— На хрена попу гармонь? — сказал Ручьев. — Пусть его Катрич и везет куда надо.

— Куда надо повезешь ты. А принять Крысу как положено тебя все равно заставят. На месте будет следователь прокуратуры Рыжов.

— И что дальше?

— Дальше Крысу надо сделать. Тихо и чисто.

— Ну нет, товарищ майор. — Ручьев упрямо набычился. — Просто за так я никого делать не буду.

— Будешь!

— Нет.

Ручьев стоял не шевелясь и глядел поверх головы шефа на стену, где был распят бело-сине-красный российский флаг — новая мода чиновных учреждений. Стоял и всем видом показывал, что гнев шефа ему до фонаря, кричи не кричи — не проберешь.

— Хорошо, сколько ты хочешь? — спросил Кольцов. — Только не зарывайся.

— Я?! Хочу? Да нисколько. Это вы все хотите, а чего — я понять не могу.

— Ладно. — Кольцов сбавил тон. — Саддам просит Крысу убрать. Сделаешь, получишь два «лимона». Этот тип, — Кольцов пошевелил пальцами, — полудохлый. Тебе раз плюнуть…

— Когда ехать? — спросил Ручьев.

— Сейчас.

— Не могу. Мне нужно часа полтора, чтобы все приготовить.

— Валяй готовь. Только не тяни…

Принимая Крысу у Катрича, Ручьев оглядел его с головы до ног.

— Чо это он у вас весь мокрый?

Катрич состроил невинную физиономию.

— Такой человек. Говорит, не могу жить, если нет воды. Всю ночь плавал в ванне.

— Давай шевелись! — Ручьев толкнул Крысу в загривок с такой силой, что тот еле устоял на ногах.

Катрич засмеялся.

— Смотри не убей. Он ко всему хилый.

— Пусть терпит, падла. — Ручьев сделал замах правой, словно хотел врезать Крысе по голове. — Я бы его своими руками задушил. Ну, шагай!

Они подошли к машине.

— Залезай! — Ручьев зло подтолкнул Крысу внутрь «воронка». Закрыл дверь снаружи. Подергал ручку, проверяя надежность запора. Подошел к кабине, сел за руль. День был светлый, радостный. Солнце не жарило, а приятно согревало землю. Воздух, промытый ночным дождем, был прозрачен и чист. Асфальт блестел как стеклянный. Плюгавенький арестант своим видом не внушал опасений: возьми за горло, и дело сделано. Все это радовало, и мысль о двух миллионах рублей приятно грела душу.

Когда машина тронулась. Ручьев повернул голову к Крысе.

— Тебе привет от Саддама.

Крыса промолчал. Он слишком хорошо знал милицейские штучки, чтобы на них покупаться. Больше того, будь привет действительно от Саддама, то после провала он таит в себе не доброжелательность, а угрозу. Это приходилось учитывать в первую очередь.

Ручьев принял молчание Крысы за должное и стал объяснять ему свой план:

— Сейчас я тебя везу в затон. Там у меня моторка. Довезу до Константиновской и отпущу. Рви когти на все четыре стороны. Ни денег, ни ксивы у меня для тебя нет. Все вышло так неожиданно: некогда было приготовить. Но ты обойдешься. Благодари хотя бы за то, что сделано.

К реке они подъехали быстро.

Вниз к воде вела длинная лестница с промежуточными площадками между маршами. С высокого берега открывался прекрасный вид на низменное заречье. До самого горизонта, насколько охватывал взор, в зелени садов за полосой пляжей, высились белые многоэтажные здания нового микрорайона. В парке культуры и отдыха застыло огромное, но отсюда казавшееся игрушечным колесо обозрения. Еще дальше, затянутые сизоватой дымкой, тянулись зеленые луга. Все вокруг дышало покоем и умиротворением. Под лестницей виднелся затон, забитый моторными лодками и катерами. Здесь парковался маломерный водный транспорт горожан.

— Пойдешь впереди, — сказал Ручьев. Крыса кивнул.

Стуча ногами по скрипучим, изрядно потертым ступеням, засеменил вниз. У входа на территорию затона Ручьев приветливо махнул рукой вахтенным сторожам маломерного флота. Они сидели и покуривали возле своей будки со смотровой вышкой над крышей. Два лохматых внушительных барбоса лежали рядом со сторожами. Они даже не подняли голов, когда Ручьев и Крыса проходили мимо.

По узкому дощатому пирсу Ручьев прошел к моторке. Гремя цепью, открыл замок.

— Полезай, — приказал он Крысе, — я схожу в сарай, возьму канистру.

Крыса забрался в лодку, сел на банку. Пока Ручьев ходил за горючим, он осмотрел суденышко. Под грязным куском брезента обнаружил бетонную чушку. К загнутому пруту арматуры одним браслетом были прикреплены наручники. Второй свободный браслет лежал на дне катера. Нехорошее подозрение шевельнулось в уме. Что-что, а просчитывать чужие ходы Крыса умел. Сооружение с наручниками слишком уж походило на грузило, а зачем оно рыбаку в моторке?

Обшарив суденышко. Крыса под кокпитом обнаружил небольшой инструментальный ящик. Вынул из него и положил под свою банку молоток и стамеску — на всякий случай.

Ручьев, вернувшийся с канистрой, загремел цепью, выдергивая ее из кольца на пирсе. Работая веслом, осторожно вывел суденышко из затона на чистую воду. Запустил движок.

Лодка рванулась и понеслась вверх по течению, оставляя за собой пенный след. Навстречу им двигалась огромная баржа с ржавыми бортами. Моторку несколько раз качнуло на волне, поднятой тяжелым судном.

Они отошли от города километров на пять. Берега были пустынны. С юга, догоняя их, двигалась тяжелая черная туча. Ждать дольше причин не было, и Крыса принял решение действовать.

Сжав молоток за спиной, он неожиданно вскинул левую руку и крикнул Ручьеву:

— Смотри, что это?!

Ручьев порывисто обернулся, удар молотка пришелся ему по затылку. Тяжелое тело свалилось на бок и едва не рухнуло за борт. Крыса рванулся вперед, схватил конвоира за колени и затянул в лодку. Затем быстро обшарил карманы, вынул документы, забрал пистолет Макарова, наручники. Отбросил брезенте бетонного грузила. Захватил свободным браслетом кожаный пояс Ручьева, защелкнул замок. Кряхтя и отдуваясь, подтащил грузило к краю борта и сбросил в воду. Потом спихнул туда же и тело. Его плеск в гуле мотора почти не был слышен.. Минуту спустя моторку настиг порыв ветра. Поверхность воды заиграла мелкой рябью. В лицо ударили первые, самые крупные капли дождя, предупреждавшие о начале ливня. И тут же хляби разверзнулись. Черная туча прорвалась. Серые струи плотным занавесом падали с неба на воду, сливались с рекой…

Городской телефон в кабинете Горчакова тренькнул осторожно, словно боясь потревожить хозяина. Полковник снял трубку.

— Это «седьмой», — сообщил негромкий мужской голос.

— Что у тебя, Володя?

— У нашего друга ЧП. Пропал верный Санчо-Панса с ослом и поклажей.

— Имеешь в виду Ручьева и Крысу?

— Так точно, их.

— Что известно еще?

— Только сейчас вернулась оперативная группа. «Воронок» Ручьева стоит у затона. Вчера сержант забрал свою моторку и уехал на ней со вторым человеком. Сторожа большего сказать не могли. У Кольцова большой шухер.

— Спасибо, Володя, я все понял.

Три дня спустя поздним вечером Горчаков позвонил Рыжову. Попросил:

— Зайдите завтра утром. Выберите время. Можете? На другой день, увидев входившего в кабинет гостя, Горчаков встал из-за стола и поднял обе руки вверх.

— Вон пистолет, Иван Васильевич. Стреляйте в меня. Заявление, что это по моей просьбе, я уже написал.

— Я уйду? — спросил Рыжов. — Такие шуточки мне не нравятся.

— Садитесь, поговорим.

— Есть о чем?

— Буду виниться.

— Передо мной? В чем?

— Садитесь, Иван Васильевич. Садитесь. — Горчаков прошел к стенному шкафчику. Вернулся, держа в руках бутылку коньяка и две рюмки. — На душе погано. Сейчас выпьем, скажу, и вам тошно станет.