Она поднялась и вышла из-за стола. Если они могут насладиться миром, как он сказал, она тоже должна им насладиться. Ей стоит уехать — прочь из холодного каменного замка, прочь от Вали и мыслей, которые она не понимала.
Впервые она уезжала из замка одна. Пока не решилась ситуация с возможным нападением, люди Леифа решили перемещаться парами. Теперь же у них было необходимое знание. Они были в безопасности. Так что Бренна, наконец, могла позволить себе побыть одной.
С тех пор, как ярл Эйк даровал ей свободу, и она стала его Девой-защитницей, Бренна старалась уезжать из Гетланда на зиму. Люди сбивались поближе друг к другу в эти полные смерти месяцы, и от этого она еще сильнее чувствовала себе изгоем. Так что Бренна проводила зимы в маленькой хижине в лесах, не очень далеко от дома ярла, но достаточно далеко от людской толпы, в которой любой, увидев ее, отворачивался и спешил прочь.
Она никогда не возвращалась в родные края. Гетланд был далеко от Холсгрофа, но она могла бы, если бы захотела, отправиться туда. Вот только она не хотела.
Бренна скучала по дому. Всегда. В ее жизни так и не нашлось места для еще одного дома. До нее дошли известия о том, что отец умер — через год после ее побега. Осталась только мать. Мать, которая хотела сделать ее еще большей отшельницей, чем она стала. Мать, которая так сильно боялась потерять свое дитя, что заставила его сбежать из дома. Стыд и гнев бурлили в Бренне, и домой она не возвращалась.
Сейчас, уезжая прочь от замка, в одиночестве, сосредоточившись только на своих чувствах и пространстве вокруг, Бренна ощутила, как тоска по дому накатывает на нее все сильнее. Этот мир, это бедная деревенька были так похожи на те места, где прошло ее детство. Образы, запахи и звуки были такими знакомыми и любимыми.
Она остановила Фрейю на подъеме и оглядела поля и луга вокруг деревни. Вдохнула запах древесного дыма и аромат готовящегося на огне мяса. Люди впервые имели в домах хорошую еду — и все потому, что налетчики открыли для них склады.
В замке остались припасы — даже больше, чем требовалось отряду Бренны для собственных нужд. Крестьяне ни разу не взяли больше, чем им было нужно. Вели себя скромно, почти застенчиво. Несколько человек потом вернулись, попросив еще. Никому не отказали. Таким образом, они наладили хоть какие-то отношения с местными — и это притом, что те знали, как жестоко расправились налетчики с их собратьями ранее.
Бренна проехала через деревню, кивая занятым своими делами жителям. Ей хотелось обрести душевный покой, но вместо этого в сердце вернулась боль, от которой она — как ей казалось — вроде бы излечилась.
Здесь, вверх по течению от места их лагеря, река была шире и глубже, чище и полноводнее. Она спрыгнула с Фрейи и оставила ту пощипать остатки пожухлой травы, а сама уселась под деревом. Листья дерева уже стали совсем красными и готовы были упасть на землю от малейшего дуновения ветерка.
Одиночество Бренна понимала. Родители ее любили, и дома она была счастлива, но она с детства ощущала свою непохожесть на других. Став взрослой, Бренна поняла, почему люди держатся от нее в стороне, и от этого стало еще больнее. В конце концов, она решила просто смириться, убедить себя в том, что кроме ее собственной компании другая ей будет не нужна. Теперь Бренна знала, как использовать человеческие страх и трепет в своих интересах. Этот отличие от других служило ей щитом.
Здесь, в Эстланде, все неожиданно изменилось, и она не понимала, почему. Теперь она чувствовала себя одинокой. Конечно, отчасти причиной тому был Вали. Он разжег в ней тот огонь, который она погасила в себе уже давным-давно. Но дело было не только в этом. Это место. Эти люди. Все было так похоже на дом, и одновременно так не похоже.
Эстландцы заметили ее странный глаз, но их это не пугало. В их религии ее глазу не придавалось никакого мистического значения. Они не смотрели ей в глаза, но делали это из уважения, а не от страха. Они и в глаза Леифу не смотрели, и Вали. Если только не обращались к ним напрямую.
Странно, то, что эти люди ее не боялись, заставило Бренну чувствовать себя еще более одинокой. Ее собственный народ вел себя с ней как с существом нечеловеческой природы, которого следовало бояться или почитать, но к которому не стоило пытаться приблизиться. Здесь же, на чужой земле, она была просто женщиной. Сильной — но просто женщиной, человеком.
Она ошибалась. Не тоску по дому она ощущала. У нее просто не было дома.
Глава 6
Бренны не было уже достаточно долго, и солнце уже стало клониться к западу. Вали не мог больше сдерживаться. Ему не нравились эти ее поездки в одиночку, пусть даже замок был на данный момент свободен от угрозы, и пусть даже Бренна была Девой-защитницей и Оком Бога.
Она была женщиной, и здесь, в этом месте, она была только ей. Эти люди не чувствуют благоговения перед ней, и от неприятностей облик ее не сохранит. Они не знали легенд. И если Бренна поехала за пределы деревни, это означало, что она — просто женщина без сопровождения.
Он оседлал своего коня и поскакал за ней. Не представляя себе, куда она могла бы направиться, он поехал туда, куда вела его интуиция. Он заметил в Бренне особенную тягу к воде, даже большую, чем у большинства знакомых ему моряков. Эта тяга была сильной. Поэтому он отправился к реке, что текла за селом.
Пока Вали лежал в постели, Бренна проводила с ним каждый день, но как только он встал на ноги, она сделала все возможное, чтобы каждый день оказываться подальше от него. Они уже давно не оставались наедине.
Он был раздосадован сверх всякой меры. Пока она сидела рядом у его постели, они могли хоть немного поговорить. Узнавая Бренну, Вали не терял к ней влечения. Совсем наоборот. На самом деле, было неправильно называть то, что он чувствовал к ней, влечением. Чувство его было гораздо глубже.
Она рассказывала о своей жизни в Гетланде, и с каждым словом все меньше походила на Око Бога из легенд, и все больше — на женщину, на Бренну. Он знал, что во время битвы Бренна чувствовала то же, что и он — как будто высвобождала из себя что-то большее, чем человек. Он видел, как она боролась. И он узнал о том, что на самом деле произошло в ту ночь, когда налетчики захватили город, и она, рабыня, которой поручили заботу о детях ярла, спасла их и их мать.
Вали казалось, что это ее версия, а не истина, ведь легенд вокруг нее было так много, что и сама она могла уже принимать некоторые из них за правду. Истина была скрыта где-то между. Бренна была смелым и храбрым воином, а еще умным и вдумчивым стратегом и сострадательным человеком. Но как женщина, она была застенчивой и скромной.
Она не говорила о своей семье или о том, как стала рабыней. Говорили, что она сама отдала себя в рабство, и Бренна не отрицала. Но в ответ на многие вопросы у нее было только гробовое молчание.
Он знал, что потому она и сторонилась его присутствия. По мнению Бренны, она рассказала ему все о своей жизни в доме ярла Эйка. Ей было слишком трудно вспоминать о ребенке, которого он когда-то встретил, и теперь она снова убегала от него.
Но теперь он мог попытаться ее догнать.
Его догадка была правильной; он увидел ее стоящей под деревом на берегу реки и глядящей ему навстречу. Бренна взяла лошадь под уздцы и положила руку на рукоять меча, но узнав его, отпустила и то, и другое, и скрестила руки на груди.
Угасающий день становился холоднее — дул ветерок с севера, и выбившиеся из косы светлые волосы Бренны колыхались на ветру. Ее щеки были румяными от холода. Он заметил, что она не захватила с собой одежду. Видимо, уехала прямо после собрания в зале.
Она молча наблюдала, как он подъезжает к ней и спешивается. Как его ноги коснулись земли, еще слабые мышцы спины резко напряглись, и Вали сжал челюсти, стараясь не реагировать. Она, должно быть, заметила это и вздернула брови.