В дверь тихо постучали.

— Да?

— Мистер Брайан, это Лора.

— Войди.

Лора вошла в комнату.

— Мистер Брайан, миссис Элизабет просила передать, чтобы вы на обед остались дома. Она сказала, что это важно.

— Хорошо, спасибо, Лора!

— Мисс Мария уже знает, что нужно остаться.

Лора вышла из комнаты.

Брайан задумался. Давно уже родители не просили их остаться на обед или ужин. В душе зародилось нехорошее предчувствие, но Брайан отогнал его.

* * *

К обеду Брайан спустился вниз и прошел в столовую, там никого не оказалось.

— Мистер Брайан, извините, — к нему подошла Лора. — Я забыла вам сказать, что миссис Лоуренс велела подать обед в библиотеку.

— В библиотеку? — удивился он.

— Мистеру Лоуренсу там нравится больше, день жаркий, а там прохладно.

— Понятно, — пробормотал Брайан.

— Мисс Мария уже все знает.

— Хорошо.

Лора сняла фартук и пошла на кухню.

— Лора, а ты куда?

— Миссис Лоуренс меня отпустила до вечера.

К ним подошла Элизабет.

— Привет, мам!

— Привет! — улыбнулась Лиз. — Пока, Лора!

— До свидания, миссис Элизабет.

Лора ушла.

— Где Мария? — спросила Лиз.

— Сейчас спустится.

— Пойдем в библиотеку, — улыбнулась Элизабет.

— А за столом ты подавать будешь? — язвительно спросил Брайан. Его насторожило, что Лора ушла, да и Энтони нигде не было видно.

В библиотеке был накрыт стол. Роберт поздоровался с сыном и сел на свое место — во главе стола.

— Сейчас придет Мария, — сообщила Лиз. — Садись, — кивнула она сыну.

Брайан сел по левую руку от отца. Элизабет тоже заняла свое место. Все ждали Марию.

Мария лихорадочно дописывала отрывок. Она знала, что если сейчас прервется, потом не сможет записать именно так. Память еще может ухватить суть, но изящная формулировка будет утеряна. Спрятав тетрадь, девушка накинула рубашку и спустилась вниз. Все были в сборе. Мария заняла свое место за столом и вопросительно уставилась на родителей.

— Можем начинать обед, — улыбнулась Лиз.

Брайан взглянул на сестру и перевел взгляд на мать. Его настораживала ее веселость, сочетающаяся с напряжением.

Все приступили к еде. На некоторое время воцарилось тяжелое молчание.

— Я должен вам кое-что сообщить, — начал Роберт. — Я тяжело болен, — прямо начал он, без всяких лирических отступлений. — И не факт, что поправлюсь, хотя я и лечусь. Усиленно лечусь, но я уже не молод, так что… — Он замолчал и оглядел семью. Лиз поджав губы, смотрела прямо перед собой. Брайан и Мария смотрели на него.

— И как давно ты усиленно лечишься? — спросил Брайан.

— Несколько месяцев, — неопределенно ответил Роберт.

— И ты скрывал от нас это? Почему?

— Не хотел тревожить. И вы никому не должны говорить о том, что я болен. Ни к чему сплетни.

Брайан не знал больше, что сказать. Его переполняли обида и отчаяние. Отец вдруг показался ему каким-то чужим, он ведь и, правда мало времени проводил с ним, и можно сказать, что отец и сын не знают друг друга. И вот отец скоро может умереть и все. Он должен снять маску перед отцом, чтобы тот был спокоен. Брайан посмотрел на Марию.

Если бы Марии кто-то влепил пощечину, она и то не опешила бы настолько. Ничего не видя перед собой, она сидела за столом с совершенно отсутствующим выражением лица. Казалось, что все, что было и есть в ее жизни сузилось до короткой мысли «папа может умереть». Она знала, где-то на уровне подсознания, что потом мыслей в голове закрутится целый калейдоскоп, но сейчас мысль была одна. «Папа может умереть». Она не заостряла внимания на том, что им с Брайаном не сказали об этом раньше, не думала о брате вообще. И одна только мысль нарывом, воспалением жгла мозг. Папа может умереть.

Для Брайана отец всегда был олицетворением силы и надежности. И сейчас он медленно осознавал, что отец умирает и что-то умирает в их самих. Но это можно остановить. Брайан вдруг преисполнился уверенностью, что папа обязательно поправится. Роберт Лоуренс не может не выздороветь. Папа всегда со всем справлялся и сейчас тоже справится.

— Мария? — тихо позвал он, бледную и напуганную сестру. Он никогда не видел страх и растерянность в глазах сестры.

Прошло почти две минуты, прежде чем Мария до конца осознала и приняла звук голоса брата, звавшего ее. От обилия нахлынувших мыслей она чуть не потеряла сознание. Кровь пошла носом, но девушка этого даже не заметила. На небесно-голубой рубашке появились алые капли. Мария на миг зажмурилась, а после подняла глаза на отца. Новый взгляд ее был долгим и тяжелым. Похолодевшей дрожащей рукой она на ощупь нашла ладонь Брайана и, по-прежнему, молча вышла из кабинета, буквально выволакивая за собой брата.

Лиз и Роберт вскочили и хотели подойти к Марии, но Брайан жестом их остановил. Родители выглядели виноватыми.

— Мы еще вернемся к этой теме, — сказал Брайан, уходя с Марией из библиотеки. Он не знал, вернутся они в библиотеку сию же минуту, или выйдут только к ужину. Есть Брайану совершенно не хотелось, да и Марии тоже.

— Тебе нужно лечь, — сказал он, уводя сестру в комнату.

— Ошибаешься, Брайан, мне надо выпить! И тебе, пожалуй, не помешает.

— Подожди.

Он вышел из комнаты и вернулся через минуту с двумя бокалами и бутылкой виски.

— Больше у меня нет ничего, а вниз за вином не пойду. Сама знаешь почему.

Мария взяла бутылку из рук брата, уселась на пол и приложилась к горлышку. На мгновение Брайан удивленно поднял брови. И сел на пол рядом с сестрой. Мария сморщившись от крепости виски, протянула бутылку брату.

— Легче стало? — спросил он. Брайан тоже отпил из бутылки. Алкоголь теплом разлился по телу. Прикончат бутылку, и будет на все наплевать, мозг затуманится.

Внизу в библиотеке молча сидели Элизабет и Роберт. Они не знали о чем говорить. Они слышали, как дети поднялись наверх.

Молчаливое сидение за столом их не смущало и не давило на психику. Роберт был рад, что Лиз молчит. Лиз была рада, что Роберт не пошел наверх за детьми.

Мария понимала, что напиваться — не выход. Ей хотелось временной анестезии, забыться, чувствовать наутро апатию и пустоту.

— Это не честно! — сквозь зубы процедила она, — почему они не сказали нам сразу? Зачем было ТАК нам врать?! Нацепили маски благополучия и все хорошо! Всегда эти ебанные маски! — она редко использовала «крепкие» выражения. Алкоголь многократно усиливал ее злобу и отчаяние. Она знала, что Брайан не осудит.

— Не честно, — согласился Брайан. — Они не понимают, что мы уже не дети. И эти гребанные правила… неписаные правила этого чокнутого мира. Кому нужно это все, если… — Он замолчал и отпил виски. Знал, что Мария и так все поняла.

— Я устала, Брай! — так она называла брата редко, но знала, что он не против, — давай выпьем еще немного и пойдем спать! Не хочу утреннего похмелья и виноватых родительских лиц. Тошно. Тошно и противно!

— Согласен, — ответил он, передавая сестре бутылку. Утром он сам поговорит с отцом. Постарается его понять. Он нахмурился, вспоминая, не вошло ли это в привычку — понимать все, что хотят скрыть или напротив, открыть родители. Мозг отказывался думать. Брайан резко мотнул головой и взял у Марии выпивку. Сделав большой глоток, он закрутил крышку и поставил бутылку к стене.

— Ну что? Спокойной ночи?

— Пока! — Мария обессилено откинулась на спину, — не хочу идти в кровать!

Брайан подхватил Марию и перенес на кровать, укрыв пледом, он еще раз пожелал ей спокойной ночи и вышел из комнаты. «Спокойная ночь» — после обеда. Именно так. Они не выйдут до утра из своих маленьких убежищ. Наступила ночь, в их сознании и в доме, несмотря на свет солнца за окном.

Мария устало улыбнулась брату. Хорошо, когда мужчина понимает намеки! Алкоголь сделал свое дело — глаза нещадно слипались. Буквально через минуту Мария уже забылась тревожным, некрепким сном.

Брайан прошел в свою комнату, не раздеваясь, лег на кровать. Некоторое время он смотрел в потолок — в голове, словно кадры из кинофильма мелькали воспоминания, сцены из жизни.