— Нужно быть осторожнее, писатель, — сказал он.

— Кто бы мог стать твоей любовницей? — задумчиво пробормотал Владимир, в упор глядя на него невидящим взглядом.

— Что? — весело расхохотался Роберт.

— Лиля, ты слышала, что он сказал? — обернулся он к подошедшей жене, не дождавшись от Роберта ответа.

А Роберт, улыбаясь, смотрел на Лилю. Его зубы казались ослепительно белыми на загорелом лице, а глаза синими-синими.

— Он сочиняет новый роман, — пояснила без улыбки Лиля. Как же ей неприятен был Роберт в этот момент! За то, что смеялся над ее мужем, который, как назло, выглядел сейчас полным идиотом, а ей хотелось бы, чтобы он именно сейчас блеснул своим знаменитым остроумием.

— Понятно, весь в творческом процессе. — Роберт все еще смеялся, и, чтобы не ударить его по ненавистному ей красивому лицу, Лиля нагнулась и подняла книжку. «Владимир Набоков. «Лолита», — прочла она на обложке, и по ее коже, несмотря на то, что солнце по-прежнему светило и даже не закрылось облаком, и не наступила внезапно зима, побежали мурашки.

— Нравится? — спросила Лиля, протягивая Роберту книгу.

— Да, Набоков — изысканным стилист, его письмо виртуозно…

— Он мастер словесной игры, эстет, — продолжала Лиля, чувствуя, как внутри у нее все сжимается от ужаса.

— Именно это я и хотел сказать. — Под загаром на его щеках выступил румянец.

Роберт провел рукой по лбу, вытирая выступающие капельки пота. — Черт побери.

— Роберт, мы идем купаться, пойдешь с нами? — все еще погруженный в свои мысли, без всякого интереса спросил Владимир.

— Да, — согласился мужчина, с каким-то недоумением и смущением глядя на Лилю. Он поднял с песка фотоаппарат и обратился к Владимиру.

— Можно я оставлю его у вас в домике? До моего слишком далеко.

Но Владимир его уже не слышал, он задумчиво брел вдоль берега, не обращая внимания на жену и друга. Он дошел до стены, отгораживающей детский пляж, и, уткнувшись в нее лбом, обогнув его, вошел в воду и поплыл, по-прежнему ничего не замечая. Доплыв до отмели, он сел, потому что его руки уперлись в песок. Он без всякого выражения на лице посмотрел на оставшихся далеко молодых людей и лег на спину, уставившись в небо. Роберт усмехнулся, глядя на него, и, наконец, преодолев смущение, вопросительно посмотрел на Лилю. Но в ней тоже происходило что-то странное. Она, полуоткрыв рот, с лицом, застывшим от ужаса, завороженно наблюдала, как ее дети направляются в здание ресторана, где на подоконнике открытого настежь окна по-прежнему виднелась фигурка девочки. Роберт повторил свой вопрос, но Лиля его не слышала, поглощенная ужасом, который все сильнее захлестывал ее.

— Роберт, ты не знаешь, кто эта девочка? — Мелодичный, хорошо поставленный сценический голос женщины звучал хрипло.

— Не знаю, я ее раньше не видел, — ответил мужчина. — Вероятно, дочка кого-нибудь из обслуги. Она очень симпатичная, хоть и чумазая. Я ее долго фотографировал. Есть в ней что-то такое… — Он замолчал, опять смутившись.

— Даня, Дина, идите сюда, — закричала Лиля, но дети не обращали на нее внимания, занятые разговором с девочкой. К ним присоединились Альберт с Лолитой и начался обычный детский шум, за которым голоса матери они услышать все равно не смогли бы. Лиля собиралась подойти к ним, но ее остановил Роберт.

— Не впадай в снобизм, — посоветовал он. — Она такой же ребенок, как наши дети. Ничего с твоими детьми не случится, если они познакомятся с ней. Не вечно же им жить под стеклянным колпаком. Эта девочка из нормальной жизни, в которой много горя и грязи, но наши дети неминуемо столкнутся с этим, рано или поздно. Так пусть знают, что это бывает.

В окне появилась женщина в белом чепчике и фартуке, которая, в отличие от детей, слышала крик Лили. Она выглянула на улицу и, заметив Лилин взгляд, сдернула девочку с подоконника и захлопнула окно. Дети еще немного постояли, задрав головы, а потом вернулись на берег.

— Это, наверное, ее дочка, — сказал Роберт. — Хотя нет, у Тани нет ни мужа, ни детей. Это ее племянница.

Ноги у Лили подгибались, а лицо Роберта теряло четкие очертания и расплывалось.

— Ты хорошо осведомлен о личной жизни официантки, — прошептала она.

— Ну, кто же из мужской части поселка не знает Таню! — Лиля еще видела, что Роберт улыбается, а потом все заволокла тьма, но какое-то время она еще слышала его голос. — Да и женщины ее знают, но я не ожидал, что и ты тоже. Неужели ты думаешь, что у Владимира… Что с тобой, тебе плохо? — Лиля почувствовала, что падает.

— Владимир, твоей жене плохо, — громко крикнул Роберт, подхватив женщину, но, хотя его голос был слышен далеко, писатель даже не пошевелился. — Черт побери, — привычно выругался мужчина, нагнулся со своей ношей за фотоаппаратом и книгой, легко принял вертикальное положение, словно женщина была невесомой, и направился к домику.

Лиля открыла глаза, когда он подходил с ней к кровати. Очертания его лица прояснились, и его глаза, синие-синие, с тревогой смотрели на нее. Они были синие, как… Их было даже не с чем сравнить. С небом? Но даже из комнаты, оживлявшей краски, оно казалось подернутым беловатой дымкой. С рекой? Но вода в ней была зеленоватой. А они были просто синие и такие ласковые. И были так близко. А руки у него были сильные и нежные, и еще никто не держал ее на руках так легко и без напряжения и так долго. Она пришла в себя сразу, как только он поднял ее, там, на берегу, но не показывала этого, удивившись своей реакции. Ее всегда бесил этот мужчина, а от его прикосновения ей стало вдруг хорошо. И наваждение, вызванное совпадением с рассказом мужа, стало казаться ей смешным и глупым, и ей было приятно, когда он нес ее домой, а потом стоял с ней долго посреди комнаты, вероятно, не зная, что делать дальше.

Роберт опустил женщину на кровать.

— Что с тобой? Как ты меня напугала, — сказал он. — Ты, вероятно, долго была на солнце?

— Нет, Владимир придумал новый роман и рассказал мне его сюжет, со множеством подробностей, и эти подробности… — Лиля замялась, чувствуя, что несет полную чушь.

— И эти подробности тебя так утомили, — Роберт звонко рассмеялся и красивым уверенным мужским движением откинул со лба назад упавшую челку. От его смеха, от его голоса ей вдруг стало совсем хорошо.

— Конечно, ему не следовало так отягощать тебя своими выдумками, писатели вообще народ занудный. Но, может, все не так, и ты просто беременна, как Роксана?

— Роксана беременна? — Мистический кошмар продолжался.

— Да, разве она не говорила тебе? — В его голосе были радость и гордость.

— Нет. — На глаза Лили навернулись слезы.

— Да что с тобой сегодня? — Роберт вскочил и пошел к телефону. — Я вызову «скорую». Они приедут быстрее, чем я смогу найти нашего врача.

— Нет, не надо врача, подойди, — Лиля приподнялась на кровати.

Роберт подошел и удивленно на нее уставился.

— Подойди ближе, нагнись. — Она, обняв его руками за плечи, притянула ближе к себе. — Роберт, пожалуйста, поцелуй меня. — Ее голос дрожал, в огромных голубых глазах стояли слезы.

Лиля не собиралась изменять мужу, по крайней мере, в ближайшее время, она вообще все пять лет после свадьбы не вступала в близость с другими мужчинами, хотя главный режиссер театра, где она работала, друг ее отца, неоднократно подкатывался к ней, намекая, что все женские роли будут ее. Ее это не возмущало, несмотря на то, что он был близок их семье. Отец вышел на пенсию, отошел от дел. Ради него теперь никто не стал бы что-то для нее делать, и пробиваться нужно было самой. Она пока не соглашалась, потому что, во-первых, режиссер ее не привлекал чисто физически, а во-вторых, она не хотела расставаться с мужем, Владимир бросил бы ее, если б узнал, а рано или поздно он все равно бы узнал. Терять мужа, который отлично ее обеспечивал, так, как сама она не смогла бы, даже играя все первые роли в театре, было глупо, а глупой она не была никогда. Разве вот только сейчас, когда ей так страшно и нервы на пределе. Сейчас она собиралась изменить мужу, пусть даже с Робертом, которого терпеть не могла. Но собиралась сделать это не потому, что испытывала удивительные ощущения в его объятиях. Просто она хотела развеять свой ужас и не знала как.