Вчерашние друзья могут сделать из твоего секрета шутку, чтобы на следующий день повеселить остальных.

Когда ты уже в шестом классе, наверно, тебе уже довелось влюбиться. И хотелось поговорить с кем-то об этом незнакомом чувстве, с которым не можешь справиться. Но говорить об этом неловко, и ты признаёшься тому, кому доверяешь, в разговоре с глазу на глаз. Вот почему люди начинают распространять сплетни, сначала клятвенно уверив, что сохранят всё в тайне? Клуб Дачо37 из себя корчат, что ли?

Сейчас я могу говорить об этом со смехом, но тогда казалось, что больнее ничего и быть не может.

Ты можешь верить кому-то и доверять ему свои секреты, но рано или поздно получишь удар в спину.

Не существует такого понятия, как стереотипный плохой человек. В обычных условиях каждый более-менее хорош, как минимум обычен. Но в трудную минуту он может внезапно измениться, проявляя свою истинную суть. И это самая пугающая человеческая черта. Надо всегда быть настороже.

Неожиданно всплыла в голове цитата из Нацумэ Сосэки.

Не существует людей, плохих от природы. Все в это верят, и я не исключение. Я не сомневаюсь в существовании добродетели.

И всё же люди, почуяв выгоду, обнажают клыки.

Люди рационализируют своё поведение, когда заражаются злом. Они не считают себя злыми. И чтобы сохранить свою искривлённую целостность, они искривляют весь мир.

Кто-то, кто вчера был «крутой», сегодня оказывается «выпендрёжник». Кто-то, уважаемый как «умный и знающий», сегодня презираем за «свысока смотрит на троечников». «Бодрый и энергичный» превращается в «доставучий и без тормозов».

Чтобы карать преступления в искривлённом мире, людям нужен меч правосудия. Не в силах утвердиться самостоятельно, они объединяются с другими заговорщиками. Они разговаривают друг с другом о беспринципности и греховности как о само собой разумеющемся. И вычищают культуру, исходя из собственного чувства справедливости. Они способны из мухи раздуть слона.

Если это не обман, тогда что это?

В том закрытом мирке ты дрожишь от одной мысли, что можешь оказаться следующим. И прежде, чем это может случиться, ищешь козла отпущения.

Затем цикл продолжается. Ему нет конца.

Какой смысл строить дружеские отношения, если тебя принесут в жертву ради чьего-то достоинства?

— А что, если… так будет и в средней школе?

Руми всхлипнула, её голос дрожал.

Словно заглушая её, раздался крик восторга. Он прозвучал даже не в десятке метров поодаль, он слышался словно из какой-то странной, далёкой земли.

Ложка со стуком ударила в тарелку.

Проводив взглядом Руми, молча возвращающуюся к группе с застывшим на лице выражением частичной покорности, мы тут же вернулись к своей кастрюле.

Картошка в карри, за которым следила Хирацука, отлично смешалась с остальными продуктами. От кастрюли шёл аппетитный запах.

Рядом с кухней стоял длинный деревянный стол с посудой и две скамейки. Мы начали смотреть, где нам сесть.

Первой села Юкиносита. Она без колебаний выбрала себе место на углу. Следующей оказалась Комачи. Ясен пень, она пристроилась рядом с Юкиноситой. Затем опустилась на скамейку Юигахама. А следующей, как ни странно, Эбина. Миура расположилась на противоположном углу. Я думал, она захочет сесть в центре, но нет.

Потом места начали выбирать парни. Тобе сел перед Миурой. Прямо будто присматривать за ней собрался. Рядом с ним угнездился Хаяма.

Чтобы оказаться рядом с теми, с кем я сидеть не возражаю, я решил ждать, пока выберут все остальные. Если подумать, в подобных ситуациях я всегда жду до последнего. Вы знаете, кто я. Я великодушный парень, пропускающий свою очередь из благородства.

Кажется, за Хаямой могут расположиться Тоцука, Хирацука или я.

— Э-э… — Тоцука посмотрел на Хирацуку, потом на меня, явно погрузившись в глубокие раздумья. — Х-Хачиман, где ты хотел бы сесть?

— Да где угодно. Подожду, пока все сядут.

— Лучшее напоследок, да? — Спросил Тоцука.

— Э-э, не совсем…

Это всё навалившиеся на меня обстоятельства. А не вопрос веры или нетривиальное мышление.

— Лучшее напоследок… Я поняла! Теперь я поняла. Я понимаю, как это… Я понимаю, как это должно быть.

Пробормотала себе под нос Хирацука. С таким выражением лица, словно на неё только что снизошло божественное озарение. Слишком она болезненно реагирует на слово «последний» и иже с ним… О господи, кто-нибудь, женитесь на ней наконец.

— М-м, я сяду… — Сказал я. — А ты где сядешь, Тоцука?

— Я не против быть рядом с тобой.

У меня даже язык отнялся.

Тоцука только что сказал нечто совершенно нелепое, мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Он прижал руку к губам, словно сам только что сообразил, что он выпалил.

— Не-немного странно получилось. Я имею в виду, мы обед готовили, потом с детьми возились, так и не получилось поговорить, вот и всё… — Объяснил он, хотя суть сказанного осталась неизменной. Сейчас он казался даже большим милашкой, чем раньше.

— Ну, как скажешь. Давай садиться.

От смущения, приправленного изрядной долей робости, я подтолкнул Тоцуку в спину, поторапливая.

Чёрт, и почему у него такая хрупкая спина? Я даже сопротивления никакого не почувствовал.

— Ладно, я пристроюсь здесь.

Он сел и приглашающе махнул мне рукой под столом, где никто не мог видеть.

— …Ага.

Убедившись, что глаза меня не обманывают, я сел рядом. У меня даже челюсть отвисла, пришлось прикрыть рот рукой, сделав вид, что зеваю.

— Ну что, приступим?

Сказала Хирацука, усевшись с краю, рядом со мной.

И, словно по команде, все сложили перед собой ладони, «итадакима-а-ас».

Есть у меня чувство, что я уже очень давно не ел в такой большой компании. Хотя прошло от силы два года, казалось, это было очень давно.

— Прямо как школьный обед, — прошептал Тоцука мне прямо в ухо. Словно чувствовал то же самое.

— М-м, и то же карри в меню, — пробормотал я тривиальные слова, дрожа от ощущения, что мы сейчас куда ближе, чем обычно.

— Да уж, нравится мальчишкам карри, — ностальгически сказала Юигахама. — Стоит ему появиться в меню, они такую бучу поднимают.

Кажется, у нас имеется схожий опыт с школьными обедами, карри и шумными пацанами в начальной и средней школах.

— Да, да. А когда дежурный по столовой опрокидывает кастрюлю с карри, ему ой как за это достаётся.

— Точняк! — Засмеялся Тобе, запихивая карри в рот.

— Он выслушивает всё от своего класса, знаете ли, потом ему приходится надеть белый халат и идти раздавать карри другим классам… а его собственную порцию крадут, его ругает дежурный учитель… он настолько жалок, что плачет в коридоре… а хуже всего, что пятна на его халате так и не сходят… и в следующее дежурство все хихикают, что халат воняет карри, и дают ему прозвище Карейсу.38 Такое тоже случается.

— Нет, нет… — Пробормотала Юигахама.

— Откуда такие подробности?.. Личный опыт? — Поинтересовалась Юкиносита.

Руки с ложками замерли на полпути.

 — Пятно действительно никак не отходило, так что я очень волновалась… — Заявила Комачи.

Включился режим «Все жалеют Хикигаю». В наступившей тишине слышалось лишь стрекотание цикад.

Хаяма кашлянул, словно стараясь сгладить ситуацию.

— Ну, все любят карри, конечно, они вскипели бы. А ещё в столовой порой дают солодовое желе.

Чёрт, сразу ностальгия наваливается. Загадочное желе с характерным вкусом, почти как Мило.39 Боже, именно то, что надо. Когда его давали на обед, ни у кого и мысли прогулять не возникало.