— Кого она наняла?

— Рейчел Пратер.

— Кто это?

— Думаю, это смесь Глории Оллред [3] с Халком… хотя последнее не относится к внешности, а скорее к характеру, если ее разозлить. Ее не было в Атланте, но она позвонила мне вчера в десять часов вечера. Я был уже в пижаме. Женщина, с которой я не имел дел.

Лейн мог только представить.

— Они не теряли времени зря, я вижу. Сколько они хотят?

Семюэль Ти поднял свой стакан.

— Знаешь, это на самом деле лучший бурбон, который я когда-либо пил. Такой насыщенный, бога…

— Сколько?

Глаза Сеамюэля Ти. переместились на журнальный столик.

— Половину, записанного на твое имя, что составляет около восьмидесяти миллионов долларов.

— Она рехнулась?

— Да, но перефразируя Шанталь, у нее имеется информация, которую ты не хотел бы, чтобы о ней узнала пресса, — Лейн ничего не ответил, и Семюэль Ти. указал на очевидное: — ее беременность — это большая проблема в этой ситуации… в другой ситуации, я мог бы воспользоваться этим, чтобы уменьшить алименты.

— Ее будущий ребенок всего лишь один проблемный вопрос.

— Из-за этого твой отец покончил жизнь самоубийством? — тихо спросил Семюэль Ти.

— Не знаю, — Лейн пожал плечами, думая, что ему нужно подготовить чертовый список. — Как бы то ни было, я не соглашусь на такие условия, Семюэль. Этого не случиться.

— Послушай, мой тебе совет, особенно учитывая... обстоятельства ее и твоего отца? — Семюэль Ти, казалось, еще сделал один глоток бурбона. — Я думаю, что тебе следует заплатить деньги… честно я сам не могу поверить, что такое говорю. Я был готов бороться с ней за все, кроме обручального кольца, которое она может оставить себе. Но репутация вашей семьи должна остаться непоколебимой. Я знаю, что это ударит по вашей прибыли, но с бурбоном, продающемся сейчас, за три года, а может и меньше, ты вернешь себе все. Сейчас не время занимать такую принципиальную позицию по многим причинам… особенно если ты решил двигаться вперед со своей садовницей.

— Она ландшафтный дизайнер, и не только садовник, — проскрипел Лейн.

Семюэль Ти поднял ладони.

— Прими мои извинения, что касается Шанталь, я подготовлю жесткий договор о неразглашении, заставлю ее отречься от родительских прав со стороны отца и обеспечу не возможность контакта для нее или ребенка с любым, живущем под этой крышей…

— Даже если Шанталь подпишет нечто подобное, я не подпишу документы на развод.

— Лейн, не будь ослом. Эта женщина из тех адвокатов, которая будет выискивать информацию о тебе и твоей семье, сообщая ее прессе, ты готов к этому? Твоя мать не знает о беременности, не так ли? — Лейн отрицательно покачал головой, Семюэль Ти продолжил:

— Тогда давай сделаем так, чтобы она как можно дольше об этом не узнала.

Лейн представил женщину, которая родила его, лежащую наверху в одурманенном состоянии на шелковом постельном белье. Унего существовал соблазн поверить, что он мог удержать ее изолированной от этого дерьма, но медсестры, ухаживающие за ней круглыми сутками, жили в этом мире, читали газеты, слушали радио и в конце концов, имели свои телефоны, где можно было найти все.

Но существовала гораздо большая проблема, чем эта.

Ирония заключалась в том, наливая Family Reserve в свой стакан, он сказал:

— У нас нет денег.

— Я знаю, что есть пункт расточительства, что касается твоего трастового фонда. Мой отец вставил его туда. Но он имеет силу только, если ты получишь иск от третьего лица. В твоем случае, твой трастовый фонд может сделать план выплат. В конце концов, купить молчание, вероятно, будет дешевле, чем информация в прессе. У тебя очень придирчивые и дотошные управители трастового фонда, которые стоят за чистоту семейных уз, не воспринимая любовниц, а тем более вопрос самоубийства для них является уголовной слабостью…

— У нас имеются более серьезные проблемы, Семюэль Ти., чем беременность. Почему ты думаешь, Джина выходит замуж за Ричарда?

— Потому что ей нужен мужчина, которого она сможет контролировать.

— Потому, что ей нужны деньги.

При других обстоятельствах было бы забавно смотреть на замешательство, которое произошло на лице его старого друга.

— Что ты... ? Простите, что?

— Мой отец покончил жизнь самоубийством по многим причинам, и кое-какие связаны с финансами. Он создал ху*еву тучу проблем, я не могу даже оплатить бытовые счета, и боюсь, что компания «Брэдфорд бурбон» не имеет сейчас наличных. У меня, буквально, нет денег, чтобы заплатить Шанталь сейчас или со временем.

Семюэль Ти. покрутил свой бурбон в стакане, затем произнес:

— Прости меня, но... я не в состоянии это переварить. Что насчет трастового фондового твоей матери? Насчет…

— Мы должны на данный момент шестьдесят восемь миллионов. Это наш личный долг. И мне кажется, что это только верхушка айсберга.

Семуэль Ти. моргнул. Потом протянул свой пустой стакан.

— Прошу тебя, можно мне еще немного?

Лейн налил своему другу и себе.

— Здесь у меня находится мой друг из Нью-Йорка, который пытается прояснить ситуацию. Джефф Стерн, ты должен помнить его по университету.

— Хороший парень. Он не пил, как южанин, но в другом смысле, он классный.

— Он находится наверху и просматривает счета компании, пытаясь выяснить, насколько все плохо. Было бы ошибкой считать, что мой отец не присвоил себе почти все. Около года назад он сделал мою мать недееспособной, и она подписала ему опекунство… только Бог знает, осталось ли что-нибудь.

Семюэль Ти помотал головой.

— Ты хочешь услышать мои соболезнования или то, что я на самом деле думаю?

— Лучше честно.

— Жаль, что твоего отца не кокнули.

— Прошу прощения? Хотя нет смысла спорить с тобой… я хотел бы быть тем, кто это сделал.

— В большинстве случаев политика не позволит тебе забрать его деньги, если это самоубийство, но если кто-то убил его? Пока ни один из бенефициаров не наложил лапу на его деньги, поэтому они будут твоими.

Лейн засмеялся. Он ничего не мог поделать.

— Знаешь, это не первый раз, когда я наивно думал об убийстве, когда дело доходило до этого человека…

С улицы послышался ужасный вопль, как выстрел.

— Какого черта? — рявкнул Семюэль Ти., они оба вскочили на ноги.

9. 

— Scheisse! Meine Güte, ein Finger! Ein Finger… [4]

Лейн выскочил из дома с Семюэлем Ти. его бурбон выплескивался из бокала, и он в конечном итоге выплеснул его в кусты, перепрыгивая через каменные ступеньки. Справа от них Лиззи скорчилась над ямой, которую выкопала для плюща, рядом уже сидел в земле, посаженый плющ, а ее партнер Грета продолжала кричать на немецком языке и указывать на яму.

— Что случилось? — спросил Лейн, спустившись.

— Это..., — Лиззи сняла шляпку и посмотрела на него. — Лэйн... у нас проблема.

— Что…

— Палец, — Лиззи кивнула на только что выкопанную ямку. — Я на самом деле не думаю, что это палец.

Лейн покачал головой, словно ее слова не имели никакого смысла. Он опустился на корточки перед ямкой. Еще больше наклонившись, чтобы поближе рассмотреть в маленьком углублении земли…

Святое... дерьмо. Это был палец. Человеческий палец.

Он был в грязи, но было видно, что он был целым… мясистым, хотя и распух, поскольку был отрезан или... оторван, или еще что-нибудь. Ноготь был по-прежнему плоский и белый, как и сама кожа, но в месте, где он был оторван или отрублен был чистый срез, мясо внутри было серое, с бледной костью внизу.

Но что действительно его заинтересовало.

Тяжелое золотое кольцо, которое красовалось на этом пальце.

— Это кольцо моего отца, — сказал он совершенно спокойно.

— О... черт, — прошептал Семюэль Ти. — Просите и дастся вам.