Мы повернули в отдел замороженных продуктов. Джордан молча выбирал полуфабрикаты для микроволновки.
— Джордан?
— Да.
Я не смогла удержаться от вопроса. Игра с Лейк-Фолс — и окружающая ее драма — не выходила у меня из головы.
— Как ты считаешь, Лейк-Фолс заслужили победу?
Джордан ответил не сразу.
— Зависит от того, что ты имеешь в виду. Считаю ли я, что они заслужили победу из-за того, что с ними произошло? Или считаю ли я, что они заслужили победу, потому что более сильная команда?
— Не знаю. И то, и другое.
Он посмотрел на меня:
— Нет на первый вопрос. Да — на второй.
— У них не слишком хорошая статистика. Ты не... Ты не считаешь, что команда Темпл-Стерлинга сильнее?
— Конечно считаю. Но неважно, что я считаю, важно, что происходит на поле. А в тот вечер мы проиграли. Значит, тем вечером сильнее были они.
— Но если бы Эзру выпустили, вы могли бы выиграть.
— Это было бы грубо. Эзру посадили после первой половины, потому что все выглядело плохо... В подобных ситуациях должно быть некое почтение, понимаешь? И если бы Лейк-Фолс забил шесть, а мы пятьдесят шесть, мы бы выглядели кучкой мудаков. Но попробуй сказать Эзре в любой ситуации — а уж тем более в такой — не забивать, и он пошлет тебя, прошу прощения за мой французский.
— Но почему его не выпустили снова, когда Лейк-Фолс начали забивать?
Джордан криво улыбнулся:
— Из-за истерики, которую он закатил. Если бы кто-нибудь из нас устроил такое, нас бы точно удалили с поля. К нам всем относятся одинаково, даже к ведущему игроку.
Вопрос, который мне действительно хотелось задать:
— Почему он так повел себя?
— Я не стану его оправдывать, — после паузы сказал Джордан. — Не знаю, где была его голова. Ну, может, и знаю, немного, но не мое дело извиняться перед тобой.
Я уставилась на холодильник с продуктами. Мое отражение уставилось на меня, а за ним я разглядела несколько видов замороженной пиццы.
— Извиняться за что?
— Да ладно. Я знаю, что произошло после игры.
Попала.
— Тебе Эзра рассказал?
— После того вечера Эзра вообще почти ни с кем не разговаривает. Но твой кузен на тренировке заливался соловьем.
Я засмеялась. Почему-то меня это не удивило.
— Он решил, что Фостер специально промахнулся, — сказала я. — Я знаю, что Фостер никогда бы так не поступил.
— Уверен, Эзра тоже это знает.
Я не ответила.
— Знаешь что?
— Что?
— Как-нибудь мы с тобой посидим и заведем приятный разговор, не имеющий никакого отношения к Эзре. Будем говорить о кино или о политике, или о еще каком-нибудь дерьме, и позволь сказать тебе, Чемпион, это будет восхитительно.
Я улыбнулась.
— Давай, идем на кассу.
Он обнял меня одной рукой, и мы пошли к кассе.
29
Неделя бала выпускников в Темпл-Стерлинге проходит именно так, как вы могли бы представить: чуток одноэтажной Америки (игра в день бала), приправленной большой порцией двадцать первого века (намек на хип-хоп музыку с рейтингом 16+ и танцевальные движения с рейтингом 18+ в школьном спортзале).
В день бала всегда проходил матч. Обычно мы играли с давними соперниками — старшей школой Прайори. В этом году, как и в прошлом, наша команда уже побеждала Прайори, и это задало приподнятое настроение всему вечеру. Я знала, что Фостер очень нервничал по поводу всего. Я не испытывала особенного восторга от того, что буду его шофером, но похоже, именно таким и суждено было стать моему балу выпускников.
Вечером я достала из шкафа платье и разложила его на кровати. Я даже достала из коробки балетки (купленные с шестидесятипроцентной скидкой!) и поставила их на пол рядом с кроватью.
— Ты все-таки пойдешь?
Я обернулась. В дверном проеме стоял Фостер.
— Я отвезу вас с Гвин. Но нет... мне не хочется идти.
— Ты наденешь платье, чтобы отвезти нас с Гвин?
— Нет. — Я сгребла платье в охапку, запихнула его обратно в шкаф и захлопнула дверь. — Не надену.
— Да ладно. — Фостер шагнул в комнату, сел на край моей кровати и поднял балетки. — Будет весело. И это твой последний бал выпускников. Ты же не хочешь пропустить свой последний бал выпускников?
Я не хотела. Не могу сказать, что испытывала какие-то особенные чувства к балу выпускников в предыдущие годы. Как правило, туфли был неудобными, а музыка слишком громкой, но мне выпадала возможность потанцевать медленный танец с Кэсом и посмеяться над понятиями других о торжественной одежде.
Неожиданно меня затопило желание быть там. С чего это я должна лишиться танца только потому, что у меня нет спутника? С чего это я не должна идти только потому, что мы с Эзрой не вместе? Я и одна могу отлично провести время.
Фостер пошел переодеваться, я надела платье, и мы вместе поехали за Гвин.
* * *
Спортзал был оформлен в обычном для бала выпускников антураже: мигающие фонарики, складные стулья и большой кусок плетеного полипропилена, которым накрыли деревянный пол, чтобы не поцарапать. Полотно неизбежно сомнется под чересчур рьяной цепочкой танцующих, и более чем несколько человек споткнутся об него.
Зал был набит битком. Фостер с Гвин ушли к компании своих одноклассников, а я осталась высматривать в толпе знакомые лица.
Словно ниоткуда появилась Рэйчел Вудсон — безукоризненно одетая, из прически не выбивалось ни волоска — с огромным фотоаппаратом в руках и сунула его мне в лицо.
— Фото для альбома?
— Ух...
«Лучше не надо».
— Давай. — Она приготовилась фотографировать. — Улыбочку.
Я выдавила улыбку. Вспышка осветила все вокруг и оставила у меня в глазах звездочки.
— Спасибо, ты лучшая!
И Рэйчел Вудсон исчезла.
Клянусь, мое зрение восстановилось только через две попсовые, похожие одна на другую баллады, когда я села на один из складных стульев вдоль стены и смогла проморгаться и насладиться полным обзором на спортзал.
Я просидела совсем немного, когда толпа слегка расступилась и я увидела их.
На Линдси Реншоу было кремовое платье из тонкой, словно струящейся ткани, которая мягкими складками ложилась вокруг ее ног. Не знаю, откуда оно было, но определенно не с распродажной вешалки в торговом центре. Она стояла совершенно неподвижно в туфлях на высоких каблуках, волосы блестящими локонами струились вниз по спине. Она была красива, и все это знали. Я это знала. Симпатичных людей много, но в жизни встречаешь так мало по-настоящему красивых. От нее словно исходило какое-то сияние, которого не было у остальных, какая-то искра, которую не купишь и не подделаешь.
Они не танцевали, но она стояла близко к своему спутнику, чтобы он мог слышать ее сквозь музыку. Он был в черном костюме с расстегнутым пиджаком, в накрахмаленной белой рубашке с тонким черным галстуком. Он склонил голову, ее губы находились прямо возле ее уха. У меня скрутило живот.
Эзра Линли.
Он был... великолепен. Они великолепно смотрелись вместе.
Машинально я встала, пошла в туалет и закрылась в угловой кабинке. Я достала телефон и подумала о том, чтобы позвонить кому-нибудь, но кому? И что я скажу? Это был тот вид неприятных сюрпризов, которыми просто необходимо с кем-нибудь поделиться, но у меня не было никого, с кем я могла бы поделиться.
Через некоторое врем я покинула туалет и вышла на улицу. В сумочке у меня лежала книга, так что я села на ступеньки, ведущие к спортзалу, открыла книгу и уставилась на слова, совершенно не воспринимая их.
Это был паршивый сюрприз, и я была слишком гордой, чтобы признать, что он причинил мне боль. Я предполагала, что Эзра не пойдет на бал выпускников, питая глупую, но утешительную надежду, что он не захочет показаться ни с кем, кроме меня.
Но вот она, Линдси. Тут как тут. Снова влезла в мои перспективы.
Но был ли Эзра вообще перспективой? Джейн заметила бы, что между нами никогда не было соглашения. Он никогда не говорил вслух, что я ему нравлюсь. Но временами было в его глазах что-то, что, я могла бы поклясться, говорило намного больше. Более глубокий вид заботы.