Пробило полночь, и капитан поднялся со стаканом в руке.

- Встанем, ребята! - сказал он. - Выпьем за тех, кто думает о нас на земле! За нашу родину? За наши успехи! Салют!

Я не узнавал капитана: его голубые глаза блестели, голос, всегда такой суровый, даже жёсткий, когда он командовал, теперь звучал совсем иначе. И все зажглись от его слов. А мы с Гальито чуть не прыгали от радости.

- Да здравствует наша экспедиция!

- Да здравствует «Таити Нуи»!

Пусть исполнятся все наши мечты!

Когда ужин кончился, все пошли на палубу, и мы с Гальито следом. Франсис принёс гитару, Хуанито - губную гармошку и запели рождественские, песни, а капитан, Мишель и Алан подпевали.

Рождество празднуют во многих странах, это традиционный новогодний праздник, хотя везде празднуют его по-разному.

А наш, корабельный, был и вовсе не похож ни на один праздник в мире: пятеро людей, два кота, одна хрюшка, а вокруг Огромный Тихий океан.

Людям, наверное, очень хочется, чтобы в такой день рядом с ними были дети, которым они могли бы отдать свои рождественские подарки.

Но детей тут не было, и потому они взяли на руки меня и Гальито и стали угощать нас.

Это было лучшее рождество в моей жизни!

В эту ночь исполнилось сорок восемь дней нашего славного путешествия.

Чёрная туча

То, чего мы больше всего боялись, случилось: откуда-то наползла и повисла над нами огромная туча, затаившая внутри себя самые чёрные беды и напасти, которые только могут подстерегать судно в Океане.

Однажды в ясную-ясную ночь я дремал в ногах капитана и вся команда тоже спала спокойно. Вдруг посреди тишины раздался испуганный крик Алана:

- Туча! Чёрная туча!

Одним прыжком Франсис и Мишель выскочили из своих спальных мешков и помчались на палубу, за ними капитан и Хуанито.

Большая туча быстро надвигалась на нас, делаясь всё чернее и тяжелее…

Волны росли и росли и уже громоздились вокруг нас словно зелёные горы. Я оцепенел от страха. Мне показалось, что разверзлось само дно Океана и на поверхности закрутились бешеные водовороты, из них взрывались вверх фонтаны воды и падали вниз с высоты. Чёрная туча закрыла всё небо, и на море опустилась ночь. Ох, тут и у храбреца из храбрецов шерсть дыбом встанет, а уж у меня… вы сами себе представляете…

Скоро вокруг нас не осталось ничего, кроме белой пены да сумасшедших волн. И вдруг они засветились каким-то фосфорическим блеском и бросились на нашу палубу как настоящие захватчики. Вокруг всё выло, грохотало, свистело, трещали паруса, сгибались мачты. Алану и Франсису удалось наконец спустить паруса, теперь плот хотя бы держался на поверхности. Шторм атаковал нас со всех сторон.

Нас бросало то вверх, то вниз. Ветер дул со скоростью сто сорок километров в час, как говорили потом. Волны делали с нами что хотели, наша бамбуковая конструкция трещала.

Капитан де Бишоп и остальные прилагали все силы, чтобы спасти «Таити Нуи». Я видел их то на мачтах, то на палубе: лёжа на животе, они пытались затянуть покрепче бамбуковые связки, при этом волны то и дело накрывали их с головой.

Сам я пристроился в загончике у Панчиты. Нас швыряло о стенки, и я был уже по горло в воде. Ещё немного, и мы бы просто захлебнулись, я, конечно, первый, потому что всё-таки я был ниже её ростом. Гальито нигде не было видно, возможно, он уже утонул…

Совершенно неожиданно, так же как и появилась, чёрная туча вдруг сама выпустила нас из своих когтей и ушла куда-то в Океан, наверное почуяв другое судёнышко, над которым можно было бы потешиться…

Капитан сделал перекличку, все оказались целы, пострадал только бамбук.

И Гальито был цел и невредим: он отсиделся в капитанском спальном мешке.

Хуанито открыл дверь загончика, где укрылись мы с Панчитой, и его окатил целый поток воды. Он взял меня за задние лапы и подержал вниз головой, а затем нажал мне на желудок, и из меня так и хлынула вода. Когда вода вытекла, он растянул меня за лапы, как аккордеон, и посушил над огнём. От меня пошёл пар, и вскоре я снова превратился в элегантного кота, каким я и был всегда. А когда он дал мне поесть, я и думать забыл про чёрную тучу.

Но капитан де Бишоп, Франсис, Алан, Мишель и Хуанито ещё работали: они чинили и укрепляли плот, который сильно пострадал от чёрной тучи.

Давненько не видал я берега…

Пошёл четвёртый месяц плавания, а мы уже съели большую часть наших запасов. Порции для людей и кошек стали уменьшаться. Бочки с водой тоже не сегодня-завтра могли показать нам дно. Но тут пошли дожди, мы набрали воды в паруса и наполнили бочки доверху. С тех пор нам везло: как только иссякала последняя капля, тут же непременно на небе появлялась хоть маленькая тучка.

Как-то я подсчитал дни нашего путешествия, и что же оказалось? Оказалось, что я оставил далеко позади свою бабушку с «Кон-Тики»: она провела в море между Кальяо и Таити сто один день, а я, считая со дня выхода из Папеэте, не видел берега почти что сто двадцать дней. Так что теперь я и сам мог бы порассказать ей кое о чём!

Да, давненько не видал я берегов. Часами всматривался я в горизонт. Смотришь, смотришь, все глаза проглядишь, а так ничего и не увидишь - небо да вода. Эх! Кто бывал в плавании, тот меня поймёт…

Хуанито по вечерам слушал радио, я тоже. Там играли и пели совсем не как на Таити и говорили тоже не по-нашему, не по-таитянски…

На пятый месяц нашего путешествия настроение на борту было по-прежнему бодрое и весёлое.

Между тем Гальито сказал мне по секрету, что заметил, будто наш плот сильно осел, по его подсчётам на полметра по сравнению с началом пути. Похоже было, что бамбук слишком пропитался водой, да ещё сколько ракушек и других там мелких морских жителей прилипло к днищу за эти пять месяцев, вот он и потяжелел, а значит, увеличилась его осадка, как говорят на флоте. Да, вот так будем мы плыть и плыть потихоньку, а тем временем эта самая морская мелочь будет налипать и налипать, и что же будет дальше?.. Скорость у нас черепашья, вот в чём беда!

Но, может быть, так и надо, ведь говорят, что капитан де Бишоп затеял это путешествие, чтобы проверить свою гипотезу относительно древних полинезийских мореплавателей, а они ходили этим же маршрутом туда и обратно на плотах точь-в-точь таких, как наш, и всё обходилось хорошо. Оттого-то, наверное, и мы теперь должны плестись еле-еле: ведь древние полинезийцы не знали моторов.

Чего я не мог понять, так это зачем люди взяли на плот нас с Гальито? Может быть, это тоже была гипотеза? Ну, например: брали ли кошек в плавание древние полинезийцы? Неясно…

Второе моё любимое местечко после койки капитана была спина Панчиты. Я подожду, пока она заснёт, и тогда устраиваюсь на её спине - тепло и мягко, как на матрасе. Она не возражала. Вообще мы с ней давно уже были друзьями и не считались такими мелочами.

А вот Гальито так и не сумел поладить с ней. А всё оттого, что, когда она бывала рядом, ему всё время хотелось укусить её за ухо, этого она терпеть не могла.

Снова кот за бортом

Один раз Гальито до того пристал к Панчите, что она сама бросилась на него. Он отскочил и очутился в море. Я замяукал что было мочи, но никто ничего не понял, а

Гальито, бедняга, остался один во власти волн. Он пытался догнать нас, прямо надрывался, но куда ему! Только ещё больше отставал. «Нет ему спасенья! - ужаснувшись, подумал я, но в тот же миг встречный ветер немного придержал наш плот, Гальито наддал, оказался рядом с бортом и вылез уж не знаю как. Господи, на кого он был похож! Истинный «безобразный морской кот», ничем не лучше мокрой курицы.

Панчита всё это видела и, надо думать, раскаивалась в своём поступке.