Спасибо Kinuli за сны Мутанта
Спасибо tish-у за глаза Конрада
— Эти существа спят глубоко под землей, но раз в несколько веков выбираются наверх в местах, где похоронено множество людей...
Золотой шар скользит в небе. Два их там: один огромен, другой мал. Один движется медленно и не меняет пути, другой сам выбирает дорогу. Один излучает свет и жар, другой брызжет маслом и паром. Оба — по-своему идеальны.
— Они приходят к людям ночью, проникают внутрь спящего вместе с воздухом и заражают жуткой болезнью...
Высокий человек дышит ровно. Двое их там: один молчит, другой говорит, тихо, сам с собой. Один смотрит в иллюминатор, другой — в пол, на разбросанные бумажные листы. Ненавидят друг друга и не понимают совсем. Оба — по-своему правы.
— Человек начинает бредить, а затем его обуревает жажда человеческой крови и плоти. Люди охотятся на людей...
От ветра и пыли слезятся глаза. Песок скрипит на зубах. И, решительно, непонятно, как же там, внизу, вообще можно жить.
— Но через семь лет Ферт возвращаются под землю... Семь лет прошло еще вчера.
Человек смотрит вниз, уткнувшись лбом в стекло. «Люди охотятся на людей, — шепчет он, повторяет. — Охотятся на людей... Убивают все, до чего могут дотянуться. Семь лет всего, семь лет... — голос его крепнет. — Неужели ты хочешь, чтобы они вернулись...»
Слова летят вниз.
Он не договаривает. Молчит и тот, другой человек. Молчит, смотрит в пол... И медленно начинает собирать листы.
Мы — слова.
Мы — письма себе же. И только от нас зависит, будем ли мы гордиться, читая их в старости.
Песок бьется в стекла. Шар скользит в небе.
Люди внизу открывают глаза.
Ветреным полднем кажется, что мир утонул. Пыль и песок взмывают вверх, мечутся, тянутся к небу и не находят его. И сам воздух, кажется, встает пеленой перед глазами, не хочет пускать вперед, тормозит шаг и будто даже отталкивает назад.
Горизонта нет.
Фильтр работал с тихим свистом, песок норовил забиться под очки и маску, правая рука, непомерно тяжелая, тянула к земле. Ныла щиколотка в слишком тугом креплении: неверно подобранный, слишком длинный винт прорезал резину острым кончиком и теперь колол кожу, отмечая каждый шаг по невидимой дороге.
Обернувшись, Гид не увидел своих следов, а упавшая на плечо рука заставила потянуться к обрезу, старому, просто древнему обрезу — его столько раз использовали вместо дубинки, когда не было времени на перезарядку, да и перезаряжали зачастую как попало... Удивляло, что он вообще до сих пор остался цел. Обрез был на последнем издыхании. Гид — на предпоследнем.
Рука прокатилась по плечу — Гид поднял локоть, не торопясь ее стряхивать, — теперь она балансировала, склоняясь вниз то непомерно длинной кистью с разбитыми часами на запястье, то обугленным локтевым суставом с засевшим в мясе ржавым осколком. Порыв ветра отшвырнул конечность и заставил фильтр испуганно замолчать. Через секунду, барахля, он вновь начал работу.
Медленно, очень медленно до Гида дошло, что падающие с неба руки вряд ли входят в нормальный порядок жизни кого бы то ни было.
Гид шагнул вперед, но нога отказала, подвернувшись почти без боли, просто так, случайно и ни с чего. Фильтр пронзительно свистнул, и клапан оторвался, пропуская песок. Гид поспешно стащил маску и натянул на нос воротник, хоть как-то спасаясь от ветра. Он почти не чувствовал во рту холода серебряной монетки, она прилипла, вдавилась в нёбо, расцарапала его краями и гравировкой наравне с шершавым языком. Серебро немного заглушало чувство жажды. Обрез, фильтр, монетка — три вещи, хранящие в пути. Минус одна... Минус две, пожалуй.
Теперь он — всего лишь аппарат для убийства. Мясорубка. Потому что патронов еще много и пулемет на месте, куда он денется...
Песчаная завеса прорезалась тусклой вспышкой. Затем еще одной — чуть правее первой. Оттолкнувшись правой рукой, оставив быстро исчезнувший причудливый след, Гид поднялся, стараясь как можно меньше давить на поврежденную ногу.
«Проводник. Ты будешь проводником в этом мире». Лицо стерлось из памяти, а голос остался. Проводник идет на свет взрывов, или чем это еще может быть?..
Проводник идет на свет взрывов.
Две фигуры появились из густого воздуха медленно — ветер тоже не пускал их. Гид непослушными пальцами нащупал пулеметную ленту, согнутая в колене нога под тяжестью правой руки заболела невыносимо. Вероятно, после всего этого он не соберет ни ноги, ни руки, но плевать. Снимет канистру, запустит мутацию и будет ждать. Умрет, конечно, но хоть уже помнить не будет, что жил когда-то человеком.
— Эй! Убери пушку! — страх дрожал вместе с воздухом и нервным, мечущимся ветром.
— Кто... такие? — выдавил Гид. Его не расслышали.
Опасно было думать, что ему посчастливилось впервые за полгода.
— Ты кто? — они отступали, обратно в воздух, в песок, за которым ничего не разглядеть.
«Человек», — Гид повторил это несколько раз, пока не догадался стащить воротник. Он не может говорить громко, но вдруг заметят, прочитают по губам?..
— Убери пушку! — что-то громко щелкнуло. Какой-то механизм. Возможно, тот, что отправил в полет чью-то руку и неизвестно куда раскидал остальные фрагменты тела.
Гид упал на спину, на твердый рюкзак, неудобно выгнув спину. Упал, чтобы к нему подошли. Чтобы увидели.
Он точно так же подходил к мутанту тогда, около полугода назад, — осторожно, держа наготове обрез. Правда, здесь было двое, один с ружьем, другой с ржавым цилиндром в руках. Гид закрыл глаза, и это стало ошибкой.
...Он так удивился, увидев под шлемом убитого вполне человеческое лицо. Удивился и ужаснулся — он встретил человека и застрелил его, даже не задумавшись, приняв за очередную тварь! Он бессознательно коснулся его шеи, и вот тогда белые, почти прозрачные веки дрогнули.
Второй подкрался со спины, пока Гид рассматривал убитого. Обреза, как всегда, хватило на два выстрела.
Руку вывернули, едва не выхватили из локтевого сустава. Гид не промахнулся, сложно было промахнуться, но... пусть кровавое месиво вместо рож, тонкие пальцы такие сильные, что могут вырывать куски плоти — и вырывают. И монстр припадает ртом к ране, запуская внутрь что-то шершавое...
Гид распахнул глаза, хотел встать, но правая рука не поднималась — ее придерживали и внимательно рассматривали подошедшие люди.