Прентисс поднес телефон к уху.

— В новостях, — просто сказал он и повесил трубку.

***

Кулак Мака впечатался в стену и вломился в нее.

— Мак! — закричал Бен.

Они были в офисе Бена, когда поступил звонок. Мак так крепко стиснул трубку, что думал, что она сломается в его руке. Он едва не швырнул ее на пол, и даже теперь она болталась на витом проводе. Стену от стола разделял всего один шаг.

Мак посмотрел на дыру, в которой исчезло его запястье. Пыль штукатурки взвилась облачком и осела на черном рукаве его пиджака. Ощущения боли не было. Более того, Мак подавлял желание выдернуть кулак обратно и сделать это еще раз.

Он ощутил на плече руку Бена.

— Убери, — прорычал Мак сквозь стиснутые зубы. — Свою. Руку.

Глава 6

Изабель проснулась от боли — но не боли от видения. Вместо этого, она чувствовала себя измученной. Ее руки ныли и затекли, запястья и лодыжки болели от синяков. Она открыла глаза, чтобы посмотреть на руки, и поняла, что вокруг темно. Она взглянула на пустой стул рядом с кроватью, и ее омыло облегчением. Хамелеон ушел.

За решетками двери ее тюремной камеры находился коридор с окнами высоко под потолком. Лишь приглушенный лунный свет пробивался через запачканное стекло, но ее глаза постепенно начинали различать детали. Огромная трафаретная надпись «А35» виднелась на противоположной стене. Изабель лежала на чем-то жестком, прикрепленном к металлической стене двумя огромными цепями. Наручники были продеты через огромные звенья цепи, и Изабель видела на своих запястьях не только синяки, но и порезы.

У задней стены находился небольшой писсуар, но в остальном комната была пуста, если не считать металлического стула с разодранной пластиковой обивкой. Это напомнило ей о госпитале Линда Виста — ветхий, темный, грязный и заброшенный. Изабель задрожала, когда перед глазами встали непрошеные образы операционной и обескровленного тела Анджелы.

— О Боже, — прошептала она, зажмуривая глаза.

Вот как я умру?

Горячие слезы собрались под закрытыми веками и начали катиться по ее щекам к ушам. Боль Эсме и пропитанный кровью ковер в церковном подвале стали до ужаса живыми и реальными.

Я окажусь в центре нового ужасного места преступления?

Но тут Изабель подумала о Маке, и ее глаза резко распахнулись.

— Нет, — прошептала она.

Прямо сейчас Мак ищет меня. Он делает все, что в человеческих силах.

Она могла представить его, работающего с сержантом Диксоном и Беном. Он не остановится. Он не станет спать. Образ его лица, мрачного и собранного, каким он был в офисе Бена, встал перед ее глазами. И хоть раньше ее это пугало, сейчас Изабель нашла этот образ на удивление успокаивающим.

Если кто и найдет меня, то это Мак.

Но Маку нужно было время. Она осмотрела тюремную камеру — так похоже на Линда Виста, и в то же время нет.

Мне нужно время.

Чего бы это ни стоило, она должна задержать Хамелеона. Она уставилась на стул, на котором он сидел.

Или задержать его, или умереть.

— Поторопись, Мак, — прошептала Изабель.

***

Мак стоял в центре гостиной Изабель в латексных перчатках. Кэмден Гоулд, ночной ведущий новостей на KTLA, осветил историю о последнем похищении Хамелеона. Фотография Изабель из предыдущего эфира и новая ориентировка Хамелеона мелькали на экране. Учитывая три похищения и одно брутальное убийство, к утру город накроет паника. Давление оказывалось со стороны каждого правоохранительного агентства в Лос-Анджелесе, со стороны Куантико и даже Вашингтона.

Но не существовало такого давления, которому Мак уже не подверг себя. В этот самый момент Изабель находилась где-то там совсем одна, как остальные жертвы. Хамелеон, несомненно, смотрел новости.

— Изабель, — пробормотал Мак.

Он подвел ее.

Точно так же, как он подвел Линн.

Латексные перчатки издали тихий скрип, когда он сжал руки в кулаки.

Линн умерла, потому что он позволил своим чувствам к ней затмить его рассудок. Она была ключевой свидетельницей в деле против русского синдиката убийц, он использовал ее знания, чтобы помочь обвинению выстроить дело. Он профилировал обвиняемого, опираясь на показания Линн.

Но они влюбились, и даже сейчас ее смерть являлась зияющей раной, которая никогда не заживет. Он никогда не узнает, что могло бы быть — никогда не узнает, мог ли он ее спасти. Мафия сумела добраться до нее даже под охраной. В то время Бен сказал ему, что Мак не смог бы ничего поделать.

Но профайлер должен был это предвидеть.

— Я должен был предвидеть и это, — прошептал он, глядя в сторону закрытой входной двери, дивана и коридора, который вел в спальню.

Но Изабель стала для него наркотиком, сначала — дорожкой, уводившей прочь от боли и одиночества, а потом — всепоглощающей зависимостью.

Направившись в спальню, Мак снял пиджак и галстук, натягивая перчатки для осмотра. Он включил свет в спальне, бросил пиджак с галстуком на кровать и закатал рукава.

Изабель еще не потеряна.

Несмотря на то, что связь между Хамелеоном и Изабель происходила из дела Эсме, виктимология диктовала, что Маку предстояло сделать свою работу. Он должен был составить профиль на Изабель.

Понимание жертвы вело к пониманию преступника.

Мак подошел к небольшой гардеробной и дернул за длинный шнурок, включавший лампочку под потолком.

Одежда и туфли Изабель были тщательно организованы. Мак позволил руке скользнуть по ряду платьев, некоторые из которых были ему знакомы. Сегодня она надела его любимое, зеленое. Вот почему он купил ей зеленые перчатки. Но в данный момент его интересовала не одежда. Хоть Маку было известно, что она не вела дневника или ежедневника — насколько он знал по своим непродолжительным визитам — здесь могли находиться другие улики.

На полке над одеждой лежало несколько сумок, серая фетровая шляпа, соломенная шляпка от солнца и рулоны оберточной бумаги. Обычный набор предметов, которые редко используются и так же редко приносят пользу. Мак присел, чтобы посмотреть, что находится рядом с обувью — обувная коробка с пометкой «фото».

Вот это уже ближе к делу.

С самого начала Мак заметил, что Изабель не развешивала фотографии по квартире. Он снял крышку и положил ее на пол. Бумажные пакеты с фотографиями и негативами были неровно сложены в две стопки. Он открыл один из пакетов сверху и быстро просмотрел содержимое. С легким уколом вины Мак пролистал фотографии какого-то мужчины, позировавшего у перил на фоне знака Голливуд. Мак задержался на кадре, где Изабель и этот мужчина были вместе — их головы прижимались друг к другу, они улыбались и фотографировали сами себя. Темноволосый и синеглазый, он не настолько походил на Мака, как Изабель походила на Линн, но определенное сходство имелось.

Мак невольно улыбнулся, глядя на счастливое лицо Изабель. Он перевернул фотографию. Она была напечатана почти три года назад. Мак убрал ее обратно и открыл следующий пакет. Серии фотографий с дней рождения с друзьями, визитов в ресторан, Диснейленд, и время от времени там промелькивал мужчина из первой стопки. Но отложив эту стопку в сторону, Мак проигнорировал все фото из второй стопки и перешел сразу к дну стопки — месту, где обычно находились самые важные фотографии.

Открыв пожелтевшую картонную папку, Мак осознал, что смотрит на семейные фотографии. Изабель — еще маленькая девочка с мужчиной, который, должно быть, был ее отцом, стояла перед ступенями, ведущими к многоквартирному дому. Он держал ее за голую руку, и Мак невольно залюбовался. Но матери не было. Ни сестер, ни братьев. Мак быстро просмотрел остаток фотографий. Старшие классы — без перчаток. Колледж — с перчатками. Молодой человек, который, видимо, был бойфрендом, Изабель смотрела на него, тогда как он сам смотрел в камеру. Из этого состояла большая часть фотографий.