Он посмотрел на меня с острым любопытством, словно оценивая эти симптомы с медицинской точки зрения.

— Ваше внутреннее сопротивление достигло предела. Попробуем снять напряжение. Я уверен, вы справитесь.

— Рад, что вы так думаете. Если, конечно, меня не разорвут на куски и я не останусь, обглоданный, здесь, в камере.

— Заявляю со всей ответственностью: такой вероятности не существует. Но смотрите, смотрите, как она выступает! Причём это — врождённая, а не благоприобретённая грация. Когда ваш страх пройдёт, его место займёт восхищение красотой. Думаю, в основе эстетического чувства часто лежит побеждённый страх. То же можно сказать о совершённой любви. Нет, вы только обратите внимание, как ритмично она движется! Давайте последуем за ней.

Он стал водить меня за львицей. Я шёл, спотыкаясь на ватных ногах; шёлковые зеленые шаровары больше не развевались, а липли к ногам, заряженные электричеством. Король безумолку говорил — это служило мне единственной поддержкой. Смысл его речи временами ускользал от меня, но вскоре я понял: он хочет, чтобы я подражал движениям львицы. Это что, метод Станиславского, подумал я? Африканский МХАТ? В 1905 году моя мать путешествовала по России. Накануне японской войны она посмотрела балет с фавориткой царя в главной роли.

— Не вижу связи, — пробормотал я непослушными губами, — с аллохирией Оберштейнера и прочей дребеденью, которую вы обрушили на мою голову.

— Связь самая непосредственная! Скоро вы все поймёте. Но для начала попробуйте с помощью льва научиться отделять естественные состояния от навязанных. Атти — лев до кончиков когтей. Естественна на все сто процентов!

Я спросил упавшим голосом:

— Если она не пытается подражать человеку, с какой стати я должен вести себя как лев? Если уж мне нужно кому-нибудь подражать, пусть это будете вы.

— Помолчите, Хендерсон-Сунго. Вы прекрасно знаете, что я сам её во многом копирую. Передача от льва к человеку вполне возможна, я убедился в этом на собственном опыте.

— Сакта! — крикнул он львице. Это значило: беги!

И она побежала рысью по кругу, за ней король, а за королём — я грешный, всеми силами стараясь не отставать. «Сакта, сакта!» — подгонял он, и львица стала набирать скорость. Сейчас она бежала вдоль противоположной стены. Вот-вот догонит меня с тыла! Я завопил:

— Король! Король! Позвольте мне бежать впереди вас! Ради Христа!

— Прыгайте вверх! — ответил он, но я, пыхтя, как паровоз, все пытался обойти его. Мысленно я уже видел огромные капли крови, которые выступят у меня на коже после того, как львица вонзит в неё когти. Я был убеждён, что она воспринимает меня, бегущего, как дичь и вот-вот вцепится. Или ударит лапищей по голове. Это бы лучше. Один удар — и ты проваливаешься в бездну. Как в ночь. Ночь без звёзд. Абсолютное ничто.

Я так и не смог обогнать короля и, притворившись, будто споткнулся, с диким воплем грохнулся на пол. Увидев меня распростёршимся на пузе, король крикнул львице: «Тана! Тана!» — и она отскочила в сторону, замерла и наконец прогулочным шагом направилась к деревянной платформе. Там она села на задние лапы. Потом вытянула одну лапу вперёд и стала облизывать, как кошка. Король опустился на корточки.

— Вы ушиблись, мистер Хендерсон?

И, не дожидаясь ответа, пустился в объяснения:

— Я хотел помочь вам расслабиться, Сунго, вы слишком зажаты. Ваше сознание имеет чётко выраженную тенденцию к самоизоляции. Поэтому в следующий раз…

— Какой ещё следующий раз? Чего ещё вы от меня хотите? Сначала мне подбрасывают труп. Потом амазонки избивают меня и швыряют в грязный пруд. Ладно — это чтобы вызвать дождь. Я стерпел даже зеленые штаны Сунго. А что теперь?

Он терпеливо, с большим сочувствием ответил:

— Имейте терпение, Сунго. Все, что вы делали до сих пор, делалось для нас, варири. Не думайте, что я вам не благодарен. Но этот последний эксперимент направлен на ваше собственное благо.

— Вы все время так говорите. Не понимаю, каким образом гонка со львом поможет мне в решении моих проблем.

— Речь идёт о достоинстве. И о достойном поведении, без которого жизнь человека жалка и никчёмна. Вы сбежали из вашего родного дома в Америке, потому что были лишены возможности достойного поведения. Вы превосходно выдержали первые испытания, Хендерсон-Сунго, но нужно двигаться дальше.

— Что я должен делать?

— То же, что и я. То, что до меня делали Гмило, мой отец, и мой дедушка Суффо. Уподобьтесь льву. Вберите в себя как можно больше львиных качеств.

Если бы это был сон, от него можно было бы проснуться. Но, к сожалению, это происходило наяву. Я со вздохом сел и приготовился встать, но король удержал меня.

— Зачем подниматься, Сунго: вы как раз в подходящей позиции.

— Вы что, хотите заставить меня ползать?

— Нет, разумеется: ползают другие звери, не львы. Речь идёт об искусстве передвигаться на четвереньках. Вот так.

Он сам встал на четвереньки, и, должен признаться, это было очень похоже на льва.

— Вот видите?

— У вас прекрасно получается, ваше величество, но вы обучались этому с детства. Это была ваша идея. Что же касается меня, то я не могу.

— Ох, мистер Хендерсон, мистер Хендерсон! Что я слышу? Тот ли это человек, который мечтал вырваться из могилы одиночества и декламировал стихи о вольной мошке в лесу? Жаждал СОСТОЯТЬСЯ! Тот ли это Хендерсон, который облетел половину земного шара, повинуясь внутреннему голосу, твердившему: «Я хочу, я хочу, я хочу!»? А теперь, когда ваш друг Дахфу протягивает вам средство достижения цели, вы обессиленно падаете на землю? Разрываете наши отношения?

— Нет-нет, король, не говорите так! Ради вас я готов на все. — И я действительно встал на четвереньки.

— Так, правильно. Но почему вы так напряжены? Почувствуйте себя львом! Ощутите нерасторжимую связь с природой! Небо, солнце, обитатели буша — все они тесными узами связаны с вами. Мельчайшие мошки — ваши кузены. Небо присутствует в ваших мыслях. Листва деревьев и кустов — ваша защита, и никакой другой вам не нужно. Ночь напролёт вы будете вести нескончаемый разговор со звёздами. Вы обретёте неотчуждаемое от вас свойство сохранять равновесие. Но пока что вы напоминаете мне совсем другое животное — не знаю, какое именно.

Я не собирался его просвещать.

— Скажите, ваше величество: долго ли мне ещё находиться в этом положении?

— Думаю, во время этой первой попытки вам стоило бы усвоить хоть какое-нибудь, присущее льву свойство. Начнём с рычания.

— Вы не боитесь, что это взбудоражит львицу?

— Нет, сэр. Ну сделайте мне одолжение — давайте послушаем ваш голос. Он какой-то придушенный. Я уже говорил: у вас ярко выраженная тенденция к самоизоляции. Представьте, что вы лев — настоящий лев, готовый совершить убийство. Предупредите захватчика о ваших намерениях. Рычите, Хендерсон— Сунго. Не переставайте чувствовать себя львом. Опуститесь ниже. Угрожайте мне. Рычите! Так. У вас почти получилось, только как-то жалобно. А теперь поднимите руку, то есть лапу. Нанесите удар. Ещё! Ещё! Станьте диким зверем! Потом вы снова станете человеком, но сейчас постарайтесь добиться полного перевоплощения!

И я стал зверем. Я заполнил камеру воем, как церковный оргАн (ударение на «а» — В.Н.), — и наконец-то понял до конца смысл пророчества Даниила! Потому что у меня отросли когти, шерсть, клыки. Все, что во мне осталось человеческого, это человеческая тоска.

Наконец я почувствовал, что больше не могу, и упал навзничь. Король испугался, что я потерял сознание, и стал хлопать меня по щекам, приговаривая:

— Ну-ну, очнитесь, дорогой друг. Вы в порядке?

Я открыл глаза.

— Вполне. Как у меня получилось?

— Замечательно, брат мой Хендерсон. Поверьте, этот метод принесёт плоды. А теперь я уведу Атти, и мы поболтаем.

Он вновь выразил уверенность в том, что лев Гмило находится где-то недалеко и скоро будет пойман. Тогда он, Дахфу, отпустит львицу на свободу, и причина разногласий с Бунамом будет устранена. Потом он заговорил о тесной взаимосвязи между внутренним и внешним.