Как-то в дождливый холодный вечер мне все это приелось, я поднял телефонную трубку и набрал номер Наташи, супруги Баламута. Мне ответил мужской голос.
- Могу я поговорить с Наташей? - осведомился я, злорадно поглядывая на Баламута.
- А кто ее спрашивает?
- Друг ее мужа.
- Скажите, пожалуйста Вы хотите сказать, что вы мой друг? А мне почему-то кажется, что вы - просто банальный и неумный телефонный хулиган!
- Нет, нет, что вы! Я - Чернов, друг Николая Баламутова, прежнего мужа Натальи...
- Чернов при невыясненных обстоятельствах трагически погиб вместе с Николаем Сергеевичем в горах Центрального Таджикистана. Я сам читал некролог и видел фотографии похорон.
- Да, я знаю. Погиб трагически... - продрожал я голосом в трубку. - Присутствовал, так сказать... Дело в том, что я звоню из рая. Понимаете, в аду, где Николай Сергеевич постоянно теперь прописан, телефон отключили за постоянную неуплату, и он попросил меня передать Наталье Владимировне просьбу.
- Вы хулиган!!! Безбожник! Я вешаю трубку...
- Нет, нет, подождите! Если вы мне не верите, пригласите Наташу к телефону, и она узнает мой голос.
- Я слушаю, - раздался через минуту в трубке растерянный голос, увы, бывшей жены Баламута.
- Привет, Наталья! Рад тебя слышать. У меня очень мало времени - вот-вот должен прийти ангел-хранитель телефонной связи, и мне нагорит. Коля просил тебя помолиться за него и свечек не жалеть. Понимаешь, если ты будешь делать это ежедневно, то ему на пару тысяч лет срок скостят. Черт, ангел пришел... Прощай, Наталья!
Едва удерживаясь от смеха, я положил трубку и поднял глаза на Баламута. Он смотрел на меня со звериной ненавистью.
- Ты что, Коля? - испуганно спросил я и, тут же сбитый ударом кулака в челюсть, упал на журнальный столик, а с него, вернее, с ним - на ковер. Баламут навалился на меня сверху и минуты полторы вяло мутузил меня рыхлыми кулаками. Потом крепко обнял и, сотрясаясь от рыданий, заплакал у меня на груди.
- Сучка, сучка! - ревел Баламут. - Я ее пьяную, с синяками во всю рожу, вшивую вытащил из-под забора, вылечил от водки, безнадежную вылечил, деньгами с ног до головы засыпал, ноги мыл и воду пил, даже Библию изучал...
- Библию? - удивился я. - Ты - Библию?!
- Да. Представь, я - Библию. А она, стерва, кошка немытая, через неделю после моей смерти замуж выскочила. Сучка, сучка! И кто ее взял такую?
- Да ладно тебе, - успокаивал я его. - Позвони лучше моей Милке, посмеемся.
И мы, выпив по рюмочке за упокой наших душ, начали звонить своим бывшим родственникам в законе.
Трахтенгерцу, нынешнему супругу Милочки и законному владельцу обувного магазина на Тверской, было передано, что мне за примерную культмассовую работу в аду предоставлен недельный отпуск, и я раздумываю, как и где его использовать. Муж Ольги узнал, что в раю говорят по-русски и голосуют за лейбористов, а Людмила Бельмондо - что ее бывший супруг сейчас плодотворно работает на седьмом небе над проблемами изменения пола ангелов в соответствующую сторону и что он непомерно скучает по ней и надеется на скорую встречу.
Все это, конечно, развеселило нас, но ненадолго. Начинать новую жизнь на ровном месте в наши годы - дело не очень приятное и многообещающее... Да и двадцатилетней Ольге было о чем подумать. Кончив звонить и смеяться, мы расселись вокруг журнального столика и отдались нелегким мыслям.
Я смотрел в пол, вернее, на газету, упавшую со столика при моей драке с Баламутом.
"Похищено трое биохимиков" - таким заголовком начиналась одна из статей на первой полосе "Московского комсомольца". Я поднял газету и начал читать:
"Трое биохимиков - американец, японец и англичанин - похищены по завершении международной конференции в Киеве. Местные правоохранительные органы утверждают, что злоумышленники были чеченцами по национальности. Если вспомнить, что Москву и Петербург около месяца назад покинуло в неизвестном направлении 11 (!) молодых генетиков и биохимиков, то можно прийти к мысли, что некой международной (?) террористической организацией осуществляются исследовательские работы по созданию биологического либо генетического оружия. Компетентные круги Ирана, Ирака и некоторых других стран категорически отрицают свою причастность к похищению ученых..."
- Прорезался Худосоков, - пробормотал Баламут, деловито разливая коньяк по рюмкам... - Опять что-то затеял.
- Похоже, ты доволен? - спросил я. - Опять вечный бой? Опять покой нам только снится? А может быть - ну его на фиг? Займемся своими проблемами? Женимся на молодухах, детишков наплодим? А, Ольга? Как ты на это смотришь?
Понял... Трезво смотришь.
- На это у нас нет денег, - вздохнул Бельмондо. - Все у наших баб осталось.
- Да нет, есть немного, - улыбнулся я. - Евгений Евгеньевич запасливым был, прикопил кое-что на черный день... Хватит нам на пока. А потом найдем какой-нибудь заброшенный золотой рудник или шахту, набитую долларами...
- А может быть, затонувший галеон с пиастрами? - мечтательно протянул Баламут. - Где-нибудь в теплой Вест-Индии. Белый песок, пьяные пальмы, бирюзовое море и...
- И толстые податливые мулатки с худенькими квартеронками, - просиял Бельмондо. - Хоть сейчас поехал бы.
И в это время мы услышали осторожный, но настойчивый стук во входную дверь.
- Худосоков, - побледнел Бельмондо. - Я чувствую - это Худосоков.
Но это был не Худосоков. Эта была довольно смазливая соседка в бигуди, давно интересовавшаяся обилием мужчин в обычно пустовавшей квартире.
Мы перепоручили ее Бельмондо, а сами стали решать, что нам делать дальше. Но ничего путного придумать не могли, а единственным предложением было предложение Баламута дать в газеты объявление типа "Ленчик! Жду тебя по пятницам с 18.00 по 20.00 в сквере у Большого театра. Твой Борис Бельмондо".
И вот, когда я уже подумывал, как и где пристроить своих друзей, ставших бомжами, с тем чтобы начать, наконец, банальную семейную жизнь с Ольгой - с омлетами утром по выходным, походами на неотличимые один от другого дни рождения, мелкими ссорами и тривиальным сексом, - Ольга уцепилась за тонюсенькую ниточку.
- Вы помните тот момент, когда Аль-Фатех предложил Жене выбрать место для нашей казни? - спросила она задумчиво.
- Да, помню, - улыбнулся Баламут. - Черный еще обрадовался: "В Болшеве, на левом берегу Клязьмы".
- Так вот, я смотрела тогда на Худосокова. И когда Черный ответил, Ленчик резко, очень резко повернул к нему голову, и в глазах у него я увидела удивление, смешанное с тревогой.
Ольга, сидевшая рядом со мной, немного помолчала и, ни к кому не обращаясь, сказала:
- Черный, у нас с тобой ребеночек будет.
Я резко повернул голову и уставился в ее смеющиеся глаза.
- Вот так примерно он и посмотрел на Черного! - залилась смехом девушка. - Ну, точь-в-точь!
И, обняв меня, проворковала:
- Успокойся, милый, я пошутила.
- Ну и шутки у вас, сударыня! Ты же знаешь, что я готов батальон от тебя родить.
- А я.., не готова!
- Я хорошо помню эту реакцию Худосокова, - проговорил Коля, отводя от нашей с Ольгой почти семейной идиллии полные зависти глаза. - Я еще подумал, что с этим местом у него что-то связано.
- А я ничего не подумал, - вздохнул я, все еще досадуя на Ольгу. - В тех местах полно активистов РНЕ. Вот он и встрепенулся. Но давайте, съездим в те края, посмотрим.
- По жене соскучился? - усмехнулась Ольга. - По той, которая Вера?
- А что по ней скучать? Я сейчас и не представляю, как с ней жил. Чужой человек. Всего добилась, но осталась с носом. Видел ее как-то глазу не за что зацепиться. Одно от нее у меня осталось...
- Прядь волос! - догадалась Ольга. - Глухими ненастными ночами ты над ними рыдаешь.
- Нет, понимание того, что очень часто в душе добреньких и приветливых - лед.