Изменить стиль страницы

— Правильно. Значит, дыхание нельзя отождествлять с поступлением воздуха в легкие. И это не только теория. Вы слыхали об операциях на сердце?

— Да, конечно.

— Знаете, как они происходят?

— Да, хотя лишь в общих чертах. Хирурги изолируют сердце и легкие, а кровь пропускается сквозь аппарат, называемый искусственным легким или оксигенатором, где во время операции, производимой хирургом, происходит процесс обогащения крови кислородом и освобождения ее от углекислоты.

— Так. Еще один вопрос. Вы знаете также о том, что под водой приходится дышать более плотным воздухом — его давление помогает грудной клетке расширяться. Вы говорили об этом с Климентом. Но играет ли этот более плотный, сжатый воздух какую-нибудь роль в процессе дыхания?

— Нет, кровь всегда поглощает одно и то же количество кислорода независимо от давления. Даже больше, кислород под давлением свыше 2,3 атмосферы, что соответствует глубине тринадцати метров, становится ядовитым; поэтому в опытах с глубинными погружениями, обычно применяются специальные газовые смеси, в которых процентное содержание кислорода гораздо ниже нормального.

— Очень хорошо. Представьте себе человека, который спускается под воду и дышит не своими легкими, а искусственными, где его кровь всегда обогащается одним и тем же количеством кислорода. При таком способе можно избежать многих трудностей: одного баллона со сжатым кислородом хватит на очень длительное пребывание под водой, расход его не зависит от глубины, и ваша арифметика тут ни к чему. Кровь начнет циркулировать по кровеносным сосудам, легкие не будут работать, организм будет предохранен от вредного воздействия воздуха. Представляете себе?

— Откровенно говоря, нет, — ответил я, и Васев сделал движение, означавшее, вероятно: «Я же говорил тебе, он упрям, как осел». — Я видел снимки таких операций, — продолжал я. — Грудная клетка вскрыта, больной находится без сознания, и…

— Не нужно подробностей, — терпеливо произнес Каменов. — Сейчас мы ставим вопрос чисто теоретически. Возможно ли подобное дыхание?

— Мне кажется, что здесь есть некоторые препятствия. Впрочем, я оговорился: препятствие только одно. В такой ситуации или легкие у человека будут пустыми, или во всяком случае не смогут поддерживать равенства давления между воздухом в них и внешней средой, и грудная клетка расплющится под тяжестью воды.

Доктор Каменев долго смотрел на меня, потом сказал:

— Однажды при мне из воды вытащили утопленника с глубины более ста метров. Грудная клетка у него не была расплющена. Чем вы это объясните?

— Очень просто. Легкие у него были полны воды, а вода практически несжимаема, независимо от давления. Именно она и поддерживала внутреннее давление в грудной клетке и предохранила ее от повреждений.

— Отлично! Если легкие нам не нужны для дыхания, мы можем заполнить их жидкостью — например, физиологическим раствором. Тогда в грудной клетке будет поддерживаться необходимое внутреннее давление, дыхание будет совершаться через «искусственное легкое», и для человека станут доступными любые глубины.

Я промолчал. Все услышанное мною было настолько фантастично и в то же время настолько правдоподобно, что в голове у меня был настоящий хаос.

— Вы почти убедили меня, — сказал я наконец, — но, как истинный сын нашего лишенного романтики XX века, я не могу не сомневаться. Ведь, я научился верить только тому, что вижу собственными глазами…

И тут Климент Васев, этот замкнутый и необщительный человек, сделал мне неожиданное предложение.

— Вы можете сами испытать это на себе, товарищ Смилов, если решитесь на маленькую операцию. — Он расстегнул рубашку и показал над левой ключицей заплатку из гибкого пластика. Пониже виднелись два небольших вздутия — вероятно, места, где был перехвачен кровеносный сосуд. — Как видите, действительно маленькая операция.

— Не нужно меня убеждать! — крикнул я. — Согласен на все что угодно, даже если отрежете мне руку! — И, подумав, добавил: — А вы не боитесь обнародовать подробности вашего открытия?

— Теперь уже нет причин молчать, — ответил Васев.

— Но только неделю назад вы отказывались сказать хоть слово?

— С тех пор кое-что изменилось…

И тут, за стаканом горячего чая в покачивающейся кают-компании, я наконец-то узнал все.

Идея принадлежала доктору Стефану Каменеву. Еще студентом он увлекался проблемами, связанными с изоляцией сердца и легких. Потомок семейства, веками неразлучного с морем, он уже думал о возвращении туда человека, но не в оковах тяжелого скафандра, не в стенах неприступного батискафа, а свободного, независимого, «как рыба среди рыб». Над этим он работал целые годы. Ему удалось открыть, что достаточно присоединить аппарат к вене и артерии, а легкие заполнить физиологическим раствором, так как между ним и кровью нет осмотических взаимовлияний. Первым и единственным, с кем он поделился своим открытием, был молодой инженер Климент Васев. И это был как раз нужный ему человек. Климент, «вероятно, способнейший конструктор нашего века», как назвал его Каменев, сконструировал аппарат и другие устройства, решился на операцию и в качестве первого «человека-рыбы» спустился под воду. Позже оба исследователя спускались на все большие и большие глубины. Во время одного из таких погружений они и нашли античный корабль. Именно из недр этого корабля была извлечена рукопись Клитарха.

— Но почему же вы молчали о своем открытии? — спросил я.

— Потому что тем временем произошло несчастье, — ответил Васев. — В одном из недавних погружений маленькая техническая неисправность чуть не стоила Стефану жизни. Он выздоровел, но лишь после почти трехмесячного лечения. Мы же хотели дать людям не суррогат, а технически совершенный прибор для покорения глубин. Последние опыты показали, что у нас все готово…

* * *

Как я стал человеком-рыбой? Через три дня уже на берегу состоялась операция. Страха я не чувствовал, на поверку все оказалось легким. Мне дали наркоз, а когда вернулось сознание, я увидел, что над правой ключицей у меня двумя резиновыми лентами прикреплен аппарат величиной с детский кулачок. Гибкий шланг связывал его с двумя баллонами, расположенными в удобной сумке на груди. Я не ощущал никакой боли, только голова чуть-чуть кружилась. Доктор Каменев терпеливо ждал, пока кончится действие наркоза, и сказал ободряюще:

— Нужно полностью доверять аппарату, Страхил. — Мы были уже на «ты». — Он сделан из высококачественных материалов, с высокой степенью точности. При средней физической нагрузке запаса кислорода в баллонах хватит на пятьдесят часов, то есть на двое суток.

Только после наставления Каменова я сосредоточил внимание на своих ощущениях. И поразился: я не дышал! Чувствовал себя отлично, был вполне бодрым, но легкие мои бездействовали, удивительно, но я не испытывал никакой потребности в дыхании.

Не успел я ничего ответить, как вошел Климент и начал с места в карьер:

— Ну, довольно болтать! «Камчия» выходит через двадцать минут! Готовьтесь!

Стефан выключил мой аппарат, чтобы я не расходовал кислород из баллонов. Потом мы погрузили в такси ящики с приборами (теперь они уже не были для меня тайной) и помчались к пристани. Матросы и капитан «Камчии» встретили нас (и меня тоже), как старых друзей, помогли нам выгрузиться, и вскоре мы снова плыли. Но теперь все было по-другому: ветер настолько стих, что вымпел уныло повис на мачте, солнце разливало вокруг живительные лучи, а море, словно утомленное недавней бурей, ласково плескалось у бортов судна.

Я не отличаюсь особой храбростью, но и трусом назвать себя не могу. Во всяком случае, мысль о предстоящем фантастическом погружении в глубины Черного моря не вызывала у меня особенной тревоги: ночь я спал, как младенец, и не видел снов. И когда утром толстый корабельный кок пришел меня будить, мы уже были на назначенном для спуска месте, а Стефан и Климент надевали скафандры.