и неумения употреблять его в дело, а ещё вероятнее потому, что полотняные паруса представлялись непрочными для того, чтобы выдерживать сильные бури и порывистые ветры океана.
Галльские суда также строились высокими, и вследствие этого их нелегко было обстреливать, по той же причине их не очень удобно и захватывать баграми. Наносить повреждения острыми носами при столкновении вражеские корабли тоже не могли — до того прочная была у тех судов обшивка. Сверх того, когда начинал свирепеть ветер, последние легче переносили в море бурю, а если их захватывал отлив, то они безопасно держались на мели и не боялись скал и рифов. Наоборот, все подобные неожиданности трагически оборачивались для кораблей противника.
Узнав, что плывёт Давитиак-предсказатель, многие жители берега океана высыпали из своих домов, чтобы поприветствовать его. Давитиак бывал у местных племён не раз, и их вождей он своими предсказаниями также не раз избавлял от некоторых непродуманных действий.
Не сразу, правда, пришлось Давитиаку уговорить вождей выслать подмогу Теодориху, и только то обстоятельство, что король вестготов при завоевании Аквитании обошёл берег океана стороной и даже не пытался его покорить, сыграло, пожалуй, главную роль — правители осимов, куриосолитов, эсубиев, аулерков, редонов и лексовиев после совместного совещания на лесной лунной поляне выделили по три корабля от каждого племени, на палубах которых можно было разместить около трёхсот человек. И вскоре судно Давитиака встало во главе двадцати одного корабля с разместившимися на них более двух тысяч вооружённых воинов.
Хорошо налаженная Фридерихом разведка, регулярная посылка гонцов к отцу, которые докладывали о каждой задержке римлян, вызванной умелыми наскоками конницы Эйриха, позволили королю вестготов и его сыновьям Торисмунду и Теодориху Второму своевременно занять господствующие высоты на холмах и ещё надёжнее укрепить крепостные стены Толосы, для чего на них подняли котлы со смолой, чтобы, если всё же случится штурм, лить её, раскалённую на огне, на головы неприятеля, и завезли заострённые с одного конца брёвна и тяжёлые камни для пролома вражеских «черепах» и выведения из строя осадных машин.
Король Теодорих, облачаясь во дворце в воинские доспехи, чтобы ехать к холмам, где тоже полным ходом шли оборонительные работы, велел позвать свою дочь. Вошла высокая статная Рустициана с чёрной повязкой на лице, закрывающей нос, а две массивные подвески, спускающиеся по обе стороны головы, прятали уши.
Король гордился тем, что он принадлежал к древнему роду Балтов; женщины из этого рода отличались высоким ростом и особенной статью, а мужчины обладали силой и умением сражаться с врагом. Наиболее типичным представителем Балтов являлся, по мнению отца, его сын, тёзка Теодорих, огненно-рыжий, горячий в любви и в битве. «Был я когда-то и сам такой», — с удовлетворением подумал король.
Но удручало его лишь то, что Теодорих был дерзок, любил делать всё по-своему и подчинялся королевским приказам явно с неохотой.
Рустициана вопросительно посмотрела на отца. И невольно вырвалось у неё из уст:
— Отец, ты такой красивый в боевом облачении!
Теодорих отвернулся, чтобы скрыть от несчастной дочери свою довольную улыбку... Потом взял руку Рустицианы, благодарно прижал её к своей груди, обнял дочь за гибкую, тонкую, словно лоза, талию:
— По нашему древнему обычаю женщины перед решительным сражением кидают жребий — кости. Если бы была жива твоя мать-королева, ей полагалось бы сделать это. Ты заменишь её. Выйди в комнату, кинь кости и скажи, что выпадет мне, отцу, и братьям твоим...
Рустициана вскоре вернулась очень взволнованная.
— Отец, я кидала три раза. Больше, как ты понимаешь, кидать нельзя... И все три раза жребий-кости становились на ребро, ничего не предвещая...
«Ладно, лучше неведение, чем заранее знать, что проиграешь», — подумал король, вскочил на коня и в сопровождении телохранителей умчался к холмам, дав указание коллегии городского сената, что и как делать, если враг прорвётся к крепостным стенам.