Изменить стиль страницы

— Добрые слова глаголешь, сыне.

Отслужив молебен в Спасо-Преображенском монастыре у гроба ярославских чудотворцев, и взяв благословение у митрополита Кирилла, Пожарский вывел ополчение из Ярославля. Впереди рати пастыри несли икону Казанской Божьей Матери.

Напутственно затрезвонили колокола, взревели сурны, гулко ударили полковые набаты и бубны. Ярославцы, провожая войско и увидев перед собой чудотворный лик, опустились на колени, истово осеняя себя крестным знамением, горячо молились, ибо только всемогущий Господь и святые чудотворцы могут даровать ярославской рати долгожданную победу.

…………………………………………………………………………………………….

За два дня до выступления войска Илья Пророк разразился крушительными грозами и проливными дождями. Дороги так развезло, что пушки то застревали в рытвинах, то проваливались на мостах через разливчатые от потопных дождей реки.

Всего на семь верст удалилась от Ярославля Земская рать за первый день пути. За второй — два десятка верст. Пока ополчение копотливо двигалось к Москве, Дмитрий Михайлович передал войско Кузьме Минину и свояку Ивану Хованскому, приказав им идти в Ростов, а сам с небольшой свитой поскакал в Суздаль, дабы проститься у гробов родительских в Спасо-Евфимиевом монастыре и помолиться о победе, после чего нагнал рать в Ростове.

Ростовцы встретили ополчение колокольным звоном, преподнесли Дмитрию Пожарскому хлеб и соль. Радостны были их лица: сколь когда-то они натерпелись от ляхов, кои дотла сожгли весь город, зверски зарубили саблями сотни людей, осквернили и разграбили Успенский собор, а с митрополита Филарета Романова содрали святительские одежды, облачили в убогий крестьянский армяк, бросили на телегу и с бесчестьем отвезли к тушинскому Вору. Город еле-еле пришел в себя, обстроился новыми избами, но покоя в Ростове не было, ибо ляхи еще не раз норовили разорить древний город на озеро Неро. И вот наконец-то в Ростов вошли долгожданные спасители. Вверх полетели колпаки и шапки, понеслись громкие ликующие возгласы:

— Слава Земскому ополчению!

— Заждались вас, братья!

— Слава Минину!

— Слава Пожарскому!

Пожарский объявил о трехдневной остановке.

Без всякого понуждения и приказа ростовцы звали ратников в свои избы и отдавали им последнюю еду.

В первый же день остановки в ополчение влилась добрая сотня ростовских ратников во главе с дворянином Ошаниным. В тот же день в шатер Пожарского прибыл из подмосковных таборов атаман Кручина Внуков, уведомив воеводу, что Заруцкий бежал в Коломну. Минин и Пожарский наградили атамана жалованьем и с добрыми напутствиями отпустили в таборы.

За дни стоянки в Ростов съехалось много дворян из окрестных поместий, что порадовало Пожарского. Многие служилые люди оставались не у дел: на Москву подаваться — царя нет, в Ярославль ехать — там и без того войско надолго застряло и неведомо когда на Москву пойдет. И вот стоило ополчению двинуться к столице, как уездные дворяне «конно, людно и оружно» начали стекаться к Ростову.

Владыка Кирилл с немалым удовольствием вернулся на свой ростовский стол. Старого пастыря все больше одолевали недуги, и он прямо сказал Пожарскому:

— Не ходок я на Москву. Здесь мое последнее обиталище.

— Жаль, владыка. Ты зело много потрудился над сплочением рати. Без твоего миротворческого слова едва ли бы мы сегодня стояли в Ростове. Ты свершил свой подвиг, кой сродни подвигу Иринарха.

— Нет, сыне, — сдержанно улыбнулся владыка. — Далеко мне до свершений преподобного Затворника. Здесь я буду неустанно молиться за вас и с покойной душой покину бренный мир, когда изведаю об избавлении православной Руси от латинян. Но для оного вам надлежит избрать нового духовного пастыря, кой и поведет вас под святым ликом Казанской Богоматери к Москве.

— Ты глаголешь об игумене Исаии?

— Да, сыне. Никого опричь него не вижу.

Еще перед выходом из Ярославля владыка Кирилл настойчиво советовал Пожарскому обратиться с грамотой к казанскому митрополиту Ефрему.

— Сей владыка, заступивший на место Гермогена, ныне один из самых стойких пастырей, страждущий за святую Русь. Еще при первом Самозванце он положил церковное запрещение на жителей Свияжска, присягнувших Лжедмитрию, и те принесли повинную присягу царю Шуйскому. Просить надо владыку, дабы он благословил игумена Савва-Сторожевского монастыря Исаию на владычный стол в Крутицах. Сей владыка и поведет воинство к Москве.

Грамоту выслали от всего Ярославского Земского собора.

Крутицкий владыка Исаия, получив благословение от митрополита Ефрема, прибыл в ополчение под Троице-Сергиевом монастырем.

………………………………………………………………………………………….

Урядив дела в Ростове Великом, Дмитрий Михайлович и Кузьма Захарыч в сопровождении духовных лиц отправились в обитель Бориса и Глеба.

С необычайно волнующим чувством ступил Пожарский на порог убогой кельи. То, что он увидел, потрясло его: одно дело — услышать, другое — увидеть воочию. Висело тогда на затворнике сто сорок два медных креста, железные путы ножные, восемнадцать медных и железных оковцев, кои он носил на руках и груди, связни на поясе весом в один пуд и железная цепь в двадцать сажен, коя была надета на шею. Опричь того имелась у затворника тяжелая палка железная, которою он смирял свое тело и изгонял бесов. Господи, подумалось Дмитрию Михайловичу, сколь же сил и душевного борения надо этому седовласому старцу, увешанному многопудовыми цепями и веригами!

Глубокие, выразительные, всевидящие глаза Иринарха излучали живительный свет и благодать. Казалось, сам Господь взирает на тебя.

Дмитрий Михайлович до самой земли поклонился Затворнику, а затем опустился на колени и склонил голову.

— Благослови, преподобный Иринарх.

Подле Пожарского опустился на колени и Кузьма Минин.

Загремев цепями, взял преподобный свой поклонный крест.

— Да явит Господь милость свою, — проникновенно молвил он, вручая Пожарскому святыню. — Да пособит очистить Москву от всякия скорби.

Это был тот самый крест, что посылал Иринарх князю Михаилу Скопину.

— Дерзайте! — благословляя Пожарского и Минина, сказал Иринарх. — Не страшитесь ворога, и вы увидите славу Божию.

Вожди ополчения истово, с благоговением приложились к поклонному кресту…

Слава Божия воссияла 26 октября 1612 года. Древняя столица Русского государства была полностью очищена от иноземных завоевателей. У кремлевской стены стояли две великие святыни России: чудотворная икона Казанской Божьей Матери и поклонный крест преподобного Иринарха.

На Арбате Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин устроили торжественный смотр ополчению, затем войско прошло через разоренную Москву.

На Красной площади, возле Лобного места они сошлись вместе с казаками Трубецкого. Воеводы рядом въехали в Спасские ворота Кремля. Это был миг единения русской освободительной силы, минута огромной народной радости!

Попечением Бога, Казанской Богоматери, Ярославским ополчением и казачьими отрядами из подмосковных «таборов» была взята Москва.

При высвобождении столицы героически ратоборствовали Аким Лагун, Надей Светешников, Анисим Васильев, Первушка Тимофеев, сотни ярославских и ростовских ополченцев. Анисим погиб в жестокой схватке с польскими жолнерами, Надей — тяжело ранен, но остался жив и вскоре был пожалован в чин «государева гостя».

Первушку, наверное, и впрямь спас оберег жены. Он вернулся в Ярославль, где его встретила счастливая Васёнка, родившая мужу сына, а спустя несколько лет Первушка воздвиг-таки свой первый каменный храм.

……………………………………………………………………..

Дмитрий Михайлович Пожарский скончался 20 апреля 1642 года и был погребен в родовой усыпальнице Пожарских, в суздальском Спасо-Ефимьеве монастыре. Перед смертью он, по обычаю того времени, постригся в монахи, приняв имя Кузьмы — в память своего друга и соратника.

Кузьма Захарович Минин похоронен в Архангельском соборе Нижнего Новгорода.

Великие имена Минина и Пожарского, показавших образцы горячей любви к Отечеству и мужественной решимости защищать Русское государство, будут вечно жить в благодарной памяти потомков.