«Ручьи, ручьи, куда от вас деваться!..»
Ручьи, ручьи, куда от вас деваться!
Но есть за чем весной воде спешить.
Уже пора деревьям одеваться
И на работу рекам выходить.
Капель с карнизов падает и с веток.
Белила льет ремонтная страда.
На мокрых стенах ежатся газеты,
Им забегает за ворот вода.
Чего-чего сегодня только нет в них —
Стихи и сводки. И во весь размах
Весенний сев на полосах газетных
Как на колхозных ширится полях.
Все зорче вглядываясь в эти окна,
В их мировую ширь и глубину,
Я вижу, как под снегом почвы мокнут,
Как села, шаг ровняют на весну.
Листы и шрифт куда-то отступают,
Уже не буквы, а поля рябят,
И сквозь колонны строчек проступают
Колонны марширующих солдат.
И хоть кругом плывет, в полете тая,
Московский снег и гибнет на воде,
Я руку жму парнишке из Китая,
Бойцу полков товарища Чжу-дэ.
…Оглядываюсь. Все опять на месте.
Горят на кровлях ранние лучи.
На миг остановились у «Известий»
Спешащие на службу москвичи.
Так мы стоим, случайные соседи,
Одних и тех же полные забот,
Пока троллейбус нужный не подъедет
И по местам работ не развезет.
Радуга
Траву и листву обрадовав,
Гроза унеслась к земле.
Мы шли в облаках. И радуга
Рождалась в слепящей мгле.
Казалось, рукой дотронуться
Нам до нее — пустяк.
Умытое ливнем солнце
Играло на плоскостях.
Оно подымалось справа.
Был чист горизонт вдали.
Над доброй зарей державы
Мы строгим дозором шли.
А снизу, с полей, из окон,
Не отрывая глаз,
Смотрели на синь высокую,
На радугу и на нас
И, на руки взяв детей,
Махали и нам и ей.
А радуга вышла важная,
Цветастая, напоказ,
Родившись из неба влажного
Еще в облаках при нас.
И ровным путям с мостами,
И белым дымкам деревень
Был всеми семью цветами
Счастливый обещан день.
Погожий, большой, да нáдолго!
В небе и на земле.
Мы шли над страной.
И радугу
На левом
несли
крыле!
СЕНТЯБРЬ
«Уже война почти что в старину…»
Уже война почти что в старину.
В ряды легенд вошли сражений были.
По книжкам учат школьники войну,
А мы ее по сводкам проходили.
А мы ее учили по складам
От первых залпов городских зениток
До славы тех салютов знаменитых,
Которых силу я не передам.
Войну, что опаляла наши дали,
В века отбрасывая зарев тень,
В холодных классах нам преподавали
И на дом задавали каждый день.
И мы прошли под зимний звон ветров
И песен, порохом ее пропахших,
От тяжких слов о гибели отцов
До возвращенья без вести пропавших!
Я речь о том повел не оттого,
Что захотелось просто вспомнить детство,
А потому, что лишь через него
Я в силах в быль великую вглядеться
И рассмотреть, что в грозном том году
И мы забыли тишь (без сожалений!),
Чтоб стать сегодня равными в ряду
Проверенных войною поколений.
Начало
Четвертый класс мы кончили в предгрозье.
Но мы о том не думали в тот год,
И детских санок легкие полозья
Неслись навстречу — буре без забот.
Ты помнишь? Возле краснозвездных
вышек
Ты помнишь! В Александровском саду
Летели дни на санках и на лыжах,
И Кремль от детства отводил беду.
Но все тревожней были передачи.
Все шире круг забот МПВО.
Горел Париж. И так или иначе —
На нас ложились отсветы его.
Я помню день, когда забросил сразу
Я все свои обычные дела,
В тот вечер мама два противогаза
Себе и мне с работы принесла.
Я и не понял: для чего, откуда,
Но, на игру сзывая ребятню,
Таскал с собой резиновое чудо
И примерял по десять раз на дню.
Откуда-то их был десяток добыт.
И вот, пока сражение текло,
Любой из нас, растягивая хобот,
Глазел на мир сквозь потное стекло.
А на спину поваленные стулья
Строчили беспощадно по врагу,
И в светлых комнатах шальная пуля
Подстерегала на любом шагу.
И падал навзничь Петька или Сашка
Не на ковры, навстречу синяку,
С бумажною звездою на фуражке
И сумкою зеленой на боку.
Но в коридоре, становясь под знамя,
Мы верим ложной гибели сполна,
И не догадываемся, что с нами
Играет настоящая война!
А уж случалось — свет надолго гаснул
Вслед за тревожно стонущим свистком,
А уж в парадные не понапрасну
Затаскивали ящики с песком.
И часовой на западной границе
Все зорче вглядывался в темноту.
А там росли опасные зарницы,
Стальные птицы брали высоту
Там на дома неслись фугасок гроздья.
На океанах шли суда ко дну.
Четвертый класс мы кончили в предгрозье,
Из пятого мы перешли в войну.
Двенадцать лет — огромный, взрослый
возраст,
Но разве нежным мамам объяснишь,
Что наше место там, где крики «воздух»
И ширь ничем не защищенных крыш.
И мы тайком (туда, где зажигалки),
Оставив женщинам подвальную тоску,
Вслепую лезем, стукаясь о балки,
По теплому чердачному песку.
А там, пылая в треугольной раме,
Гремит ночной московский наш июль,
Зажженный заревом, прожекторами,
Пунктирами трассирующих пуль.
Мы замерли. И ноги вдруг как вата,
Но, несмотря на то, что бел, как мел,
Наш командир сказал: — За мной,
ребята!—
И по железу первым загремел.
Навстречу две дежурных комсомолки
Уже спешили, нас назад гоня.
И как сосульки падали осколки,
И рос напор зенитного огня.
Чердак опять. А бой ревет над крышей,
Несовершенным подвигом маня.
И вдруг внесли его, плащом укрывши,
Как, может быть, внесли бы и меня.
Он так лежал, как в этой же рубашке
Лежал однажды на своем веку,
С бумажною звездою на фуражке
И сумкою зеленой на боку.
Он так лежал, как будто притворялся.
И мать бежала. — Петя, подымись! —
А он смолчал. Не встал. Не рассмеялся.
Игра кончалась. Начиналась жизнь.
Так дни идут, как будто нет им краю.
Но этот первый воинский урок
Я в сотый раз на память повторяю
И настоящий трогаю курок!