— У них были одинаковые увлечения, одинаковые автомобили, и та лестница, что ввела тебя в заблуждение, была спроектирована моим отцом. Роберту она очень понравилась, и отец помог ему сделать точно такую же, — сказал Берт. — А платок он мог найти у моей матери, которая вполне могла и хранить его и подбросить.

— И все же это не Виктор Сергеевич, — спорил Даниил, останавливаясь, по совету друга, вдалеке от дачи Горшковых. — А с чего ты вообще решил, что он сейчас на даче? Он уехал на встречу с делегацией и сейчас занят своими гостями.

Пока они шли, увязая в осенней грязи, Берт вспоминал…

Городской стадион, куда он ходил тринадцатилетним мальчишкой, был расположен неподалеку от хореографического училища. Там он несколько раз видел своего отца со светловолосой худенькой девочкой. Это случалось именно в те дни, когда дома считалось, что он на важных заседаниях и симпозиумах. В такие дни он не приходил домой ночевать или возвращался очень поздно.

Берт тогда думал, что у отца есть ребенок на стороне, в этом-то и заключается причина его холодного отношения к нему самому. Он знал о не сложившейся семейной жизни отца и матери и хотел разузнать все до конца. Он увидел эту девочку на своем дне рождения, узнал, где она учится, и однажды проследил за ней. После занятий она поехала на троллейбусе, он тоже сел в троллейбус. Выйдя на одной из остановок, она подошла к пятиэтажному дому, и ему не стоило особого труда узнать адрес. Минут через десять после того, как в квартиру вошла она, к дому подъехала машина его отца.

Альберту была интересна жизнь отца, и он все сделал точно так, как рассказывал на перемене Лолите, объясняя, зачем ему бинокль. Только, разумеется, ни за какой Альбиной Петровной он наблюдать не собирался. Он рос фактически на улице и к тринадцати годам, общаясь со старшими ребятами, был достаточно, и даже предостаточно просвещен в вопросах секса. И даже имел не совсем удачный половой контакт с подружкой своего шестнадцатилетнего друга, решившего, что ему пора уже стать мужчиной, и одолжившего ему свою женщину, ярко накрашенную полную брюнетку неопределенного возраста, от которой сильно пахло духами и потом. То ли он был слишком юн, то ли слишком напуган предстоящим событием, которое должно было совершиться в подвале, то ли на него подействовали полстакана водки, которые тот же старший друг заставил его выпить для храбрости, хотя до этого он никогда не пил, но, когда вся их компания, посмеиваясь и желая ему удачи, оставила его наедине с этой девкой, он не смог ничего. Тогда она и сделала то, что потом он видел в бинокль, отыскав окна квартиры, куда зашли девочка и его отец. Да, то же самое делала с его отцом эта милая балеринка, на которую молился его наивный воспитанный одноклассник и друг Даниил Дегтярев. Пулей вылетев из подъезда дома, где находился его наблюдательный пункт, он сел в первый попавшийся трамвай и катался в нем до вечера, пока его не выгнал водитель, направляясь в депо. Он направился пешком к своему району, решив переночевать в их излюбленном подвале по примеру товарищей, ночующих там после конфликтов с родителями. До подвала он не дошел. Его подобрала на пустынной улице патрульная милицейская машина. Он назвал адрес своей бабушки, и его отвезли туда. Она, увидев его в сопровождении двух милиционеров, подтвердила, что он живет у нее, и даже ни о чем не спросила, когда он заявил, что домой больше не пойдет. Встретиться с отцом после увиденного он просто не мог. Когда родители приехали за ним на следующий вечер, ему не пришлось даже выходить к ним и разговаривать. С ними поговорила бабушка, и он насовсем переехал к ней.

Подойдя к даче, Берт подергал ручку двери. Она была заперта, но на втором этаже в окнах был свет. Он позвонил и, не дождавшись ответа, позвонил еще раз. На этот раз требовательно, долго не отрывая палец от кнопки звонка. Наконец послышались шаги, щелканье открываемого замка, и темноту разрезала полоска света из прихожей.

Виктор Горшков встревоженно всматривался в лица нежданных посетителей.

— Здравствуйте, дядя Витя, — удрученно поздоровался Даниил, озадачиваясь от того, что его друг пока оказался прав.

— Здравствуй, Данила. — Архитектор как будто не замечал Берта. — Прости, не могу пригласить тебя, я не один. Увидимся завтра.

Он хотел закрыть дверь, но Берт поставил ногу на порог.

— А мы и не ожидали застать вас здесь, господин Горшков, какая приятная неожиданность, — сказал он в своей излюбленной иронической манере, давно выбранной им для разговоров с отцом. — Не беспокойтесь, вашу даму мы не потревожим. Пожалуйста, впустите нас, мы проделали такой путь и замерзли, не говоря уж о том, что промокли, а Даниил забыл ключи от своей дачи.

— Убирайся отсюда, — резко сказал Виктор и, переменив тон, обратился к Даниилу. — Извини еще раз, ты уже взрослый, и, надеюсь, поймешь меня как мужчина мужчину. Уговори своего друга уйти, я не умею с ним разговаривать.

— И все-таки придется поговорить, — тоже разозлившись, сказал Берт, распахивая дверь и заходя в холл. — Смотри, Дан, вот эта лестница, которую ты видел на фотографии. А вот это я нашел в столе господина Горшкова, когда он отправился на очередную встречу с делегацией и поверил в мои байки, что меня это дело не интересует. — Он вынул из рюкзака дневник Дианы и фотопленку. — Записку, которая тебя ввела в заблуждение, написал тоже он. Любой человек, умеющий рисовать, может скопировать чужой почерк. Для этого он и позвал тебя к себе жить, пичкая тебя снотворным и спокойно аннулируя из твоей квартиры свидетельствующие против него вещи. Если ты посмотришь эту пленку, она покажется тебе очень интересной. Из-за нее-то он и убил твою жену. Ему столько лет все сходило с рук, но он, как обычно, заблуждался на мой счет, когда имел глупость все оставить в своем столе и не уничтожить.

Даниил вовсе глаза смотрел на архитектора.

— Да вы и шпион, господин Романовский, — презрительно усмехнулся Виктор. Да, я вас действительно недооценивал.

— О том, что вы сожительствуете с малолетними, господин Горшков, я знал семь лет, — произнес Берт. — И молчал, глупо веря, что это не вы растлеваете их, а они вас. Я так любил вас, несмотря ни на что. Восхищался вашим умом, вашей образованностью, вашим талантом. Я в ваше отсутствие, когда вы уходили на работу, сбегал из школы и тайком от матери заходил в вашу комнату. Я читал книги, которые читаете вы, учился рисовать, глядя на ваши рисунки, и так мечтал поговорить с вами. А вы верили пошлой сплетке и отталкивали меня. Я не понимал, как вы, с вашим умом и проницательностью, могли поверить в нее, и думал, что все дело во мне, что я такой отвратительный тип… Потому вы и не признаете меня. А все дело было лишь в том, что вы пошляк и извращенец, а теперь вот докатились до убийства. О дальнейшем разговаривайте с ним. — Он указал на Даниила. — Вы убили его жену, вы подставили его сестру, вы обманывали его. А я пока выйду на улицу, здесь слишком жарко. Но не надейтесь сбежать, я буду на крыльце. — Он резко повернулся и вышел.

— Но как вы могли? — только и смог сказать Даниил, оставшись наедине с архитектором.

— Я не убивал ее, — сказал Виктор.

— Но любовником моей жены были вы?

Виктор не успел ответить. На лестнице появилась девочка лет пятнадцати.

— Я не для того сюда приехала, Витя, чтобы сидеть одной в спальне, — капризно сказала она, разглядывая стоящего в холле Даниила.

У девочки было нагловатое лицо с раскосыми зелеными глазами, она запахивалась в розовый воздушный пеньюар.

— Я сказал тебе, кажется, чтобы ты оставалась наверху? — Архитектор сердито фыркнул на нее.

— Но мне там скучно.

— Иди наверх! — Он повысил голос.

— В чем дело? — В холл зашел Берт. — Моя помощь не требуется? А, вот и юная пассия.

— Красивый мальчик. — Девочка улыбнулась Берту.

— Если ты сейчас же не уйдешь, то никогда больше не переступишь порога этой дачи, — сказал архитектор.

— Не сердись, Витюша, я исчезаю. — Девочка легко взлетела по лестнице, послав ему воздушный поцелуй.