В дрогнувшем голосе звучала глубокая печаль.

Ветер забросал окно целым роем брызг. В комнате наступило тяжелое молчанье. Александру почувствовал, что он лишний, — собеседники хотят остаться одни.

— Льет и льет!.. — проговорил он по-детски и вышел.

В сенях он облегченно вздохнул, сбросив охватившее его оцепенение. Погладил по голове охотничью собаку; она пришла по его следу и ожидала хозяина на крыльце.

— Ну-ка, пошли, узнаем, Болдей, когда выйдем в поле, — сказал Александру и еще раз погладил песика. — Беги за мной.

Оба побежали под дождем к хате вдовых козачек. Там было куда более оживленно, чем в той комнате, которую он только что покинул. В свой домик старухи дозволяли входить и собакам, друзьям человека. Особливо охотно собирались там люди в этот час, перед полуднем, когда отшельницы имели обыкновение вынимать из печи пироги и хлебы.

Когда Младыш вошел, они как раз завершали свою работу.

— Сашко-красавчик, хоть раз пришел ко времени! — проговорила матушка Митродора, ласково поглядывая на него.

— Да я не за хлебом, — защищался Младыш.

Сидевшие за столом воины и дьяк подвинулись, давая ему место, и весело слушали шутливый разговор.

— Ах, ты, значит, за пирогами пришел! — засмеявшись сказала старуха Митродора. — Вот тебе, голубок, самый румяный. Такими же мы угощали тебя, когда ты был отроком и один жил с нами в Черной Стене.

— Спасибо, матушка Митродора, — отвечал Младыш. — Съем твой пирог с охотой, как и в те времена. Но после пирожка ты уж не сказкой потешь меня, а совет дай.

Вторая стряпуха тоже подошла к Александру, принесла миску блинов со сметаной.

— Пришло время, сыночек, самому тебе забавлять нас сказками. А совет, что ж… совет мы дадим, коли пойдет он тебе на пользу.

— На пользу, матушка, — коротко отвечал Младыш. — Поведайте, пожалуйста, в какой четверти круга находится луна. Кабы не лил дождь, как при всемирном потопе, мы бы знали. Да вот тучи нависли, гнетут небо, гнетут душу, и ничего нельзя узнать. Наши старики говорят — когда перейдет луна в новую четверть, тогда и кончатся дожди.

— Ну, что ж, сыночек, сейчас узнаем, — отвечала польщенная Митродора.

— Рассчитаем и узнаем, — прибавила вторая вдовица.

Наклонив друг к другу головы, они пошептались и перво-наперво установили, что пасха была в мартовское полнолуние. И начали они считать по пальцам лунные месяцы, каждый по двадцать восемь дней.

А пока они считали, дьяк достал из пристегнутого к поясу кожаного мешочка рваный, от руки написанный громовник, в котором двести лет тому назад византийские книжники записали все, что касается исчисления времени, положения светил небесных и земли. Он поискал в таблице и все определил сразу, но смолчал, желая узнать, правильно ли считают вдовые сестры.

Счет их был правилен. Кончалась третья четверть лунного месяца, и до начала четвертой остался только один день.

— Так и мой громовник показывает, — подтвердил дьяк Раду. — Завтра, самое позднее послезавтра, прояснится и покажется в небе святое солнышко.

— Ну вот, сразу веселее стало на душе, — воскликнул Младыш. — И по сему случаю не плохо бы получить еще миску блинов. А что ты скажешь, дьяк Раду, не попросить ли у моих матушек и жбан меду?

— Найдется и мед! — закричали вдовы.

Все сидевшие за столом воины протянули миски, чтоб получить свою долю в этой обители изобилия, и все дивились всеведению дьякова громовника, который знал обо всем, что делалось во вселенной, — и в небесах и на земле.

Коли остановятся потоки дождя, его милость Александру может начать свою охоту.

Что скажет о том дьяк?

Дьяк заявил, что в середине августа после проливных дождей солнце по-новому светит — чувствуется приближение осени. Подходящее будет время для охоты на куропаток и зайцев. Перепела ватажатся и улетают в полуденные страны.

— Ну, стало быть, потешимся охотой, — сказал Младыш. — И будем охотиться до тех пор, пока не поедем в большой табор. Туда отправимся на шесть дней, сделаем привал на Острове молдаван, захватим с собой попа Нектария Балабана, а потом уж не остановимся до места. А там застанем всех приятелей батяни Никоарэ — многие из них атаманствовали и сражались с ним рядом в походах запорожцев. Они будут рады ему. Поп Нектарий Балабан отслужит, как и в прошлом и позапрошлом году, панихиду по его светлости Иону Водэ. А затем справят тризну.

Со слезами умиления слушали Александру старухи-козачки. Каким большим и видным вырос отрок, которого они пестовали. Снова наполнили жбан старым медом, в котором, как по волшебству, заиграли лучи осеннего солнца.

— Отец Нектарий бывал у нас, — сообщила сестра Митродора. — Скажу по правде, до того он сладко поет — перед райскими ангелами и то не сплошает. Расскажи, Сашко-красавчик, по каким причинам Нектарий оставил свою паству в молдавском господарстве? Правда ли, что там властители мира сего не щадят даже служителей бога?

— Правда! — с воодушевлением крикнул Младыш. — А потому поп Нектарий Балабан, что служил под Тутовой, прибавил к святым дарам и воинскую саблю.

Дьяк вышел на крыльцо посмотреть на небо. Воротился он радостный и возвестил:

— Солнце средь туч показалось. Нынче к вечеру или ночью погода переменится.

Все кинулись во двор. Сестры-вдовицы, шепча молитву, поклонились святому солнышку, блеснувшему в вышине.

27. ОХОТА НА ДИКИХ ЛОШАДЕЙ

В таборе у Больших Лугов Подкова повстречался со старым боевым товарищем, делившим с ним и горе и радость, — с гетманом Шахом; вот уж несколько лет Константин Шах предводительствовал козаками. Воевал он турок при Ионе Водэ вместе со Сверчовским[57], а теперь держал наготове сотни, нужные Никоарэ для возвращения в Молдавию. Подкову и Шаха связывал договор двухгодичной давности. Но после событий этого лета запорожский гетман призвал своего друга на третье поминовение Иона Водэ, считая, что пришла пора обновить старые обязательства.

Запорожский гетман Шах был муж разумный и расчетливый, даром, что наружность его тому не соответствовала. Ростом был невысок, глаза имел жаркие, нос — соколиным клювом; улыбался тонко, говорил мягко. На войне почитал за лучшее больше орудовать мозгами, нежели мечом. Старался рассудка хмелем не туманить — много вина не пил. Годился бы Шах в схимники, не будь он таким добрым козаком.

Разумная распорядительность гетмана сказывалась в большом порядке и опрятности, царивших в таборе повсюду — от куреней до конюшен, от зимних хранилищ снеди и питья до стогов сена и ячменных ям. Тем более удивителен был сей порядок и опрятность, что женскому сословию вход к мужьям в табор был крепко-накрепко заказан.

Предусмотрительность гетмана сказывалась и в сделках по продаже коней татарам и ляхам — табунов на днепровских островах было достаточно. Лучшего знатока конских статей и искусней лекаря для коней не было от Днепра до самого моря. Большую пользу гетман Шах приносил запорожскому войску, руководя поимкой и приручением диких лошадей, обитавших в безлюдных просторах.

Скакуны эти вели свое начало от жеребцов и кобылиц, покинувших в древние времена табуны древних скифов и сарматов и размножившихся на укромных островных пастбищах и в пустынных степях. Многие сгибли в суровые зимы, а от тех, что выжили, пошла крепкая порода лошадей с широкими копытами, легко бежавших по болотам, с длинной зимней шерстью, линявшей по весне. Татары охотились на диких коней осенью, когда они нагуляют жиру, и убивали их себе на пищу.

Шах и его запорожские охотники преследовали лошадей неторопливо, окружали в определенных местах и ловили арканом. Прежде всего охотники искали жеребых кобылиц: ожеребившись, те становились совсем ручными, а из их жеребят гетман выращивал наилучших боевых коней.

Не раз татары просили дозволения вступить на землю запорожцев, чтобы купить двухлеток и трехлеток от диких кобылиц. Гетману они дали прозвище «джеамбаш-шах» — «царь барышников». Ногайцам нравилось вести с ним торг и, споря о цене, состязаться с «джеамбаш-шахом» в шутках и острословии; в конце концов они всегда ему уступали, дивясь его мудрости и ясному уму.