Один из молодых африканских слонов первым бежал из боя. Истыканный бивнями своего более крупного и лучше обученного противника, молодой самец не мог больше сражаться. Он повернулся и побежал, преследуемый индийским слоном-победителем. Когда он в ужасе метался по арене, с него слетела башенка, и находившиеся в ней люди оказались на песке. Направляемый своим погонщиком индийский слон прекратил преследование африканца и занялся людьми. Каждый боевой слон имел свои собственные способы убивать людей. Однажды убив человека одним методом, он использовал этот метод и в дальнейшем при различных обстоятельствах. Один слон схватил человека хоботом и насадил его на бивень. Другие слоны-победители становились коленями на свои жертвы, топтали их или бросали хоботами на песок арены или о стены подиума.
Два отряда самнитов разделились на маленькие группки и следовали за слонами, прячась за большими животными от дротиков и стрел, подобно тому как современная пехота идет в атаку под защитой танков. Когда противоборствующие стороны столкнулись, самниты стали мечами подрезать у слонов ахилловы сухожилия или вонзать снизу копья в жизненно важные органы. Воины в башенках старались изо всех сил защитить своих животных. Не всегда это им удавалось. Один из слонов упал замертво, пораженный дротиком в глаз. Другой слон, пронзенный копьями самнитов, продолжал сражаться, стоя на коленях. Он хватал щиты самнитов, пытавшихся подойти к нему, чтобы убить его, и бросал их в воздух, пока не оказался окруженным целым кольцом щитов. Аплодирующая толпа требовала пощадить героическое животное, но искалеченный слон не имел никакой ценности, и был убит умело брошенным дротиком.
Несмотря на все усилия нумидийцев, африканские слоны проигрывали битву. Индийские погонщики вывели несколько своих слонов из боя. Эти слоны поднимали валявшиеся на песке дротики и передавали их солдатам в башенках. Индийцы перестроились и собрались заканчивать битву. Но неожиданно произошло вмешательство, первое за этот долгий и кровавый день. Домициан, срочно посовещавшись с военачальниками, сидевшими с ним в императорской ложе, приказал молодому эдитору остановить бой. С точки зрения военных было ясно, что индийские слоны продемонстрировали свое превосходство над африканскими, и не было смысла продолжать убивать ценных животных. Обычно столь кровожадная толпа приветствовала это решение аплодисментами. Римляне любили слонов. Позднее император Коммод развлекался, убивая слонов на арене. Вероятно, он расстреливал их стрелами из безопасной императорской ложи. Но во времена Домициана еще существовало представление о честной спортивной борьбе, в особенности, если ее вели такие огромные благородные животные.
Боем слонов заканчивалась программа первого дня игр. Становилось темно. В настенных кронштейнах зажгли факелы. Толпа тонкими струйками вытекала из огромного амфитеатра. Люди считали проигрыши и выигрыши, спорили о событиях, строили планы на завтра, пробивая себе дорогу через забитые людьми выходы.
Глава десятая
Убедившись, что все звери вычищены, накормлены и напоены, Карпофор пошел в таверну Чило, расположенную около Аппиевой дороги, чтобы обсудить события дня и напиться до бесчувствия перед завтрашними испытаниями.
Люди каждой профессии, связанной с цирком, посещали какую-то определенную винную лавку, куда приход посторонних не поощрялся. Чило обслуживал бестиариев. Его лавка располагалась всего в нескольких шагах от дороги, в темной аллее. Рядом находилась «Волчья берлога», как римляне называли этот район красных фонарей. Когда Карпофор вошел в таверну, он, к своему удивлению и неудовольствию, увидел, что там расположилась компания посторонних: за столом сидел Начальник игр, а рядом с ним — несколько богатых патрициев, каждый с телохранителем из гладиаторов. Патриции были закутаны в плащи и пришли, очевидно, инкогнито, хотя все их легко узнавали. Многие патриции были знатоками игр, а эта группа специализировалась на бестиариях. Хотя эти аристократы могли равно и облагодетельствовать его, и уничтожить, Карпофор только сердито кивнул им, садясь на свое место.
Стены таверны были украшены грубыми росписями. Одна из них была копией фрески на памятнике в Минтуре. На ней были изображены одиннадцать гладиаторов, которые убили десять медведей (и были сами убиты ими). Другая фреска была портретом знаменитого венатора Аула. Она была подписана «Моему хорошему другу Чило на память о многих приятных вечерах. Аул». Надпись однако, сделал не сам Аул: он был неграмотным. Еще одна роспись изображала двух мужчин, которых выбрасывали из таверны. Под ней была объясняющая изображение надпись: «Следи за собой, а то с тобой будет то же».
Карпофор потребовал вина. Толстый грек Чило был в свое время и бандитом, и укрывателем краденого, и нищим, и служителем при клетках в цирке. Теперь, кроме своей основной профессии — хозяина таверны, он занимался сводничеством и грабил путешественников, опоив их зельем из белладонны и болиголова.
«Ты прекрасно дрался с тигром, — дружески заметил жирный грек. — Как насчет того, чтобы отпраздновать твою победу? Есть прекрасное родосское вино. Его только что доставили из Греции».
«Твое проклятое смолистое вино не годится даже для чистки клеток», — резко ответил венатор.
«Ты что же хочешь столетнего фалернского?» — спросил грек, уязвленный отношением к вину своей родины.
Хозяин таверны набрался смелости в присутствии патрициев и гладиаторов. Карпофор поднял голову и уставился на него.
«Давай вино», — сказал он медленно и отчетливо. Чило открыл было рот, чтобы огрызнуться, но передумал и вытащил из щели на стойке высокий винный кувшин. Держа его за обе ручки, Чило поставил кувшин на опрокидыватель, предназначенный для выливания вина из кувшинов, и наполнил вином глиняную чашу. Карпофор осушил ее одним глотком. Хозяин снова наполнил чашу.
Один из патрициев заговорил: «Мой друг… э-э… сапожник, — все заулыбались, так как его друг был известным сенатором, — … и я обсуждали вопрос, кто является более опасным противником: тигр или лев. Каково твое мнение?»
Карпофору хотелось посоветовать патрицию утопиться в Тибре, но он сдержал себя и вежливо ответил на вопрос. Другие патриции тоже вступили в разговор. Некоторые из них задавали не слишком умные вопросы, но, порядочно выпив, Карпофор настроился на более дружелюбный лад.
Начальник игр спокойно заметил: «Ты сделал прекрасное дело, заставив неопытных львов растерзать еврейских мятежников».
«Для этого нужно знать львов и евреев», — ответил довольный похвалой Карпофор.
«Это была прекрасная работа. Послезавтра 50 зилотов будут драться с 70 медведями. Зилоты будут вооружены только кинжалами. Это будет хорошее зрелище».
«У вас нет что ли других пленных, кроме евреев?» — раздраженно бросил Карпофор. Почему-то воспоминания о старом раввине, спровоцировавшим нападение львов, раздражало его.
«Благодарю за них Геркулеса, — искренно сказал Начальник игр. — Они построили амфитеатр Флавиев. Они же первыми погибли на его арене. И до сих пор, постоянно бунтуя, они поставляют людей для игр. А проклятые назореи, или, как они себя называют, христиане, никуда не годятся: они умирают, как овцы, без борьбы. Я сам отказываюсь использовать их в играх».
Все одобрительно кивнули. Собеседники были бы очень удивлены, если бы узнали, что Колизей уцелеет только благодаря эдикту папы Бенедикта XIV, который захотел сохранить его как памятник христианским мученикам, хотя их погибло здесь сравнительно немного: казни христиан при Нероне происходили в Большом цирке.
Один из юных патрициев был другом Тита, уже известного нам молодого эдитора. Этот аристократ-подросток выпил слишком много и теперь разразился похвальной речью своему другу (между прочим, эта речь полностью взята из «Сатирикона» Петрония):
«Следующие три дня должны быть действительно хороши: не будет дешевых рабов-гладиаторов, а почти все гладиаторы будут из свободных граждан. У старого доброго Тита золотое сердце и горячая голова — ребята поймут это в бою, и не будет никаких поднятых вверх пальцев. Тит проследит, чтобы у всех были острые мечи и не допустит никаких уклонений от боя. К концу дня арена будет выглядеть, как лавка мясника. У Тита полно денег. Положим, он будет тратить по 400 000 сестерциев на каждый день игр, но старик оставил ему 30 000 000, так что беспокоиться не о чем. Эти игры прославят его имя. Он достал несколько прекрасных лошадей для колесниц и женщину-возничего, а также любовника Глико, которого растерзает бык. Глико застал его со своей любовницей. Мальчик не был ни в чем виноват, он раб и вынужден был делать все, что хотела его хозяйка. Это ее следовало бы отправить к быку, но если ты не можешь бить осла, ты можешь побить его поклажу. В любом случае это будет хорошее зрелище. Что показал нам другой кандидат в магистраты? Вшивое зрелище с вонючими гладиаторами. Если бы ты испустил ветры, то повалил бы половину из них. И бестиариев я видел получше. Зрелище проходило ночью при свете факелов. И как думаешь, что он показал нам? Петушиный бой? Гладиаторы были с подбитыми коленями или кривоногие. У этих живых трупов надо было бы подрезать коленные сухожилия перед боем. Единственный боец среди них был фракиец, но и его рабы должны были подпалить железными прутьями, чтобы он начал двигаться. Толпа орала: «Свяжите их!», поскольку было очевидно, что гладиаторы были беглыми рабами. Впоследствии паршивец сказал мне: «Во всяком случае я дал зрелище». «Ты дал, а я аплодировал, — ответил я ему. — Я думаю, что я дал тебе больше, чем получил».