Я самодовольно ухмыляюсь.

— Он вряд ли, но он работает на Патрисию Джеймс. Вот она опасна.

Мой собеседник хмурится.

— Генеральный директор «Перемотки»?

Пока мы ждем полицию, народ следит, чтобы Рекс никуда не делся. Полицейские приезжают, снимают со всех свидетельские показания и арестовывают негодяя. Оказывается, я не единственная видела его. Одна старушка сообщила о мужчине с похожим описанием, который убегал по переулку. Теперь у полиции есть основания ей верить.

Благодаря мне. Благодаря моему дару.

Но если я хочу спасти семью, мне нужно от него избавиться. Я больше не могу путешествовать во времени.

Когда появляются репортеры с камерами, я исчезаю. Иду в супермаркет и нахожу пустой ряд. Глажу пушистые полотенца и улыбаюсь камере наблюдения надо мной. Думаю о маленьких Майке и Молли, о папе, маме… и Джексе. Не знаю, что готовит будущее всем нам, но я готова его встретить.

Готова оставить это прошлое позади.

Глава 25

Тук-тук-тук.

Открываю глаза и понимаю, что лежу на кровати. Комнаты, где я росла в доме Джекса, больше нет. Вокруг кирпичные стены, и кровать не такая широкая, как была в той спальне.

Я снова в Чарльзтауне.

Но это комната побольше, чем та, в которой я спала, когда мы жили вдвоем с папой. Стук повторяется, и дверь приоткрывается. Я приподнимаюсь на локтях. В комнату заглядывает папа.

— Он скоро приедет. Как насчет того, чтобы вылезти из постели?

— Папочка!

У меня перехватывает горло. Соскакиваю с кровати и бросаюсь к нему на шею. Глубоко вдыхаю мускусный запах папиного лосьона после бритья. Его руки сжимают меня в крепких объятиях — именно таких, как я помню. Кажется, будто с нашего последнего объятия прошли годы. И мне так жаль, что я хотела променять все это. Безумно жаль. Мне хочется рассказать ему обо всем, но я не произношу ни слова.

Ни слова.

— Ну надо же, обычно, когда я бужу тебя по утрам, меня ожидает гораздо менее теплый прием. Как правило, ты бурчишь и рычишь.

— Я не рычу, — усмехаюсь я. — Это Искра рычит. — Делаю вид, будто закатываю глаза, но, кажется, выгляжу не очень убедительно.

Папа смотрит на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

— Ну ладно, одевайся. Как раз успеем позавтракать, прежде чем за тобой заедут.

Как только он уходит, я развиваю бурную деятельность. Прихожу в восторг, увидев, что мой шкаф больше не напоминает гардероб куклы Барби. Все стразики исчезли, хотя несколько блесток все же осталось. Ходить в обычных джинсах и майках с блестками гораздо удобнее, чем в джинсах в обтяжку и туфлях на платформе.

Это я сумею.

Оставляю волосы свободно виться. Подбираю валяющуюся в углу сумку и просматриваю ее содержимое. Мой телефон опять черного цвета, а в кошельке я нахожу ученический билет.

Лара Крейн.

Зажмурившись, произношу благодарственную молитву. Спешу на кухню, чтобы позавтракать с папой. Мы лишь вдвоем, и я наслаждаюсь его горелыми тостами, яичницей и соком. Мой любимец сидит под столом у меня в ногах, и я скармливаю ему кусочки бекона. Он счастлив, как и я. Почесывая голову Искры, улыбаюсь папе. Из соседней комнаты доносится скрип, и папа встает из-за стола.

— О, она наконец-то встала.

Когда он возвращается в кухню, я оборачиваюсь и вижу маму во фланелевой пижаме. Она потирает свой живот. Он огромный. Мама беременна. Я таращусь на нее во все глаза.

— Мамочка, — шепчу я и бросаюсь к ней.

Она крепко обнимает меня.

— Доброе утро, принцесса. А мы наконец-то придумали, как ее назвать. Нас озарило ночью.

— Молли? — скептически предполагаю я.

У мамы на губах расцветает ангельская улыбка.

— Молли. — Она целует меня в лоб, и я кладу руку на ее живот, в котором толкается моя маленькая сестричка. — Посиди со мной, пока я буду завтракать, ладно?

Мама опускается на стул и кладет руки на живот.

— Куда ты сегодня собираешься?

— В школу, — отвечаю я, надеясь, что это правильный ответ.

Папа возвращается с тарелкой, наполненной яичницей и тостами для мамы.

— Спасибо, — широко улыбается она и ласково проводит ладонью по его щеке. — Ты слишком хорош для меня, Джон.

Папа целует ее так, словно любит больше жизни.

— Кто бы мог подумать, что мы в таком возрасте будем готовы снова стать родителями!

Мама сияет.

— Всегда хотела быть мамочкой-домохозяйкой для Лары, но у меня не было возможности. А теперь есть.

— Ты не работаешь?

Мама выглядит задетой.

— Я работаю… здесь. Нелегко, знаешь ли, растить в себе новое человеческое существо и поспевать за тобой и всеми твоими занятиями. — Она кусает тост.

— Прости, я не имела в виду ничего такого.

Она улыбается.

— Ступай умойся перед школой. Твой друг скоро будет здесь.

Я чуть не забыла почистить зубы. Торопливо иду в ванную, включаю свет и нахожу свою зубную щетку. Какая-то деталь в собственном отражении меня смущает. Откидываю назад волосы и вижу еле заметный след на шее, куда мне всадили заряд шокера. Но это же было в другой временной линии. Он должен был исчезнуть, как и рана от пули, когда меня подстрелили в переулке, так?

Что происходит?

Почистив зубы, кладу щетку и пасту обратно в шкафчик. Закрывая дверцу, цепляюсь пальцем за острый угол. Кривлюсь от боли, на кончике пальца проступает капелька крови. Чувствую, как поднимается давление, и комната плывет перед глазами, наполняясь туманом.

Неожиданно я оказываюсь не в ванной, а в большой стерильной комнате, и я привязана к каталке. Пикают какие-то аппараты, и я задыхаюсь, часто дыша и чувствуя, как лихорадочно бьется сердце. Тугие ремни стягивают запястья и предплечья. В дюжине разных мест торчат иголки. Глаза сухие, словно высохшая кожура винограда, так что я даже моргать не могу. У меня получается лишь слегка потянуться, выгнув спину.

Кругом в панике носятся какие-то люди.

— Она очнулась! Очнулась!

Я изгибаюсь дугой.

— Отпустите меня! Помогите!

Надо мной склоняется Рекс. Он нежно убирает волосы с моего лица.

— Успокойся, Лара. Успокойся, — ласково и успокаивающе говорит он, отчего я вся покрываюсь мурашками. — Твой дядя Рекс здесь. Обещаю, он о тебе хорошо позаботится. — Он поднимает голову и зло рычит: — Сделайте ей еще инъекцию.

— Кажется, она сопротивляется…

— А мне плевать. Тогда удвойте дозу. Утройте. Мне нужен результат. Любой ценой.

Мне что-то колют, и через мгновение я уже потираю лоб. Открыв глаза, обнаруживаю, что сижу в машине с Риком. Кручу головой, не понимая, как здесь очутилась и куда мы едем. Но я с Риком, а это все, чего мне хотелось. Так почему же мне так страшно? И почему я так расстроена?

Рик заезжает на школьную парковку, тормозит и поворачивается ко мне. Он играет с моими кудрями — такое приятное чувство. Рик тянется ко мне, собираясь поцеловать, и я закрываю глаза. Наши губы встречаются, и все в этом поцелуе идеально. Я так скучала по Рику, но в голове вспыхивают воспоминания о Доноване. Грудь стискивает чувство вины, и когда уже кажется, что у меня есть все, что нужно, я отстраняюсь.

— Лара, что с тобой? Ты странно себя ведешь с того самого момента, как села в машину.

Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь смогу вести себя как раньше, если только они не сотрут мне память и я не забуду все, что видела и сделала за последние несколько дней.

— Извини, просто голова болит. И маме… скоро рожать. Дома столько всего происходит. Но я рада, что ты здесь, — улыбаюсь я ему.

Когда Рик улыбается мне в ответ, я понимаю, что он купился. Чтобы окончательно его убедить, наклоняюсь и снова его целую, игнорируя угрызения совести. У меня такое чувство, будто я доедаю последнее печенье, которое кто-то другой приберег для себя.

У меня был Рик, был Донован, а теперь снова есть Рик. Как бы глупо это ни звучало, я жалею Лару, которая потеряла Донована, так, словно она абсолютно другой человек. Она совершенно не походила на меня, но теперь у меня есть все ее воспоминания. Она была и в то же время не была мной. Найти в этом хоть какой-то смысл и попытаться дать всему рациональное объяснение сложно, поэтому я просто решаю больше об этом не думать.