Лицо Бруно запылало. Когда он составлял отчеты, кое-какие сомнения насчет грамматики у него появлялись. Но он не думал, что карабинеры такие придиры, важны-то факты, а не эта дурацкая грамматика. Он готов был сносить насмешливые взгляды «мафиозо» и едкий дым его паршивой трубки. Но уж полицейские-то должны быть ему, Бруно, благодарны за «беспрерывную службу» с самого полудня до позднего вечера. А единственным вознаграждением были старые комиксы, которые ему дарил Траинито, да еще объяснял, как стрелять из пистолета. А самому пострелять так и не дал.

Брандолин допил ликер и угрюмо зашагал к себе, в оставшуюся неохраняемой служебную комнату. Траинито и Сартори помчались на автостраду, где рейсовый автобус сбросил в яму трактор сельского кооператива. Еще на улице Брандолин услышал трель телефонного звонка и в два прыжка очутился в комнате.

— Алло, — прохрипел он в трубку.

— Отличные новости! — В голосе Лаццерелли звучала огромная радость. — Арест Коллорини приободрил все наше управление. Из двух джентльменов, заехавших в Фиа, один зарегистрировался под фальшивой фамилией Куомо. Второй — Аваллоне, мелкий жулик, недавно временно отпущенный на свободу. Достойные друзья вашего Барона! Вы сказали ему, чтобы ждал визита?

Брандолин передал то немногое, что услышал от владельца бара.

— Что вы сделаете с теми двумя гостями? Отправите их домой по этапу? — спросил он в конце.

Лаццерелли засмеялся:

— Э нет, старший сержант. Посмотрим, что они теперь предпримут. Я даже готов выделить пару моих подчиненных для слежки за ними. Может, они приведут прямиком к Паломбелле, и вскроется какое-нибудь его грязное дельце. Тогда уж будут все основания заменить ссылку тюрьмой, и мы избавимся от этого гнусного типа.

Лаццерелли заранее ликовал в надежде наконец-то избавиться от ссыльного. Как ни странно, Брандолин не разделял его эйфории.

— Ну а мы что должны делать?

— Установите и вы беспрестанную слежку. Только будьте в штатском и постарайтесь остаться незамеченными.

— В штатском? — откровенно удивился старший сержант. — Но Паломбелла всех троих нас отлично знает!

— Да я говорю не о Паломбелле, а о двух визитерах, — снисходительно уточнил лейтенант Лаццерелли, что сильно разозлило Брандолина.

— Будет исполнено, лейтенант! — сухо доложил он.

Он хотел уже положить трубку, но его остановил каркающий голос Лаццерелли:

— Какая у вас машина?

— Старый фургон, лейтенант.

— A-а, так держите ее наготове. Не забывайте, у тех двоих есть «опель-кадет».

Поедая фасолевый суп по-венетски, Барон обдумывал, как ему теперь вести себя.

Первый вариант — сказаться больным и запереться дома. Но, кроме того, что такую уловку он считал гнусно-трусливой, трудно предусмотреть, как долго наемный убийца пробудет в городке. Вовсе не исключено, что ему надоест ждать и он решит «навестить» его, а двери дома вдовы Косма не стальные. А у него, черт побери, для защиты есть только перочинный ножик.

Второй вариант — признаться в своих страхах сержанту Брандолину и попросить, чтобы тот отправил его в тюрьму Виченцы. Насчет обвинения можно будет договориться: оскорбление блюстителей закона или тайная отлучка из Фиа… Насколько он помнит, за такое преступление дают от шести месяцев до двух лет. Но, если власти захотят воспользоваться удобным случаем и притворятся, будто не знают, что отлучка-то мнимая, отсидишь в каталажке не один месяц. А тогда Дядюшка Нтони если и не порадуется от души его смерти, получит не меньшее удовольствие от того, что сполна расплатился с врагом! И потом человек его грозной славы не мог просить помощи и защиты у не раз обманутой им полиции, не потеряв весь свой престиж.

Оставался третий вариант, самый простой, — быть всегда начеку. Не выходить за пределы городка и по возможности находиться среди людей. Ну, а еще надо позвонить Джулии, чтобы она привезла пистолет и патроны. Это — меньшее из зол. Лучше уж получить небольшой срок за незаконное хранение оружия, чем пулю в лоб.

С пистолетом в кармане он плевать хотел на всех наемных убийц, вместе взятых.

— Вам не нравится фасолевый суп? — заботливо спросила вдова Косма.

Она уже оправилась от потрясений этого утра. Лаурета, вернувшись после разговора с доном Джузеппе вконец растерянной, поспешно с ней распрощалась.

— Мы с тобой ненадолго расстанемся, тетя. Да ведь нога у тебя почти зажила, — сказала она. — Знаешь, из-за этой истории со Стефано мне надо на время исчезнуть. Но я все равно как-нибудь дам о себе знать.

И умчалась на своем велосипеде, поминай как звали. Может, поменять место жительства ей посоветовал он, дон Джузеппе, человек осмотрительный и мудрый.

— Суп отменный, донна Мариза, — ответил Паломбелла, сунув в рот ложку, полную фасоли. — Вот только я люблю понаваристее.

Когда он обращался к ней «донна Мариза», вдова раздувалась от счастья, как голубка в любовной истоме. А Паломбелла, чтобы еще больше польстить ей, добавил:

— Я выпил в баре вермута. Отвратительное пойло. До сих пор тяжесть в желудке.

— Ну почему вы упорно ходите в этот трактиришко? — ласково упрекнула его вдова. — У меня стоят целых три бутылки, и все самого лучшего качества.

Она пожирала глазами этого крупного, но такого подвижного мужчину, так не похожего на ее ленивого, болезненного мужа, мир его праху. Когда дон Джузеппе поселился у нее, она попросила Лаурету купить ей «Крестного отца» и буквально проглотила роман Пьюзо, испытывая при этом греховное наслаждение.

— Хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь спокойно и чтобы вам было уютно.

Барон доел суп — эта венетская кухня очень даже недурна, — глянул на вдову своими темными глазами и сказал со вздохом, который она по своей влюбленности истолковала по-своему:

— Я и сам так этого хотел, донна Мариза! Так бы хотел!

«Опель-кадет» остановился на автостраде, омытой дождем, в полукилометре от поворота на Фиа-дель-Монте. Человек за рулем, вовсе не худой, как могло показаться на первый взгляд, с грубым лицом, нажал на ручной тормоз — дорога шла под откос — и, повернув маленькую, почти лысую голову, обратился к дружку в белом, заляпанном грязью плаще, сидевшему рядом.

— Микеле, в городке тебе наврали. Паломбелла и не думает отправляться на рыбную ловлю. И если он и удит рыбку, то совсем в другом месте.

Человек в белом плаще нахмурился. Уже третий день, как они приезжают из Виченцы, еще погруженной в предрассветную тусклую дремоту, и добираются до поворота, откуда начинается каменистая, узкая дорога, по которой они доходят до противоположного края холма, и начинают обшаривать пустынный берег реки. Возвращаются назад замерзшие и злые. Лишь однажды небо прояснилось и появилась надежда обнаружить Паломбеллу с удочкой в руках. Чтоб его холера побрала! Хорошая погода продержалась меньше чем полдня, и снова небо заволокли тучи. Все было за него, даже гнусная природа.

— В каком еще другом месте? — вскипел человек в белом плаще. — Река тут одна, других нет. А может, он, по-твоему, на сеновале рыбу удит? Этот сукин сын, пока мы ни свет ни заря шлепаем тут по грязи, лежит себе, наверно, в постели с красоткой.

Лысый постукал пальцами по рулю. Кольцо с огромным топазом сверкнуло желтыми искрами.

— Микеле, — мягко заметил он, — разве тебе в баре не сказали, что он каждый день примерно в полдень заходит выпить рюмочку аперитива?

Он смотрел на дружка, помаргивая ресницами, как это делают люди близорукие, хотя обладал отличным зрением.

— А не заехать ли нам в городок, припарковать машину у бара и подождать? Едва Паломбелла войдет или выйдет, ухлопаем его на месте и помчимся на предельной скорости по автостраде до самой Виченцы. Там оставим эту нашу машиночку и вернемся в Неаполь. Идет?

Вспыльчивый Микеле притворился, будто напряженно размышляет. Он и сам об этом подумал, но ему нравилось, что приятель с опаской и надеждой смотрит на него, боясь, что еще день придется бродить по грязному, крутому берегу. Микеле поднял воротник плаща и стиснул зубы, отчего челюсть обозначилась куда резче. Теперь он походил на беспощадного бандита, охваченного сомнениями, что всегда так впечатляет зрителей в фильмах о гангстерах и в детективных телесериалах.