Оппозиция ничему не научилась и ничего еще не поняла. Оппозиция тоже надеялась на парламентские выборы и волей-неволей поддерживала политику Президента.

Постепенно оживала французская пресса. Но газеты и еженедельники выходили с огромными белыми пятнами на страницах. Цензура снимала все материалы, в которых усматривала призыв к бунту или подстрекательство к мятежу.

Опросы общественного мнения были запрещены как провокационные после публикации в «Либерасьон» итогов последнего опроса: по нему получалось, что за коммунистов собираются голосовать всего десять процентов.

В посольстве приуныли, но я нашел эти цифры ободряющими. Подумать только — десятая часть французов продолжает верить в коммунизм, несмотря на все происшедшие события. Значит, мы можем не церемониться: коммунист-француз на все закроет глаза. Десять процентов! У большевиков перед 1917 годом не было такой широкой поддержки среди населения.

Наконец по телевидению выступили лидеры трех оппозиционных партий. Этому предшествовали долгие переговоры с цензурным комитетом, в которых принимал участие лично Президент. Лидеры глухо намекали, но в основном напирали на рост цен, дефицит в бюджете социального страхования и проблемы безработицы.

Товарищ Фрашон, новый министр внутренних дел во временном (до созыва Национального собрания) правительстве, попросил меня направить консультанта в помощь Мишелю Жиро, временному директору ДСТ. Я откомандировал полковника Белобородова.

Белобородов не скрывал своей обиды, считая это незаслуженным понижением. Однако я не забыл Лиду.

Так, в принципе мы не вмешивались в работу французского правительства — товарищи сами неплохо справлялись. Лишь однажды я приехал в здание Министерства обороны и говорил по прямой радиосвязи с командиром атомной подводной лодки «Индепанданс» лейтенантом-колонелем Жоржем Мельвилем. Дело в том, что «Индепанданс» оторвалась от советского эскорта (надо отдать должное хитрому маневру капитана), и координаты лодки нам были неизвестны. Министр взывал к патриотическим чувствам французских моряков. Капитан отвечал уклончиво. А на борту «Индепанданс» пять ядерных баллистических ракет стратегического назначения. Риск огромный.

— Капитан, — сказал я, — с вами говорит советский генерал Зотов. У меня особые полномочия от советского правительства. У нас с вами различные идеологические взгляды, но я уважаю ваши убеждения. Если вы намерены идти к американцам доброго пути, хотя мне жалко, что Франция потеряет такого опытного офицера. Как только пресса сообщит, что команда «Индепанданса» попросила политическое убежище в США и корабль перешел в ведение американских ВМС, ваша семья сядет в рейсовый самолет TWA и благополучно улетит в Нью-Йорк. Я даю вам слово советского генерала. Ваша жена, Мария-Луиза, поправилась после болезни, дети посещают лицей, у Поля хорошие отметки по математике.

После минутной паузы лейтенант-колонель ответил, что понял меня отлично и берет курс на Флориду.

Министр обороны скривил губы. Еще бы, «Индепанданс» лучший корабль французского военного флота.

У меня не было иного выхода. Ведь я гарантировал Секретариату, что «птички не взлетят». И потом, у американцев таких лодок навалом, а нам от этого ни тепло ни холодно. И потом будет суп с котом. И не мне его варить.

Выборы в Национальное собрание состоялись в точно назначенный Президентом республики день. Выборы прошли дисциплинированно. Порядок и спокойствие поддерживали советские воинские части и специальные отряды французского министерства внутренних дел.

Проведения второго тура не потребовалось. Уже в первом туре блок коммунистов и беспартийных получил 91 % голосов.

13

Абсолютным большинством голосов — 593 против 7 — вновь избранное Национальное собрание приняло два декрета, изменивших коренным образом жизнь страны:

1) о национализации всех крупных и средних предприятий;

2) Закон о защите мира.

Согласно первому декрету в руки народа передавались заводы, фабрики, фирмы, акционерные общества, страховые компании, магазины — словом, все организации, в которых работало больше двадцати человек. Национализированные предприятия с отрицательным балансом получали дотацию государства. Отменялось увольнение рабочих и служащих по экономическим причинам.

Что касается Закона о защите мира, то он торжественно провозгласил неучастие Франции в любых агрессивных военных пактах (типа НАТО) и вступление страны в систему оборонительного Варшавского договора. Закон о защите мира под страхом суровой уголовной ответственности запрещал пропаганду войны. Под действие этого закона попадали призывы против дружественной Советской Армии, которая помогала Франции строить социализм. Закон о защите мира строго карал антиправительственную агитацию, ибо целью этой агитации было — спровоцировать в Республике гражданскую войну.

Большинство буржуазных газет и журналов, которые не смогли приспособиться к новым нормам демократии и продолжали критиковать правительство — т. е. нарушали Закон о защите мира — были, естественно, закрыты.

Зато к концу года Франция достигла невиданного успеха в борьбе с безработицей. Количество официально регистрируемых безработных сократилось с двух с половиной миллионов до трехсот тысяч!

Особенно ожила металлургическая промышленность (до этого испытывающая хронические трудности). Металл требовался для бывших автомобильных заводов, теперь работавших на оборону страны, и на изготовление колючей проволоки. Проволоки не хватало!

Подъем наблюдался и в строительстве новых тюрем и концентрационных лагерей, в которых содержались поджигатели войны, осужденные на основании Закона о защите мира. Число тюремных сторожей и лагерных охранников было увеличено в сто раз, однако все равно служба охраны не справлялась со своими задачами и приходилось пока что временно прибегать к услугам советских и восточно-германских специалистов.

В стране, где Закон о защите мира с каждым днем набирал силу, образовывалось все больше вакантных рабочих мест. Однако проблема безработицы среди молодежи была решена следующим путем: обязательную службу в армии отменили, но всех молодых людей от 18 до 26 лет, слоняющихся без дела, забирали в пограничные войска! Погранвойска имели сугубо оборонительные цели, держали границу на замке, сооружали фортификационные укрепления, рыли рвы, опоясывали их рядами колючей проволоки — т. е. действовали как саперные части. Срок пребывания в погранвойсках ограничивался тремя годами. Боевое оружие выдавалось лишь лицам, которые успешно прошли соответствующие курсы политической подготовки.

С инфляцией покончили через год. Франк был выведен из системы западных валют и свободно конвертировался на твердые и устойчивые советские рубли, польские злотые, чехословацкие кроны, восточно-германские марки, румынские леи и монгольские тугрики.

Когда Президент Республики сложил с себя обязанности Генсека ФКП, своим новым Генеральным секретарем политбюро французской компартии избрало товарища Робинэ. Товарищ Робинэ был абсолютно не известен рядовым членам компартии.

В его опубликованной биографии глухо сообщалось, что, скрываясь от преследований буржуазной полиции, он вынужден был работать в подполье, а потом продолжать свою революционную деятельность в эмиграции. Разумеется, я знал, кто такой Робинэ. Бретонец, член террористической организации «Аксьон Директ», он действительно, спасаясь от ареста, бежал в Советский Союз. Сначала он проходил боевую подготовку в специальных лагерях вместе с палестинцами, ирландскими революционерами и итальянскими «краснобригадниками».

Затем на него обратили внимание и послали учиться в Высшую партийную школу в Москве. На должности инструктора он просидел в Иностранном отделе ЦК КПСС месяцев восемь, и тут разразились события во Франции. Сперва политбюро ФКП кооптировало Робинэ в свои члены, ну а потом Москва порекомендовала Робинэ на пост Генсека.

Товарищ Робинэ оказался на редкость способным аппаратчиком. В нем чувствовалась выучка московского ЦК. С удивительной интуицией он угадывал, какой человек на Старой площади сейчас идет в гору, какие настроения в Секретариате, а главное — сохранял и крепил налаженные в Москве связи.