— Конечно, — спокойно говорит она. — Лошади нередко обнаруживают больше здравого смысла, чем мужчины. Конь вернулся к реке на то место, где тебя бросил, и ты бы видел, какой у него был убитый вид — а все оттого, что не мог тебя отыскать. Потом отпустила свою лошадку домой, а сюда приехала на Капитане Кидде.

— Все ясно! — Безнадежно было понять эту девчонку. — Я самый лопоухий кролик во всех Соединенных Штатах!

— Не совсем, — возразила она. — Просто лошади способны отличать друзей от врагов, — и добавила, — чего, к сожалению, не скажешь о некоторых двуногих.

Ладно, довольно разговоров. Брекенридж, скорее выбирайся отсюда! Раскатай проклятую тюрьму по бревнышку, и мы ускачем в родные горы! Капитан ждет нас за той дубравой. В горах тебя в жизнь не поймают!

— Спасибо, Глория, но у меня нет сил, — устало ответил я. — Все они вытекли, как виски из простреленного кувшина. Разнеси я тюрьму — что в том проку? На мне печать позора, и человек я конченый. Родичи от меня отказались, друзья бросили в беде.

— Нет, не бросили! — воскликнула она. — Я не откажусь от тебя! Я буду рядом, хоть до Второго пришествия!

— Но даже отец считает меня вруном и вором! — От отчаяния я чуть не разревелся.

— Какое мне дело до того, что о тебе думают другие? Да будь ты хоть последним негодяем, я не брошу тебя! Или не веришь?

С минуту ничего не видел — глаза словно подернулись пеленой. Я ощупью добрался до окна, нашел ее руки, сжимавшие прутья решетки, и, едва сдерживая слезы, произнес:

— Глория, прямо не знаю, что сказать. Я был таким дураком, такое о тебе навыдумывал. А ты, оказывается…

— Забудем, — великодушно ответила она. — Пойми — если ты сейчас отсюда не выберешься, придется срочно что-нибудь придумывать в твое оправдание: чужаки — Харли, Джексон и Слейд рыщут по городу, заглядывают во все заведения и подбивают этих слабоумных из Рваного Уха тебя линчевать. Еще немного — и из города повалит толпа. Может быть, мне-то ты скажешь, куда дел золото из сумки Капитана? Я то знаю, что оно не краденое, но если б ты назвал место, думаю, это могло бы помочь.

Я замотал головой:

— Не могу. Даже тебе. Я обещал. Элкинс не может нарушить клятвы.

— Ха! — усмехнулась Глория. — А скажи-ка: это, часом, не чужак ли какой подсунул тебе золото вместе со слезной мольбой передать его голодающей жене с детишками, да еще взял с тебя слово обо всем молчать, потому, мол, что его жизнь в опасности?

Я прямо обалдел.

— Черт подери! А ты откуда знаешь? Подслушивала?

— Ага! Значит, так оно и было?! — Она даже запрыгала от радости. — Откуда, я знаю? Да потому что я знаю тебя, мой простодушный, мягкосердечный, гризли! Ну, видишь теперь, как ловко тебя провели? Все было подстроено. А дело, думаю, было так: сначала на тебя выходит Джадкинс и вовлекает в свой дурацкий поединок, чтобы ты упился до потери сознания и не смог потом доказать свое алиби. А пока ты спал, некто, с виду очень похожий на тебя, грабит дилижанс и, чтобы накалить страсти, стреляет в ногу старика Хэрригана. Затем этот парень, как уж там его зовут, через сообщника всучивает тебе золото с дилижанса и наводит на тебя шерифа.

От стольких мыслей сразу у меня даже голова разболелась.

— Похоже на правду, — неуверенно сказал я.

— Естественно! — говорит Глория. — Иначе и быть не могло! Все, что сейчас требуется, — это найти Джадкинса, мнимого хозяина золота и гнедого, что был под грабителем. Но самое главное — найти того негодяя, что затеял эту грязную игру и упрятал тебя за решетку.

— Проще сказать, чем сделать, — задумчиво ответил я. — Невада кишит джентльменами, которые с готовностью пожертвуют ухом, лишь бы мне досадить.

— Крупный мужчина, — как бы в раздумье продолжала Глория, — достаточно крупный, чтобы его приняли за тебя, с бритой головой и большим гнедым под седлом. Хм-м-м! Кто ненавидит тебя так, что готов на любую подлость, и в то же время достаточно хитер, чтобы подстроить такую ловушку.

И тут из-за угла с дробовиком под мышкой появляется Дикий Билл Донован.

— Уж больно ты заболталась, крошка, — сказал он. — Лучше тебе уйти. Шум в городе усиливается, и я не удивлюсь, если к тюрьме скоро заявится толпа возмущенных горожан с пеньковым галстуком для твоего дружка.

— Бьюсь об заклад, ты здорово рискуешь, если намерен защищать его, — криво усмехнулась Глория.

Билл рассмеялся, снял шляпу и ладонями разгладил черные волосы.

— А я и не думаю проливать свою драгоценную кровь ради какого-то паленого грабителя дилижансов, — сказал он. — Однако твоя мордашка мне нравится. Вот только никак не пойму: зачем тебе попусту тратить время с этим висельником, когда рядом стоит настоящий джентльмен? Ты посмотри на это чудо с репой заместо головы! И нет ни малейшей надежды, что на этой репе когда-нибудь вырастут волосы — до той поры его просто вздернут. И почему бы тебе не остановить свой выбор на достойном, красивом парне, у которого, как и положено, имеется отличная черная шевелюра? Вот как у меня, например.

— Элкинс опалил волосы, спасая из огня человека — запальчиво ответила Глория. — Он сделал то, чего никто и никогда не скажет о тебе, волосатая ты обезьяна!

— Ха-ха-ха! — оскалил зубы Билл. — А девчонка-то с характером! Но ничего, мне такие даже больше нравятся.

— Может быть, я понравлюсь тебе еще больше, если скажу, что нашла гнедого, на котором ты разъезжал прошлой ночью?

Он вздрогнул, как подстреленный, и выпалил:

— Врешь! Там место надежное, никто и не… — но вдруг осекся. Глория аж взвизгнула от восторга.

— Ага! Попался! — И не успел Дикий Билл опомниться, как Глория, вцепилась в его смоляные лохмы, дернула, и в ее цепких пальчиках остался Биллов скальп! Во как! В лунном свете засияла лысая макушка — в точности как моя!

— Так и знала — парик! Значит, это ты ограбил дилижанс! Ты нарочно обрил голову, чтобы походить на Брекенриджа.

Донован схватил ее и, зажимая рот, заорал:

— Джой! Том! Бак!

При виде Глории, бьющейся в когтях бандита, я мигом, пришел в себя.

Словно гнилые нитки, разорвал цепь наручников, ухватился за решетку и вырвал ее с мясом. Косяки, куда были вставлены, концы прутьев, разлетелись в щепки.

Круша все на своем пути, я полез в окно, как медведь из курятника. Донован выпустил Глорию и вскинул было винчестер, да только девушка вцепилась в ствол и повисла на нем всем телом, так что тот не смог даже его приподнять.

В тот момент, когда мои ноги коснулись земли, из-за угла гурьбой выбежали приятели Донована.

Они так удивились, увидев меня снаружи, полного сил, с ясным взором что не сумели ни остановиться вовремя, ни увернуться. Я распахнул руки, и вся тройка попалась, точно рыба в сети. Я любовно прижал их к широкой груди, и вы бы слышали, как затрещали, как захрустели их кости! Обнял-то я их оптом, а расшвырял всех по одному и в разные стороны. Двое ударились черепушками о тюремную постройку, а третий сломал копчик о торчащий на опушке пенек.

Видя такое дело, Донован выпустил ружье и зайцем помчался к лесу. Вскочив на ноги, Глория, выстрелила ему в спину, но Билл успел удрать так далеко, что дробины лишь слегка расковыряли ему шкуру. Из-за деревьев донесся протяжный вой. Я было кинулся следом, но Глория схватила меня за руку.

— Он бежит к своей припрятанной лошади! — тяжело дыша, выпалила она. — Скорей — на Капитана Кидда! Теперь его догонишь только верхом!

«Бах!» — раздался в чаще выстрел, а вслед за ним — яростный вопль Дикого Билла:

— Не стреляй, скотина! Я не Элкинс! Атас! Смываемся!

— А как же я?! — заорал кто-то еще — должно быть, приятель Донована, подстерегавший меня в засаде. — Моя лошадь привязана по ту сторону тюрьмы!

Постой, я сяду за седлом!

— Пошел прочь! — рявкнул Донован. — Мой Делавар не вывезет двоих! — Затем последовало «бац!» — похоже, удар кольтом по голове. — Это тебе плата за удачный выстрел, чертов придурок! — и дальше только удаляющийся треск кустов и сучьев.