Шло время, цирк переезжал с места на место, менялись зрители и цирковые программы. Медвежонок вырос и стал знаменитым Фрамом. Огромный, сильный медведь выходил теперь на арену и самостоятельно, без дрессировщика, выполнял свою программу, выдумывая каждый раз что-нибудь новое, интересное.

Он забыл свою далёкую снежную родину — это царство вьюг и снегов, где шесть месяцев ночь и шесть месяцев день. И день и ночь равняются не суткам, а году.

Фрам сжился с людьми. Был их другом. Любимцем. Баловнем. Умел по глазам людей угадывать их желания, радости и огорчения.

А теперь вот давний мир детства проснулся в нём. Откуда-то издалека, в сновидениях он стал напоминать о себе и обо всём, что, казалось, давно уже позабыл Фрам.

Снился ему всегда один и тот же сон.

Сначала непроглядная тьма. Сырая, холодная ночь в ледяной пещере. В этой пещере родился Фрам.

Он родился на острове, затерянном среди льдов, родился ночью, казавшейся вечной. На чёрном, зимнем небе мерцали звёзды. Изредка показывалась луна. Но чаще тучи заволакивали и луну и звёзды — воцарялся полный мрак. Ветер гнал снежную пыль, и хохотал, и стонал, и выл. Трещали и раскалывались с устрашающим грохотом льдины. Как и все медвежата, Фрам родился слепым. Прозрел он только через пять недель.

В пещере было тихо. А снаружи свистела и завывала вьюга. Обледенелые стены пещеры мерцали словно стеклянные.

Свернувшись клубком, медвежонок спал в мягком меховом логове — это медведица-мама укрыла собой детёныша от трескучего мороза. Даже в полудрёме он легко находил источник тёплого молока и ел, а медведица нежно облизывала его шершавым языком.

Иногда медвежонок просыпался в одиночестве. Медведицы-мамы не было. Она уходила охотиться.

Но маленький Фрам ещё не понимал этого. Кругом темнота. Он один. Медвежонку становилось страшно, и он принимался тихонько скулить, жаловаться, звать медведицу-маму. Услышав свой голос, он пугался ещё больше. Замолкал и лежал, уткнувшись носом в ледяную стенку пещеры, маленький, несчастный. Медвежонку было холодно. Снаружи с грохотом лопались льдины. Пурга, резвясь, переворачивала ледяные глыбы. Даже в пещере Фраму чудились какие-то шорохи.

Промёрзнув до костей, медвежонок начинал дремать. И вдруг в полудрёме его снова окутывало тепло. Он опять оказывался в мягком, меховом логове рядом с источником сладкого молока. Опять его гладили, облизывали, баюкали. Значит, большая добрая мама-медведица вернулась, чтобы охранять и заботиться о нём. И малыш пытался благодарно лизнуть маму.

Каким неуклюжим несмышлёнышем он тогда был! Даже не догадывался, как беспокоилась о нём мать, как трудно ей было отойти от него. Ведь она отправлялась на охоту, только когда голод становился нестерпимым.

Когда медвежонок впервые открыл глаза, он ничего не увидел: кругом кромешная тьма. Тьма в пещере и тьма снаружи, за порогом пещеры, куда медвежонок осмелился только выглянуть.

А через несколько дней он увидел великое чудо. На небе вспыхнуло разноцветное пламя. Огни мерцали, переливались и обливали пёстрым сиянием белые горы и ледяные равнины. Это чудо называлось северное сияние. Но откуда это мог знать медвежонок... Он испугался и завыл. Цветное сияние погасло — вокруг опять простирался мрак. Теперь медвежонок пожалел, что огни исчезли. Глупый малыш подумал, что он прогнал их своим воем. Хвастливо урча, он побежал хвастаться медведице-маме своим геройством, но маме было не до его подвигов. В первый раз она решила взять с собой на охоту медвежонка — пусть посмотрит, как это делается.

Медведица посадила детёныша на ледяную глыбу и велела сидеть смирно, а сама спустилась к воде. Смотреть вниз медвежонок боялся. Он слушал, как плещутся волны, как трещат, сталкиваясь, льдины, и не понимал, что же там происходит. Он ещё ни разу в жизни не видел воды. Не видел он и плавучих льдин, которые то кочуют, то вмерзают в океан, превращаясь в бескрайнюю белую равнину.

Медведица-мама вернулась, довольно облизываясь. Она ловила рыбу, охотилась на моржей и тюленей. Теперь она была сыта и торопилась домой, в пещеру. Подталкивая детёныша лапой, она заставляла его идти впереди себя. А сама следила, чтобы на малыша не напал какой-нибудь голодный хищник.

Привыкший к полярной ночи, медвежонок думал, что так всегда и бывает: всё вокруг чёрно-белое и другим быть не может. Он никогда ещё не видел голубого неба и красного солнца. Медвежонку его жизнь очень нравилась. Мама о нём заботилась, оберегала ото всех опасностей. Вкусного молока было всегда вдоволь. Правда, когда медвежонок долго ходил по льдинам, у него зябли лапы, но зато у него была тёплая, пушистая шуба, как и положено тем, кто живёт в самом студёном краю.

С некоторых пор медведица стала волноваться. Она чего-то ждала, часто выходила из пещеры и подолгу смотрела всегда в одну и ту же сторону.

Медвежонок бегал за ней, как щенок. Потом он понял, чего ждала мама-медведица. Как раз в той стороне, куда так внимательно глядела медведица, тьма стала редеть. Ночь посветлела. Потом появилась голубая полоса. Два раза медвежонок поспал и четыре раза поел — и выросла в полнеба синева. Он опять два раза поспал и четыре раза поел — и горизонт стал розовым. Розовая полоса вытянулась, расширилась, поползла в небо... Медвежонку снова пришло время поспать, а когда он проснулся, то со страхом и удивлением увидел большой багровый шар, висящий в небе.

И он на него зарычал.

Но огненный шар не испугался, не погас, не исчез. Наоборот, он поднялся ещё выше. От сверкания ледяных равнин в глазах у медвежонка зарябило, ему показалось, что он ослеп. Но постепенно его глаза привыкли к сияющему белизной свету, и он осмелился оглядеться вокруг не рыча.

Так он впервые познакомился с солнцем.

Полярное солнце висит под горизонтом и кажется больше, чем где бы то ни было, и не заходит оно целых полгода.

Так вот и начался долгий полярный день. Но потеплело не сразу. Прошло ещё много времени, прежде чем снега и льды стали подтаивать от тёплого ветра, прилетевшего издалека, бог весть откуда.

Сверкали и переливались под солнцем ледяные просторы. Снежные шапки холмов блестели, как зеркала. А далеко-далеко, на горизонте, покачивались на воде айсберги, похожие на огромные горы. Берег был ещё покрыт толстым слоем льда. Но в один прекрасный день медвежонок увидел вдруг зелёную воду и множество плавучих льдин; на них то тут, то там сидели медведицы с медвежатами. У каждой было по два детёныша. И только он был у мамы один.

Медведица тоже стала собираться в дорогу. Детёныш не понимал, зачем надо уходить. Он не хотел расставаться с пещерой, уютным, тёплым, укрытым от метелей и ветра логовом. Медвежонок боялся, что их застигнет темнота.

Он не знал, как долго тянется полярный день, не знал, что летом белые медведи путешествуют на плавучих льдинах в поисках мест, где в изобилии водятся моржи, тюлени, рыба и зайцы-беляки.

Наконец и они отправились в дорогу. Медвежонок, как всегда, впереди, медведица — за ним.

Когда на их пути встречались ледяные торосы или глубокие трещины, детёныш оборачивался, как бы спрашивая маму, что делать. Медведица подходила к малышу, брала его пастью за загривок и переносила через трещину или торос.

Они шли и шли, пока медведица не увидела большой ледяной остров, прибитый к берегу.

Она помогла медвежонку осторожно спуститься на этот остров, и они пошли дальше.

Они шли, а под ними покачивался ледяной плот, оторвавшийся от земли и подталкиваемый течением. Изредка им попадались полыньи, и оттуда выглядывали усатые безобразные морды. Они мгновенно скрывались под водой. Высовывались опять, цеплялись изогнутыми, как багры, клыками за кромку льда. Это были моржи, самая лакомая для белых медведей добыча.

Медведица пригнула детёныша к белой льдине, чтобы его не было видно, а сама притаилась за ледяной скалой.

Долго-долго лежали они выжидая. В полынье показалась сначала одна голова, круглая, блестящая. Осмотрелась — нет ли опасности. Зацепилась клыками за льдину. Потом метнулось вверх туловище с двумя короткими обрубками, не похожими ни на крылья, ни на лапы. Первый морж растянулся на солнышке. За ним второй, третий, четвёртый... Отыскав на льдине удобное местечко, моржи разнежились на солнышке и заснули.