А напильничек-то, глядят ребята, чуть потолще иголки. Насечку на нём и не рассмотришь — глаза заслезятся.
Мальчики следят за руками инструментальщика. Ждут...
Однако бархатный напильник не успел опуститься в колодец.
Русакова окликнули.
По цеху быстро шёл человек в пиджаке и галстуке. В руках у него был свёрнутый в трубку чертёж. На ходу, кивком головы он здоровался с рабочими.
Не дойдя до верстака, круто остановился и подозвал Русакова.
Между ними завязался разговор. Но и к нам долетали беспокойные слова.
— В Индию ещё не отправили? — с удивлением сказал Русаков. — Вот так раз!
Вошедший загорячился:
— Да готова машина, совершенно готова! Но на испытании застопорилась. Пришлось забраковать одну из деталей. Совсем по-новому надо её сделать, вот, глядите! — И он развернул перед Русаковым чертёж.
Николай Николаевич заинтересовался чертежом, принялся его разглядывать.
Потом вздохнул и показал в сторону верстака:
— Но у меня ещё своя работа не закончена...
— Отложите! — перебил вошедший. — Сейчас самое главное для нас — отправить машину в Индию!
Русаков пожал плечами:
— Отложить, товарищ директор, недолго. Но ведь есть у нас инструментальщики и посвободнее меня. А я терпеть не могу оставлять работу незаконченной.
Директор завода перебил:
— И слышать не хочу! Никто, кроме вас. Штамп надо сделать за десять дней. Часа не могу прибавить!
Русаков даже попятился, изумлённый:
— Что вы... Такая сложная деталь... Нет, это невозможно.
— Не верю, — настаивал директор, — не верю. Для вас, Николай Николаевич, нет невозможного. Руки у вас золотые!
Тут я снял своих мальчиков с подставки. Шепнул им: «Николаю Николаевичу теперь не до нас...»
И мы ушли с завода.
Вот мы и дома.
Прошёл день — мальчики возвратились из школы.
И сразу ко мне:
— А что дядя Русаков? Так и оставил нашу плашку? А Индия — это важно?
Я порылся у себя в записной книжке.
— Вечером, — говорю, — узнаем, как у него дела. Вот его телефон.
Застал Русакова дома. Он отдыхал после работы, но всё же охотно взял трубку и на все мои вопросы ответил.
Про плашку сказал так: «После вас, в тот же вечер, доделал её и сдал куда следует. — Спасибо, — говорит, — Алёше и Саше, трудолюбивые ребята, всем интересуются. В их, — говорит, — компании мне и работалось веселее».
— А ещё что сказал Русаков? — заинтересовался Саша. — Отбился он от директора? Вот смешной! За десять дней чтоб... Я бы отбился...
— Нет, — говорю, — не отбился. Николай Николаевич думает немножко иначе, чем ты. Чертёж индийской детали он взял домой. Теперь сидит над ним и раздумывает, как бы невозможное сделать возможным...
Алёша захлопал в ладоши:
— Значит, за десять дней надеется!
Ещё день прошёл.
Наступил вечер. Саша и Алёша опять тянут меня к телефону.
Не хотелось мне беспокоить уставшего человека — да разве от мальчишек отвяжешься? Позвонил, узнал, что делается на заводе.
Объявляю ребятам:
— На десять дней Русаков не согласился.
Тут уже Саша обрадовался:
— Ага, по-моему выходит, по-моему! Там не десять, а, наверно, двадцать надо!
— Да, — снова говорю я, — на десять дней не согласился. Изучил чертёж и обнаружил, что штамп можно сделать быстрее, не за десять, а за девять дней с половиной.
Саша от удивления только рот разинул. Впрочем, и Алёша не сумел произнести ни слова.
Я продолжаю:
— Суть в том, что Николай Николаевич знает, что такое Индия. Бывал там как депутат Верховного Совета. Ведь наше Советское правительство крепит дружбу со всеми народами. Теперь послушайте, что нашего депутата там глубоко опечалило.
И я рассказал ребятам о бедах и несчастьях этой великой страны. В Индии плодородная земля. Щедрое солнце, яркое голубое небо. Но редко выпадает дождь. Из-за этого чуть не каждый год у крестьян гибнут посевы. Одно спасение: надо поднять воду из рек и пустить её ручейками на поля. А это под силу только крупным машинам...
— Значит, нужны электростанции! — подхватил мой рассказ Алёша. — И они обратились к нам, на завод «Электросила». Потому что в Индии знают, что мы им поможем... Всё ясно!
Вставил слово и Саша. Но у него свои мысли:
— А как, скажите, пожалуйста, Русаков убавил полдня? Даже непонятно. Спросить бы его по телефону.
— А разве я не сказал? Эх... — посетовал я на стариковскую забывчивость. — Николай Николаевич, — говорю,— пошёл на очень смелый шаг. Готовя штамп, инструментальщик — сами видели — то и дело заглядывает в чертёж. Казалось бы, пустяковая задержка в работе: минута-другая — есть о чём говорить! Но штамп для детали в индийскую машину особенно сложен, и — как подсчитал Русаков — на этих минутках за десять дней он потеряет полдня!
Нет, такого Николай Николаевич допустить не мог.
А как быть?
Заучить чертёж — иного не придумаешь. И слесарь-инструментальщик Русаков усилием воли заставил себя это сделать.
Был чертёж на листе бумаги: сложный — из густой сетки линий, со множеством цифр. Теперь чертёж как бы отпечатался в памяти Николая Николаевича.
Вечерок Русаков просидел над чертежом.
А утром, придя на завод, объявил:
— Десять дней мне не надо. Вырежу штамп за девять с половиной.
Это было утро вторника.
Потом наступил день, Алёша пришёл из школы — и сразу к календарю, который у нас на стене.
Постоял перед календарём, потоптался. Протягивает руку к листку:
— Уже можно сорвать?
— Что, — говорю, — за спешка? Вечером сорвёшь, как всегда.
А сам догадываюсь, что у мальчишки на уме. Хочется ему поскорее начать счёт заводским дням; но зачем же портить календарь?
Вечером пришёл Саша, и друзья, сорвав листок, припрятали его со словами:
— Первый день работы у Русакова кончился. Полезай, вторник, в коробку!
Но мальчикам не терпелось заглянуть и дальше в календарь.
Тесня друг друга лбами, они приподнимали листочки.
— Среда... четверг... пятница — это уже четыре дня. Суббота и воскресенье — выходные. Дальше — понедельник, опять вторник, среда...
Наконец отметили красным крестиком листок, на котором кончатся девять дней с половиной.
— Деда, мы его поздравим, правда?
— А подарки за это делают?
— Лучший, — отвечаю, — подарок для Николай Николаевича — это не мешать ему работать. И не беспокоить его, когда отдыхает... Согласны?
— Согласны, — сказали мальчики и потащили меня к телефону. Принялись уговаривать: — Ну, только ещё разочек... Ну, пожалуйста... И больше не будем звонить...
— Уговор?
— Уговор.
Оставалось взять трубку телефона.
Но то, что я услышал от Русакова, поразило меня.
— Что? Что?.. Ещё на день убавили — да мыслимо ли это? Ах, это уже станочники? Их заслуга?..
Николай Николаевич стал мне объяснять, что станочники, посоветовавшись с учёными, прибавили скорости станкам, кроме того... Но я уже его не слышал. Мешали мальчики. Словно ошалели от радости. Услышав про восемь с половиной, запрыгали, затопали, как козлы...
Так и не дали договорить по телефону.
А Николай Николаевич:
— Извините, некогда... Спешу!
— Куда же? — удивился я. — Сразу после работы, без отдыха, да ещё глядя на ночь?
А он, смеясь:
— Песни петь!
На этом телефонный разговор прервался.
Пришла и кончилась среда.
Мальчики сорвали ещё листок календаря.