Не было никакого чувства, равного этому — чувству единения с другим человеком, чувству слияния с ним. Она считала, что соитие — это просто животный инстинкт, и стоны и крики только подтверждают это. Она так ошибалась.

Животный инстинкт был там, необъяснимая и неоспоримая необходимость ощущать его тело внутри ее тела, ощущение наполненности, целостности, желание тянуть и кусать, и царапать, пока он овладевает ею, и то, как Вали стонал и рычал, и выл, и ревел — да, все это было проявлением животной страсти, как она и предполагала.

Чего она не знала, чего она не могла осознать, так это глубину этого чувства. Выражение необходимости, может, и было животным, но сама необходимость шла откуда-то из глубины. Из самой глубины души. Бренна знала, что ее любовь к Вали, ее желание быть с ним во всех смыслах этого слова могло помочь им подняться над этим миром и остаться там навсегда.

Вот что такое на самом деле соитие. Теперь она поняла.

Он двигался в ней, и она двигалась в ответ, его пальцы терзали нежные складочки ее самого интимного места и заставляли ее всхлипывать от наслаждения. Другой рукой Вали обхватил ее груди и поймал сосок между пальцев.

Неожиданно сосок пронзила резкая боль, и, удивленная, Бренна подскочила и замерла на месте.

— Ой! — она положила руку поверх его руки и чуть сжала, чтобы остановить движение.

За два месяца, проведенных вместе, Вали хорошо ее узнал, и он тоже замер.

— Они болят? Пришло время для твоей крови?

Бренна подумала. Прежде чем оставить дом своих родителей, она теряла кровь только дважды. В самый первый раз мать сказала ей, что нужно прислушаться к луне, чтобы знать, когда придет кровь, но луна никогда не помогала ей. Когда Бренна уезжала с воинами, она могла провести целый сезон, не теряя кровь.

Когда они прибыли в Эстландию, кровь была, сразу после того, как она и Вали начали спать вместе, незадолго до того, как они поженились. Наверное, пришло время. Он, должно быть, обратил внимание, что и в прошлый раз у нее болела грудь. Бренне понравилась такая внимательность.

— Думаю, да, — она грустно вздохнула при мысли о том, что на несколько дней придется забыть о таком, как сейчас, пробуждении, и постельных утехах перед сном.

Вали спрятал лицо на ее шее и снял руку с груди, притягивая Бренну ближе.

— Тогда я заполню тебя сейчас, пока еще можно.

Бренна повернула голову, и Вали накрыл ее рот своим, снова и снова погружаясь в него языком, повторяя движения в ее лоне. Он управлял их возбуждением, ведя его все выше, пока они оба не застонали в унисон, пока не сжались мышцы их сплетенных тел. Бренна ухватила Вали за волосы, его пальцы кружили, терли и щипали местечко меж ее ног, пока он заполнял ее снова и снова, с каждым толчком все глубже, пока она не поняла, что больше просто не выдержит.

Ей уже не хватало воздуха. Бренна оторвалась от его губ и резко вдохнула. Вали издал глубокое грудное урчание, его пальцы, натруженные и огрубевшие в боях, надавили на центр ее удовольствия. Бренна вскрикнула, снова и снова, чувствуя, что вот-вот потеряет и обретет все одновременно, чувствуя, как близок пик ее экстаза.

— Да, Дева. Потеряй себя для меня.

И она себя отпустила. Вокруг вспыхивали искры и плясали огни, а потом Вали зарычал в собственном освобождении и сжал ее бедра, и Бренна поднялась еще выше, пока не осталось ничего, кроме абсолютного блаженства.

Она открыла глаза, чтобы увидеть Вали — он навис над ней, его лицо отражало смесь озабоченности и зарождающегося веселья.

— Все хорошо?

— Да. Конечно. А что? — она подняла руку и пропустила пальцы через его длинную, мягкую, густую бороду.

— В таком случае, я очень доволен собой, — он усмехнулся и поцеловал ее руку. — Ты потеряла сознание.

— Я? — она поднялась на локтях и посмотрела вокруг. В комнате был немного светлее и теплее; Вали разжег огонь. И он был наполовину одет. Она, должно быть, и правда потеряла сознание — и немного вздремнула после.

— Да, ты. Нужно быть осторожным, чтобы не переутомить тебя уже с утра. Нам многое предстоит, — веселье сошло с его лица, и он нахмурился. — Тебе хорошо? Только честно.

— Все просто отлично. Я чувствую себя такой удовлетворенной.

Она улыбнулась, и он ответил ей взглядом и провел пальцем по ее щеке.

— Ни дня без улыбки. Моя миссия слишком легка, как мне кажется.

— Ты собираешься быть самодовольным и невыносимым целый день?

Игриво она надавила на его плечи, и он сел так, чтобы она могла подняться. В голове на мгновение помутилось; образ Вали расплылся перед глазами.

— Бренна? — он заметил. Он замечал в ней все.

Всю ее жизнь окружающие старались не смотреть на нее. А Вали с трудом отводил от нее взгляд. Его любовь к ней была как пьянящее зелье. Он изменил почти все, что она знала о мире.

Она откинула мех и встала.

— Ты собираешься быть самодовольным и невыносимым весь день.

Он встал и притянул ее ближе.

— Я лишил тебя чувств. Считай, что тебе повезло, и я не стану рассказывать об этом в зале.

Смеясь, она легонько ударила его в живот и пошла умываться и одеваться.

Хотя дни становились теплее и светлее, близилась середина зимы, и погода была отнюдь не теплой. А работа была сложной и требовала много сил, и когда они прервались на обед, щеки румянились не от мороза, а от усилий.

Все расселись у костра в центре деревни, и женщины подавали горячий скауз, хлеб и медовуху. Большинство женщин трудилось на кухне. Живя с родителями, Бренна не готовила, а живя в рабстве, не прислуживала. В этот день она помогала чинить крыши — хотя большая часть ее работы заключалась в том, чтобы оградить шаловливых детей от неприятностей, в то время как мужчины рубили дрова, ставили грубые балки и закладывали ярусные деревянные кровли.

Есть не хотелось, и Бренна грызла кусок хлеба и смотрела на других. Суровая погода и разрушения, казалось, не омрачали ничье настроение. Мужчины и женщины сидели вокруг огня или бродили рядом, болтали и смеялись. Молодые люди, прикончившие обед, пока другие еще ели, боролись в снегу. Дети бегали и визжали, убегая от Вигера, а он изображал монстра, топая и рыча на них.

Леиф и Ольга сидели вместе, разговаривали. Ольга учила Леифа языку Эстландии, и он был прилежным учеником. Он уже знал достаточно, чтобы говорить с жителями деревни без переводчика. Бренна завидовала. Языки ей не давались, хотя она и пробовала учить. Ольга уже бегло владела их языком, да и Леиф не отставал в знаниях, и даже Вали и некоторые из воинов уже знали достаточно, чтобы объясняться, и только Бренна сумела изучить всего лишь несколько слов и фраз и по-прежнему опиралась на пантомиму, когда переводчика не было рядом.

Вали попытался помочь ей однажды, но попытка чуть было не закончилась дракой — это был единственный раз, когда они всерьез поругались. Вдали от битвы Вали был уравновешенным, терпеливым — добросердечная душа. Бренна и в себе открыла тогда мягкость. Но ей не нравилось чувствовать себя глупой, а в тот день так и случилось.

Она смотрела, как Вали разговаривает с Ормом, стоя в окружении своих друзей и семьи. Даже сидя в одиночестве, Бренна ощущала уют дружеского общения. С тех пор, как они захватили замок и наладили отношения с местными, каждый день казался Бренне все более и более нормальным. Даже налетчики, знающие ее в течение многих лет, начали относиться к ней иначе — как к одной из них. Люди обращались к ней, и не просто потому, что не могли этого избежать. И в последние недели, поняла она вдруг, все называют ее просто Бренна.

Никогда ее жизнь не была такой.

Сделав глоток медовухи, она скривилась. Обычно ей нравился вкус меда Эстландии, но, кажется, на этот раз что-то было не так. Но остальным вроде бы все пришлось по вкусу. Бренна понюхала чашку. Желудок вдруг скрутило, и ей пришлось быстро выплеснуть напиток в утоптанный снег.