Валентин Франчич
БЕЗУМНЫЙ ЛАМА
Рассказы
Бесшумно скользят виденья
В моем усталом сознанье.
Давно в гробнице забвенья
Последнее воспоминанье.
Я сам лежу в саркофаге, —
На мне узорные ткани, —
Герой позабытой саги,
Погибший на поле брани.
Порой в златотканом дыме
Давно сгоревших желаний
Мелькнет дорогое имя,
Последнее воспоминанье.
МАШИНА МУДРОСТИ
Рассказ будущего
Известный архимиллиардер и общественный деятель, Альберт Иванович Прейс, сидел в своем кабинете и рассеянно чертил карандашом по бумаге, на которой перед этим делал какие-то выкладки.
Случайно вошедшему к нему человеку бросилось бы в глаза растерянное выражение на лице миллиардера и необычайная нервность, с которой рука его, вооруженная карандашом, чертила на бумаге бессмысленные каракули, являвшиеся как бы отражением того хаоса, который бушевал в его сознании.
Для того, чтобы душевное состояние Альберта Ивановича казалось понятным, сделаю некоторое отступление и постараюсь, по мере сил полнее, осветить причины, так повлиявшие на спокойствие миллиардера.
Последние три недели Альберту Ивановичу адски не везло на бирже.
Скупив почти все количество акций богатейшего в мире завода пушек «Марс», затратив на них почти половину своего легендарного капитала, он рассчитывал, и вполне справедливо, на колоссальные барыши.
Но прошло несколько дней, а спрос на бумаги, находившиеся в руках Альберта Ивановича, был очень вял, и, кроме того, в воздухе начинали носиться какие-то неопределенные, но грозные для него слухи о конгрессе мира, который должен быль собраться в Париже и на котором будто бы должны были вынести резолюцию о «всеобщем разоружении народов».
Альберт Иванович не придавал этим слухам особенного значения и был уверен, что идея мира так же невозможна в XXV веке, как и в IV, что пока человек способен чувствовать, любить, ненавидеть — война будет естественным и законным явлением в взаимоотношениях народов.
Но слухи росли, множились, а с ними падала стоимость акций «Марс», и все меньше становился спрос.
И вот сегодня утром парижский корреспондент Прейса, которого он специально послал на заседания «конгресса мира», телеграфирует:
— «Резолюция о разоружении народов вынесена. Правительствам всех стран отдан приказ немедленно ликвидировать пушечные и ружейные заводы».
Рука Прейса все еще чертила на бумаге затейливые каракули, когда в кабинет вошел лакей и подал карточку.
Альберт Иванович машинально взял ее, машинально прочел на ней какое-то незнакомое имя, которое моментально затем забыл и сказал:
— Проси.
В кабинет вошел седенький, полный, низенький старичок в длиннополом сюртуке, лоснившемся от жира, с короткими рукавами, из которых выглядывали сомнительной свежести манжеты, в воротничке того же состояния, повязанном ярко-зеленым галстухом, в брюках, настолько коротких, что видны были ушки нечищеных ботинок.
Лицо вошедшего было румяно и плоско, как археологический блин, национальное блюдо дореформенной России, и как две крупинки зернистой икры на этой круглой плоскости сверкали маленькие, черные, проницательные глазки; нос его напоминал юную картошку, а рот, с алыми, пухлыми губками, всегда открытыми, — полураспустившийся бутон розы.
— Белков, Иван Семенович, — назвал себя вошедший господин.
— Чем могу служить? — спросил Прейс, небрежно пожимая протянутую руку и указывая другой на кресло подле себя.
Пухленький розовый старичок уселся на краешке кресла, кашлянул в кулачок и довольно неуверенно начал:
— Видите ли, я хотел бы сделать вам одно предложение…
— Предложение? — Прейс оглядел костюм гостя, и на лице его изобразилось удивление.
— Да, предложение. Не знаю, как и начать. По вашему лицу видно, что вы принимаете меня за какого-нибудь чудака…
— Нет, зачем же, — протянул миллионер и, взяв со стола ящик с сигарами, предложил гостю.
Старичок дрожащими пальцами взял сигару, закурил и продолжал:
— Постараюсь говорить кратко. У меня изобретение, которое хочу предложить вам. Необычайное изобретение, первое и последнее, какое себе только можно представить. Я изобрел аппарат, при помощи которого даже самый глупый человек сделается очень умным, даже гениальным — мыслителем.
— Что?!.. — воскликнул Прейс, вскакивая, — вы изобрели машину мудрости?!
— Вот именно машину мудрости, — вы хорошо выразились, — так и буду теперь называть мой аппарат — «машиной мудрости».
— Но ведь это нелепость, — вышел из себя Альберт Иванович: — в XXV веке таких вещей не изобретают.
— Вы убедитесь, если выслушаете меня до конца, — спокойно возразил старичок.
— Хорошо; продолжайте.
— Мысль есть не что иное, как движение, которое возникает в нашем мозгу, когда мы получаем то или другое впечатление извне. Мысли обладают различной интенсивностью и формой. Простейшая элементарная форма мысли — образы — благодаря логическому свойству нашего сознания автоматически группируются в однородные категории. Не так ли? К сожалению, идеальный логический синтез является достоянием, пока, великих людей, людей с громадной памятью и воображением.
С изобретением моего аппарата каждый может мыслить не хуже, например, Канта или Спинозы.
Как бы ни слабо было логическое свойство ума в так называемых глупцах, как бы ни микроскопически, мизерны были их память и воображение, всякий предмет, всякое впечатление, вызывая в их сознании движение, остается в нем навсегда. И вот, когда такому глупцу потребуется иметь о чем-нибудь верное, универсальное суждение, ему стоит только нажать особую кнопку в моем аппарате и мельчайшие движения мыслительного процесса, не могущие достигнуть его слабого сознания, целиком будут восприняты моим аппаратом, классифицированы по категориям и занесены на особый лист в виде оригинальных знаков.
Таким образом, даже дурак сможет создать что-нибудь поражающее по глубине и сил мысли.
Я пришел к вам с предложением купить чертежи и изготовить по ним то или иное количество аппаратов. Можете быть покойны: доход от продажи «машин мудрости» будет грандиозный, и вы менее чем в месяц не только оправдаете расходы, но наживете колоссальные проценты. Что касается суммы, которую я хотел бы получить за право распространения и производства моего изобретения, то я скромен — я продам его вам всего за пятьдесят тысяч…
— Но чем вы гарантируете меня, что ваши аппараты соответствуют их назначению?
— О, за этим дело не станет. У меня есть дома модель, и если…
— Времени у меня достаточно, — перебил его Прейс и, позвонив, приказал шоферу подать автомобиль.
Заслуженный психиатр профессор Пехтерев, автор многочисленных ученых трудов, совершал свой обычный утренний моцион, когда из подъезда одной из крупнейших газет бомбой вылетел первый газетчик и помчался по Невскому, бешено крича:
— «Сынсацыя». Изобретена машина мудрости. Нет глупых.
За ним вылетел второй, третий, четвертый, и скоро весь благоустроенный Невский XXV века кишел газетчиками, певшими на разные голоса:
— «Сынсацыя». Изобретена машина мудрости. Нет больше глупых.
Профессор первое мгновение подумал было о массовом помешательстве и даже невольно по старой привычке вспомнил примеры массовых психических заболеваний в истории, но все-таки не выдержал и купил газету.