Однако на мое счастье блестящий треугольник оставался на месте.

Счет нам подали в размере моей месячной зарплаты. Надеюсь, в подписанном Стальэкспортимпортом и фирмами контракте французов все равно облапошили, иначе кидаться такими деньгами было бы преступлением.

Мы спустились на площадь, и Лида заявила, что хочет показать мне этот злосчастный район. Прощаясь, французы мне заговорщицки подмигнули.

Мы прошлись немного рука об руку, а затем взяли такси и поехали к Лиде на квартиру. И когда в машине Лида сказала, что обожает быструю езду, меня осенило; ну, конечно, это Лида по прозвищу Тачанка. У меня на дела исключительная память. Я держу имена всех наших агентов в голове, но Лида с Тачанкой не замыкалась, я ее представлял себе другой. А агента по кличке Тачанка-Лида я хорошо знал. На ее четырех колесах каталось в свое время много народу — и в Москве, и в Париже. Ее завербовали, когда она первый раз, уже будучи французской гражданкой, вернулась в Москву навестить мать и отца. Схватили ее на спекуляции золотыми монетами. Ну а после — разговор короток. Или десять лет лагерей, или… А в случае чего — родители остаются заложниками, да и в Париже найдем, у КГБ руки длинные.

И было известно, что Лида работала с охотой. Ну а репутация — так мне не жениться на ней. Даже удобнее. ДСТ мог предполагать, что Лида нам нужна для чисто специфических мужских надобностей.

Лида жила в старом буржуазном многоэтажном доме с консьержкой. Квартиру она занимала большую, с длинными коридорами. Она меня провела по комнатам, в которых, к моему удивлению, был идеальный порядок, и показала дверь черного хода:

— По лестнице спускаетесь во двор — и на другую улицу. Если иметь ключ от черного хода, то никто никогда не установит, что вы идете ко мне.

Мы вернулись в гостиную, и Лида включила тихую музыку, как она объяснила, «для фона», что было разумно. Она мне все больше нравилась. В ней не было ничего вульгарного (а именно такой я ожидал ее увидеть), и когда не стало нужды ломать комедию перед французами, она держала себя тактично и достойно. Наверно, угадав мои мысли, Лида усмехнулась:

— Я же не предлагаю вам целоваться и не называю «Боречкой». Итак, что будем пить? Виски? Вино?

— Кофе.

— О'кэй! Сейчас заварим. Вы всегда такой серьезный?

— Всегда.

— Жалко.

Лида принесла дымящийся кофейник, две чашки, но себе в стакан плеснула виски.

— Вас таскают в ДСТ?

— Естественно, я ждала, что вы мне зададите этот вопрос. Уже два очка в мою пользу. Согласны?

Я согласился.

— Что касается ДСТ, то меня туда изредка приглашают, а таскают, извините, это у нас.

— Три ноль в вашу пользу. И о чем спрашивают?

— Как обычно — о чем, мол, меня спрашивали в КГБ? И я отвечаю, что, мол, спрашивают о моих знакомых французах.

Я кивнул головой. Все правильно. И впрямь, глупо скрывать, что мы «таскаем» бывших советских гражданок, которые приезжают в Союз повидать родственников. Любишь кататься — люби и саночки возить, иначе в другой раз не дадим визу. И западным разведкам это известно. Но с теми дамами, что на нас не работают, мы ограничиваемся беседами об их иностранных знакомых. В нашем хозяйстве все может пригодиться.

— Ваше здоровье!

Лида пригубила виски. Я потянулся за кофейником и вдруг явственно услышал, как хлопнула дверь — та, с черного хода, в глубине коридора. Лида следила за выражением моего лица. Я налил кофе в свою чашку.

Женщины в разведке — самые несчастные люди. Причем я имею в виду не добровольных и платных стукачек, которых у Комитета пруд пруди и которые за пятьдесят рублей или за путевку в интуристовскую поездку готовы заложить кого угодно. «Поверьте мне» (второй раз цитирую письмо Ленина к кронштадтским матросам), так вот, поверьте мне, мы знаем, с каким дерьмом нам приходится работать. Московские и ленинградские проститутки, фарцовщицы, мелкие спекулянтки, карманные воровки — кого только нет в наших картотеках! Гораздо хуже стукачки по призванию, которые нашими руками хотят свести личные счеты. Знаменитая история, когда одна солидная дама (между прочим, секретарь парторганизации в НИИ) пыталась посадить своего мужа только за то, что тот ушел от нее к молоденькой лаборантке… Навести на человека поклеп — довольно просто, защитить — сложнее. Целый сектор большого отдела отбивался в течение месяцев от фронтального наступления бесноватой бабы, ибо было известно, что ее бывший муж ни в чем не виноват, ни ухом, ни рылом. Однако сейчас речь идет о другом, о настоящих кадрах, которые мы вербуем в разведку.

Как правило, мы занимаемся еще с университетской скамьи заманиванием романтикой приключений, материальным стимулов, работой за границей. К тому же когда не сложилась личная жизнь, тянет к перемене мест. А тут возникает выбор: или шебуршиться в средней школе Улан-Удэ и кругом, куда ни посмотришь, одни черти косоглазые, или консульство в Риме и торгпредство в Лондоне. Есть над чем поразмыслить. Правда, до Рима и Лондона — дорога дальняя. Мы долго девушку обкатываем, пока она не начинает верить, что работает за идею. А поверит она в идею обязательно, в силу своей женской натуры, ибо женщина все идеализирует, и в любви, и в жизни, без романтической пелены для нее не жизнь, а проклятый, скучный быт. Вот тогда кадр созрел. Но всячески подогревая и поощряя эту романтику, мы прекрасно отдаем себе отчет, что нам этот «кадр» необходим главным образом как баба, которую в нужный момент надо подложить под интересующий нас объект. А когда женщина прозревает — уже поздно, кругом она повязана. Вот почему среди них так много алкоголичек и наркоманок. И еще есть статистика самоубийств в советских зарубежных колониях, но она — за семью печатями, даже я в нее не заглядывал.

Лида в момент нашей в ней встречи была на перепутье.

То есть уже все про себя знала, однако романтику еще сохранила. Как я потом понял, она к нам пошла по идейным соображениям. Конечно, дело ей «сшили», но дело послужило лишь формальным толчком. Француз, с которым она уехала из Союза, подонком оказался, ничтожеством. Это в Москве была любовь и восторженная блондинка, загадочная русская душа.

А как вернулся он с ней в Париж, его родители ему на пальцах объяснили, что для карьеры другая жена нужна, со связями и с собственной квартирой в придачу. Француз подсчитал, согласился и сказал Лиде «пардон!» А куда ей было деваться? Девка без кола и двора, в чужой стране, со специальностью «структурная лингвистика», на которую, как легко догадаться, при тогдашней безработице о-о-огромный был спрос… В Москву же ей возвращаться с разбитым корытом гордость не позволяла. Ведь в глазах подруг — королевой во Францию отправлялась. Так она и мыкалась в Париже, живя в грязном арабском квартале, перебиваясь редкими частными уроками, и полагала, что жизнь ее кончилась. Посему ненавидела своего подонка мужа, а вместе с ним и его Францию. Может, дальше у нее и наладилось бы, однако потянуло домой. Домой же надо приезжать с форсом, с подарками и деньгами, иначе родители заподозрят неладное. Но деньги в Париже на улице не валяются.

Вот и задумала она провернуть выгодную комбинацию с золотыми монетами. И — повторяю — деньги ей нужны были не для себя — родителям жаждала вручить пару тысчонок на кооперативную квартиру с барского плеча… Как водится, с размаху угодила в нашу сеть.

Тут, на счастье, умный ей следователь попался. Разгадал ее. Мы подключились, поняли — девка будет работать за идею, реванш у Франции и у мужа-ничтожества брать. Далее пошло веселее. Русской переводчицей можно большие деньги заработать, особенно когда советские фирмы оказывают ей предпочтение.

Так вот, продолжаю, наступил момент, когда и она догадалась, что мы ее ценим, мягко говоря, не за аналитический ум и решительный характер. Но признаться окончательно в этом себе самой — катастрофа, вторая и ее жизни. Страшно. Тут я появился и показался ей принцем-царевичем, королем-королевичем, за которого можно ухватиться и который вытащит. Да я, идиот, тогда этого не понял. Я же себя и впрямь принцем-царевичем считал и согласился бы только на королеву. Верка меня почему захомутала? Да потому, что на пермской помойке с разбитым носом лежал, вот она и подобрала. А разве сравнить Лиду с Веркой? Лида была на два порядка выше.