— Лури, — Аргус нахмурился. — Ты всерьёз надеешься сделать то, что не удалось даже Памфле?

— Я надеюсь, что поспав разок на земле, вы заплачете и попроситесь домой, а на обратном пути захватите какого-нибудь дровосека и наведёте в поместье порядок. Гёльфен совсем плох. Не удивлюсь, если по возвращении мы будет ползти по сугробам к его развалинам.

— Что ты там сказал? — Аргус, сделавший несколько шагов вглубь леса, пытался вырвать полу плаща из цепких объятий шиповника.

— Я говорю, что ж вы маленьким не померли?

— Воротник, Лури! — хозяин пригрозил лису пальцем. — Я уже начинаю мёрзнуть, и соблазн растёт, а терпение уменьшается. Не думай, будто я избалованный пряничный мальчик. Я уже давно живу в условиях, противоположных роскоши, и сам о себе забочусь. Меня не запугать жёсткой постелью.

Неожиданно земля задрожала. В ворох палой листвы плюхнулся жёлудь, и послышался странный гул, как будто кто-то ударил палкой осиное гнездо.

— Что это? — Аргус испуганно отшатнулся. — Что это такое? Белые волшебники?

— Отойдите, господин, — Лис сидел в сторонке и помахивал хвостом, — дерево взлетает.

Аргус от удивления сделался таким же пучеглазым, как его шерстяной сосуд.

— Разве деревья летают? — спросил он.

— А как же. Сейчас для них самый сезон. К зиме большинство торопится перебраться в южные долины, чтобы не замёрзнуть, вот и поднимаются, как только наберут сахару и напитаются водой. Путь-то неблизкий — недели две лететь.

Исполинский дуб со стволом в пять человеческих обхватов вырывал из земли корни. Сдвоенные листочки-крылья гудели, и земля вспучивалась от их напора. Во все стороны фонтанировали ошмётки грязи, с веток сыпался желудёвый дождь. Аргус наблюдал за происходящим, как зачарованный. Лури, видавший за семьсот лет жизни и не такое, спокойно тёрся о шершавый пенёк, пытаясь унять чесотку в зудящем боку. Неожиданно его морда сделалась умной, а в выпученных глазах промелькнула догадка.

— Хозяин, вы умеете лазать по деревьям? — спросил он.

— Разумеется, нет! — возмутился Аргус. — Я старый человек, к чему такие вопросы?

— Мы могли бы полететь на нём, — сообщил Лури. — Так выйдет гораздо быстрее, и белые волшебники нас не найдут.

— Ты предлагаешь мне путешествовать на дереве? А может, ты хочешь, чтобы я сорвался с него или умер от голода за две недели пути?

Лури вздохнул и покачал головой. Когда он снова посмотрел на хозяина, тот уже цеплялся за тонкие у основания сучки.

— Надо было взять мою трость! — сокрушался Аргус. — Поторапливайся, Лури! Я буду есть жёлуди и пить воду, которая скопилась в корнях. Посмотри, какие они прозрачные! А ещё у меня есть верёвка. Если я привяжу себя к стволу, смогу спать без опаски. Забирайся!

Лис попытался вскарабкаться по стволу, но ничего не вышло. Корни уже почти целиком вырвались из земли. Они были влажными, и Лури без конца соскальзывал.

— Хозяин!

Аргус, кое-как забравшийся на большую ветку, с ужасом посмотрел вниз. Лури бегал вокруг дуба и царапал его когтями. Дерево было высоким, и у Аргуса не вышло помочь лису, даже когда тот встал на задние лапы. Тогда он торопливо вытащил из сумки верёвку, соорудил аркан и опустил вниз. Корни оторвались от земли. Лури с разбегу запрыгнул в петлю и взвизгнул, когда она затянулась. Теперь он болтал лапами в воздухе, со страхом глядя, как удаляется земля, а Аргус пыхтел, пытаясь затащить его повыше.

Лури весил немного. Он был лёгким, как сброшенная кожица цикады, а по размеру не превосходил среднюю собаку, но Аргус не успел привязать себя к стволу и боялся сорваться. Дерево раскачивалось, пока набирало высоту, на голову то и дело падали жёлуди, а руки становились влажными от пота. Аргус обхватил ветку ногами и продолжал поднимать Лури с усилием рыбака, пытающегося вытянуть из моря крупную добычу.

Когда лис оказался наверху, Аргус схватил его за шкирку, усадил перед собой и облегчённо вздохнул. Потом взял второй конец верёвки и привязал себя к стволу. Лури трясся, как осиновый лист, а его глаза, казалось, готовы были выпасть от страха и покатиться вниз вместе с желудями.

— Не прошло и часа, а мы уже чуть не умерли! — воскликнул отошедший от потрясения Аргус. — Почему мы до сих пор поднимаемся? Я слишком стар для таких ужасов!

Пришибленный лис плюхнулся на ветку и обхватил её всеми лапами. Он ни за что не хотел вылезать из петли. Аргус тоже вцепился в ствол. Дуб мерно покачивался, а потерявшая дневной свет земля продолжала удаляться.

— Лури! Это всё мир?

— Только его кусочек, хозяин.

— О, муки предков! До чего же он огромный! — поражённо прошептал Аргус. — По правде, я до сих пор не верил, что есть ещё какие-то места, кроме моего Гёльфена. Это же невообразимо! Я листик в океане леса!

Он ещё долго восхищался, пугался, тыкал во всё подряд пальцами и донимал вопросами съёжившегося лиса. Дуб выровнялся и теперь летел ровно. Лишь изредка ветряные потоки сдували его в сторону, но дерево упорно приближалось к маячившим на горизонте силуэтам взлетевших клёнов, тополей и акаций.

Послышался хруст переломленных позвонков, и головка несчастной жертвы обвисла.

— Какая мерзость, Лури! Хотя бы отвернись! — фыркнул Аргус, и его фиолетовые глаза недобро потемнели.

Лис, зажавший в пасти птицу, чихнул от щекотавших нос перьев и послушно перепрыгнул на соседнюю ветку, подальше от хозяина. Там он устроился поудобней и принялся лениво жевать, глядя на проплывающие внизу поля.

От множества трепещущих на ветру сдвоенных листочков-крыльев стоял шум, сравнимый с гулом десятка пчелиных роёв. Раскидистые кроны роняли на холмы ажурные тени, и казалось, будто стая огромных медуз скользит над морским дном.

Проглотив ужин, Лури облизнулся и осторожно спустился к подножию ствола, где начинали выступать прозрачные от накопленной воды отростки корней. Разрастаясь книзу, они походили на осьминожьи щупальца, и лису мерещилось, что от воды пахнет морем и его любимой рыбой.

— Какая ирония, что мы отправились в путь именно в это время года, — сказал он, свернувшись калачиком подле дремлющего хозяина.

Благо, ветки у дуба были чудо как широки, и лис больше не боялся упасть.

— Что в этом ироничного? — уныло пробормотал Аргус.

— Ну как же. Осень — символ перемен, начала новой жизни и памятных встреч, а перелётные деревья — живая метафора к слову «путешествие».

— Я уже вторую неделю страдаю от этой метафоры! Это никак не символ светлого будущего!

Лури хотелось поговорить, но хозяин был не в духе, а мудрому лису подобает молчать, когда его не желают слушать. Он вздохнул и посмотрел вниз. За последние дни бурые пустоши сменились разнотравьем, солнце быстрее поднималось над горизонтом, и день стал длиннее. Лис давно привык к высоте, а вот хозяин был мрачней грозовой тучи. Он плохо спал, мучился от голода и постоянного шума.

Время близилось к закату. Цветущие поляны перешли в пашни. Крестьяне распрямили натруженные спины и, приставив ладони козырьками, наблюдали за перелётом деревьев. Ребятишки бежали и махали вслед. Какая-то девушка, стоя на холме, пыталась поймать низко пролетавшую яблоню. Лис зевнул и уткнулся в облезлый хвост.

— Надо рассеять этот лес, — простонал Аргус, растирая виски. — Я не могу больше выносить мигрень! Мне кажется, я скоро оглохну!

— Не стоит, господин, — сонно пробормотал Лури. — Деревья — стадные существа. Одиночка собьётся с пути и может залететь куда-нибудь на восток.

Но из-за гула Аргус его не услышал и одним махом обратил в прах несколько следовавших за ними деревьев и с десяток тех, что мерно плыли впереди. Пепел разнёсся воздушными потоками, опустился на равнины и плоскогорья, на миг спрятал под чёрным слоем блестящую гладь реки.

Лури, успокоивший было желудок, тотчас почувствовал себя пустым, как выеденное яйцо. Аргус не сразу понял, что случилось. Потерявшее ориентир дерево стало петлять и взяло курс правее — к ближайшим сородичам.