— Потрясающе, правда?

Любовь кивнул, и тут Итан изменился в лице — к столику подошла Смерть в облике Хелен. Она надела красное платье: яркое, современное, броское. Этот цвет она носила, когда хотела кого-нибудь убить. Любовь пожалел, что увлекся представлением и не успел заметить приближения Смерти, и поэтому ей удалось застать его врасплох.

Барабанщик ударил по тарелкам, и музыканты заиграли новую песню. Смерть скрестила руки на груди и скривилась, словно жевала лимонную дольку. Сняла перчатку и обнаженной рукой потянулась к Итану. Любовь ахнул. Смерть не коснулась Итана, словно напоминая, что его жизнь тоже в ее руках.

Она отодвинула стул между ними и села.

— Что это у вас в кармане? — Она указала на нагрудный карман Джеймса, в котором Любовь носил блокнот с записями об игроках и развитии Игры. — Книга? Или дневник, в котором вы записываете подвиги Джеймса Бута? Все бы отдала, чтобы хоть одним глазком посмотреть.

Любовь покосился на Итана: заметил ли тот. О да. Итан покраснел и отвернулся к сцене, притворяясь, что заворожен музыкой.

Чего она добивается? В блокноте он просто вел хронику Игры, записывая то, что уже произошло и невозможно изменить. Он тоже отдался музыке и раскрыл свое сердце, чтобы все в зале почувствовали радость от его любви к Итану. Это чертовски утомляло, но Любовь уже достиг той точки в Игре, где больше ничего не мог спасти.

Генри и Флора задержались после выступления. Внезапно начался летний ливень, и они укрылись от него под красным козырьком «Мажестика».

— Умираю, как хочу есть, — сказала Флора, обхватывая себя руками.

Генри накинул ей на плечи свой пиджак.

— У наших желудков много общего. Куда бы ты хотела пойти?

— Пойти?

— «Серебряный кубок»? «У Гатри»?

— Генри, нас туда не пустят.

— Да нет же, они открыты, — настаивал он. — Мы с Итаном постоянно… — Он умолк, поняв, о чем она говорит. Он назвал рестораны для белых, в которых цветным в лучшем случае продадут еду на вынос с черного хода, и то днем.

— Ты можешь туда пойти, но не со мной.

— Прости, — вздохнул Генри. — Никогда об этом не думал. Мне казалось, что у нас вроде как свои любимые места, а у вас — свои.

Флора сняла пиджак и протянула ему.

— Ага, вроде прекрасного «Черномазого пустомели».

— Да ладно? — Генри отказался взять пиджак. — Туда никто не ходит. Там… — Он оборвал фразу на полуслове. Туда ходили белые бедняки. Семья Итана считала себя выше того, чтобы тереться локтями с подобным отребьем. Он вспомнил вывеску закусочной: мультяшный персонаж с черной кожей, пухлыми алыми губами и подмигивающим глазом. Она была карикатурной, и Генри никогда не думал над ее смыслом. Ему не приходилось. Он настолько привык ходить, куда пожелает, и так отвык думать о Флоре иначе, чем о любимой девушке, что даже и не думал, что их могут не пустить в ресторан.

— Если туда никто не ходит, — заметила Флора, — то почему на каждом третьем автомобиле в городе их наклейка?

У Генри не было ответа. Он стоял, держа пиджак для нее, не зная, что делать дальше.

— Флора, мне ужасно жаль. Прошу, надень пиджак. Твое платье промокнет, ты простудишься и умрешь. Я пойду с тобой куда угодно.

— Вот именно. — Она приняла пиджак. — Это часть проблемы. Ты можешь пойти куда угодно. Мир принадлежит тебе.

— Я не в этом смысле, а к тому, что пойду, куда ты захочешь.

Шумел дождь, время от времени гудели клаксоны и хлопали двери, но за исключением этого было тихо.

— Есть одно место, — подумав, сказала Флора. — Называется «Желтый дом». На улице Еслер. Работает круглосуточно, но там делают весьма отвратительный омлет.

Генри улыбнулся.

— Не думаю, что мы сможем туда попасть не промокнув.

— Зря ты отдал мне пиджак, дурачок. — Флора подняла пиджак над головой, чтобы уберечься от дождя.

— Что я могу сказать, — пожал он плечами. — Меня исключили из школы и все такое.

— На счет три, — предложила Флора. — Добежим.

— Я вовсе не тороплюсь. Давай промокнем.

— Ты точно дурачок. Ну ладно, давай промокнем до нитки.

Окна ресторана ярко светились впереди, освещая им путь. Когда Генри открыл дверь, звякнул колокольчик. Разговоры утихли, едва посетители заметили Генри. Одной рукой он откинул волосы со лба, другой обнимая Флору. Оба вымокли до нитки.

— Все хорошо, милая? — спросила официантка у Флоры, которая пыталась высвободиться из объятий Генри. Мужчина за столиком дернулся, словно собираясь встать. У Генри бешено забилось сердце. Ему не хотелось неприятностей, он думал только о еде и крыше, способной уберечь их с Флорой от дождя. И о месте, где можно провести время с любимой.

— Все нормально, мисс Хэтти, — ответила Флора. — Просто промокли.

Мужчина сел, но не продолжил есть. Генри отвел взгляд.

Хэтти оглядела их обоих.

— Хм. — Она пожала плечами, расправила белый фартук и отвела их к столику у туалета. Положила на стол два меню. — Кофе или сок?

— Кофе, пожалуйста, — заказала Флора. — Со сливками и сахаром.

— Я тоже буду кофе, если можно, — сказал Генри.

— И насколько черный вы предпочитаете? — поинтересовалась официантка. Мужчины за соседним столиком хохотнули.

Генри посмотрел на мисс Хэтти, которая напомнила ему давно умершую бабушку. Та всегда ворчала, но постоянно подкармливала внука мятными карамельками. В его сердце сохранилось достаточно места для брюзгливых старушек.

— Такой же, как и ей.

у, будьте готовы заказать.

Генри глянул на Флору, изучавшую меню.

— Что здесь вкусно? Помимо отвратительного омлета и паршивого кофе?

Флора усмехнулась.

— Да все вроде ничего, кроме овсянки. — Она положила меню. — Я один раз взяла и будто бисера нажевалась.

Генри сложил из салфетки кораблик и «поплыл» к Флоре, пытаясь вернуть то ощущение, что связывало их во время концерта.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Флора.

Он положил салфетку.

— Не знаю. Строю ковчег?

Мисс Хэтти принесла кофе.

— Что будете заказывать?

— Глазунью из двух яиц, — сказала Флора. — И два кусочка поджаренного хлеба.

Генри просмотрел меню в поиске чего-нибудь, подходящего к шутке о ковчеге, но ничего не нашел.

— А мне болтунью с колбасой и галету.

— Хорошо. Еще кофе?

— Нет, спасибо, мэм, — отказалась Флора.

Мисс Хэтти вздохнула и пошла на кухню.

— Я думал, ты назовешь ее Ноем, — пошутил Генри.

Флора закатила глаза и отпила кофе.

— Вот видишь, мы нашли место, — продолжил он.

— Один из нас, возможно. Но меня в твоем мире никогда не примут.

— Флора. — У Генри перехватило дыхание. — Ты и есть мой мир. — Он взял чашку в ладони, отчаянно желая согреться.

Мисс Хэтти принесла еду.

Уплетая яичницу, Флора с сожалением посмотрела на Генри.

— Ты мне нравишься. Пусть это неправильно, но это так. Ты талантливый музыкант и порядочный человек. Мне по душе даже твои дурацкие шутки. Но я хочу кое-чего другого. Если я сделаю то же, что Амелия Эрхарт, но быстрее…

— Я понял, — перебил Генри. Яичница на вкус была как цемент. Он оттолкнул тарелку. Если Флоре он не нужен, то что он может сделать?

Флора понизила голос.

— Может быть, пока сосредоточимся на музыке? А все остальное пусть подождет.

Они сидели молча, пока все посетители закусочной не разошлись. Усталая Хэтти прислонилась к стене и закрыла глаза. Наконец в запотевшие окна стали пробиваться первые лучики утреннего солнца. Одежда Генри высохла, и он чувствовал себя измочаленной развалиной.

— Не понимаю, — начал Генри, осторожно подбирая слова — он знал, что в таком состоянии может сказать что-то не то. — Не понимаю, как мы дошли до такого после всего хорошего, что между нами было.

— Так безопаснее, — сказала Флора. — Уж поверь.

Генри потянулся к ней, но Флора не взяла его за руку.