— Да, в случае необходимости наши люди вырежут всех, кто имеет приоритетные права на трон обоих Динов. И купят этим спокойствие земель Амлаут.

Поднимаюсь на ноги, делаю небольшой круг. Вы так сильны, вы так уверены в себе. Вот только и дор Харт и маркиз Амлаут понимают, прошло то время когда все можно было решить силой. Оттого и ввязывается Ковен во все интриги, плетет свою сеть, пытаясь стать центром на границе двух государств.

— Резни допустить нельзя, — ведь ты именно это хочешь услышать, моя заклятая подруга.

Есть еще не решенные дела, и я начинаю искать свою поясную сумочку. Повторяю свой вчерашний путь, опускаюсь на колени, возле прохода в спальню. От воспоминания о том, как прижимал меня к себе Чумной жаром опаляет щеки.

— Ты там плакать собралась? — едко интересуется Терцис.

— Да, репетирую перед вселенскими похоронами, — огрызаюсь я, и выпрямляюсь.

Переворачиваю сумочку над столешницей, и мои скромные пожитки дождем летят, ударяясь о полированную поверхность. И среди знакомых вещиц лежит янтарная безделушка на витом шнурке. Терцис хохочет, запрокидывая голову:

— А суть-то твоя прежняя, верно? Только ухажера сменила. Когда успела только, говорят ты трупом лежала. Или это Чума тебе пишет? Всегда было интересно что этот трус под маской прячет.

— Завидуешь? — хрипло спрашиваю я. Пальцы живут своей жизнью, надавливают, проворачивают и вот в моих руках крохотный клочок бумаги. Плотной, дорогой бумаги. Что за дилетант ее выбирал? Для таких тайничков лучше использовать газетные заготовки, они мягче и тоньше, послание выходит большим. А здесь едва-едва две строчки цифр и букв влезли. Лидда бесцеремонно выхватывает записку, пробегает взглядом и насторожено хмуриться.

— От кого?

— От полюбовника, — огрызаюсь, и мегера смягчается.

— Прости, ты выпила немало мой крови. Это шифр, довольно распространенный, много лет назад так шифровали послания наши бойцы. После был выведен иной способ, и этот постепенно получил распространение в массах. Кто?

— Чумной Лекарь.

— Братишка должен об этом узнать, — Лидда поднялась, оправила юбки и направилась к двери.

— Что там написано?

— Ты думаешь, я владею этим шифром? — легко соврала миледи Терцис. Она даже не попыталась придать своим словам достоверность, просто отмахнулась от меня. А я пожала плечами, если я правильно поняла, о чем написано в шифре, без меня ничего не произойдет.

Цифры на листке можно прочесть общеизвестным способом. А можно тем, что придумал мой друг. Друг которого я сильно обидела. Не помню, чем, или как его зовут. Может ли Чумной оказаться тем другом? Не знаю. Вот только там и предупреждение и координаты. Он рассчитал двойной шифр, читая одним способом ты получаешь координаты, вторым, короткое сообщение. «Никому не верь. Держись. Я с тобой». Значит, простил? Значит, я не одна? Или крючок для глупой и голодной рыбки?

Глава 5

Вестник настиг меня рядом с конюшней. Привязав к длинной ветке ленту, я играла с пятнистой кошкой, в ожидании пока Сабия принесет лимонад. Серебристая птица окруженная тонким барьером замерла у левой руки. Нежно касаюсь «клюва» и звучит раскатистый голос:

— Я всюду искал тебя. Свяжись со мной.

Я вплела пальцы в косу. Кошка требовательно уцепилась когтями за подол, и я пихнула ее в сторону носком туфли. Сердце колотилось, я оттерла вспотевшие ладони о юбку.

— Миледи! А вот и я. Леди Терцис сказала вам на кухню не ходить. А правда, что вы компот через дуршлаг в помои слили?

Отрицательно качаю головой, чувствуя, как покалывает скулы от прилившей к ним крови. Кто мог подумать, что то коричневое месиво — компот?

— Вот значит, соврала? Ну и ладно, а я однажды в уже готовую блинную смесь тухлые яйца влила, а это была последняя мука, детям на перелом года блинов напечь хотели. Меня не ругали, — Сабия нахмурилась, — я сама плакала.

Последняя мука. Для меня это что-то непонятное. Как мука может быть последней, на же всегда есть?

— А мужчин нынче в крепости нет, — Сабия присаживается и начинает отцеплять от моей юбки зацепившуюся когтями кошку. — Потащили мелких в лес, будут учить охоте. И пугать. Оно и правильно, это ж ведь надо было додуматься. А все пришлые, подначили. Наши-то отцовскими ремнями ученые.

Я радуюсь тому, что Сабия умеет читать. Пусть голос ко мне и вернулся, но я все еще ношу с собой вощеную дощечку. Берегу горло — одну фразу из трех записываю. И пусть это смешно, но я слишком боюсь остаться немой чтобы игнорировать советы целителя.

Необходимо занять свой день. Иначе глухая обида, непонимание, злость и Проклятые Духи знают, что и кто съедят меня изнутри.

Даже от забранной записки не так больно, как от молчания. Неужели он не мог мне сказать? Я бы успела хоть что-нибудь. Попрощаться, вымолить позволение увидеться с родителями.

От горечи першит в горле и я пью внеочередной фиал масла. Сабия заглядывает в глаза, улыбается и тараторит, рассказывая бесконечные истории про свою товарку Нидду.

В пристройке, рядом с кухней, собрались все наличные дамы. Рассевшись перед мешками они споро перебирали зерно, перемывая косточки мужьям.

— Доброго дня, Игрейн, — Лидда кивнула мне в угол, — можешь присоединиться.

Занятие было бы довольно нудным. Но мне пришло в голову посмотреть на зерно с точки зрения колдуньи. Так и вышло, порченые зернышки в магическом зрении выглядели черными, а цельные — белыми. Прищурив глаза и выпрямив спину я левитацией подхватывала черные точки и отбрасывала в стоящую на полу плошку. Это занятие настолько увлекло меня, что я даже не заметила наступившей тишины.

— Игрейн, — Лидда тронула меня за локоть, и я едва удержала концентрацию. Вскидываю на нее глаза. — Мы не используем магию для работы.

«Почему?» стило легко царапает воск.

— Потому что, — Терцис прикусывает губу, — это закрытая информация.

«Я — могу, чужая». В трех словах выразить и горечь и спокойствие.

— Да, верно. Ты молодец.

На свежем воздухе был накрыт стол. Вообще в землях маркизата Амлаут время тянулось подобно патоке. Лениво, тягуче, затягивая в свой неспешный ход каждого, кто имел неосторожность появиться здесь. Степенные беседы дам о зерне и видах на урожай. И малиновое варенье, с травами, от простуды, следует сварить побольше — денег нет, значит зима будет холодной. Не вырубать же лес, из-за того что нет денег на горючие камни?

Напившись с женами бойцов чая, я вышла в сад. Солнце клонилось к земле, и мне нестерпимо хотелось немного почитать перед беспокойным сном.

Прохладный, вечерний ветерок приносил с собой дивные ароматы цветущих яблонь. Не назойливый, едва ощутимый запах умиротворял. Трижды перечитанная баллада вызывала усмешку, как и каракули на краях — Сабия зачитывала особенно удавшиеся комментарии слугам. Что принесло ей особую популярность и псов отправляли кормить Нидду. Девушку непорядочную и склонную к жестоким шуткам. Это если верить Сабии.

Сама Сабия готова была на меня молиться. Это было заметно по тому, как она ежеутренне изобретала на моей голове новую прическу, укутывала на улице в теплый, овечий плед. И по три раза за ночь будила меня, задыхающуюся от слез.

— Вы хорошая, понимающая. Не требуете, чтобы я у двери стояла, или еще какую глупость. Вот вы своим делом заняты, и я своим, приданое собираю. Мне-то неоткуда добра к свадьбе ждать — мамка старенькая совсем, шить-вышивать не может. Не голодранкой же мне идти? А шнурок ваш, для лорда Терциса младшего я подправила, кривеньким он так и остался, но на волосах заметно не будет.

Примерно так, утром, мне ответствовала служанка, на вопрос отчего она так обо мне заботиться. А шнурок мы упаковали в бумаги и Сабия отнесла его Гераду, с моим письмом внутри.

— Приятный вечер, миледи.

Маркиз как забытый медяк — перестала искать и он нашелся. Вчитываюсь в опостылевшие строки, стараясь прочувствовать собственное понимание слова «предательство». Юная дева так патетично вещает уже третий лист подряд о том, как ее предали, что и я и рыцарь потеряли нить претензий.