Михаил выключил фонарик, передал Лоре трость, знаком попросил ее оставаться на месте. Стремительно, будто нырнул в темную пропасть, вбежал в подвал и, круто повернувшись, щелкнул кнопкой выключателя. Свет упал на стену, что примыкала к двери. В белом овале, как поясной портрет в раме, возник человек. На мгновение Михаил увидел остекленевшие под низко надвинутой шляпой глаза, рот, разинутый в беззвучном вопле. В следующее мгновение человек прыгнул вперед и почти одновременно сработали мышцы Михаила, бросили его под ноги нападавшему.

Это произошло бессознательно, потому что разум был слишком медлителен. За него соображало тело, обладавшее куда более быстрой и точной реакцией. И лишь вспышкой возник в глубинах памяти двор караван-сарая и свирепый Рза-Кули, грохнувшийся на твердый кир.

Послышался сдавленный вскрик Лоры и тупой звук удара — должно быть, нападающий крепко приложился головой о каменный пол. Михаил вскочил и сразу бросился на этот звук. Фонарь погас и потерялся во время падения, в подвале сделалось темно, как под кучей сажи. Всей тяжестью Михаил навалился на спину противника, прижал его к полу и, поймав правую руку, попытался завернуть назад. Тот отчаянно сопротивлялся. В темноте слышалось его пыхтение и какое-то собачье повизгивание.

— Врешь, гад!

Эта яростная фраза, вырвавшаяся у Михаила по-русски, словно удесятерила его силы. Он рванул руку на себя, что-то, звякнув, упало на пол, и противник прекратил сопротивление. Коленкой Михаил нащупал на полу нож, схватил его, приставил острие к спине неизвестного между лопаток, слегка надавив на рукоятку.

— О-о-о...

— Молчать! Шевельнешься, проткну, как барана, — по-русски сказал Михаил, и по тому, как человек на полу перестал не только двигаться, но, кажется, и дышать, стало ясно, что русский язык ему знаком.

Рядом кто-то тихонько шарил по полу, слышались редкие легкие шаги.

— Лора?

— Где вы, Жорж? Вы не ранены?

— Нет. Найдите, пожалуйста, поскорее фонарик. Я не могу оставить этого типа...

— О, кажется, нашла. Вспыхнул свет.

Михаил оглянулся, дверь была нараспашку.

— Дверь, скорее закройте дверь.

Он снял брючный ремень и крепко спутал руки неизвестного. Поднявшись, приказал:

— А ну-ка, повернись.

Тот с трудом перевалился на бок и зажмурился — Лора направила свет ему в лицо.

Михаил сразу узнал своего соседа по табльдоту. Благообразная физиономия, черный галстук... Он принимал этого человека за швейцарского пастора. Правда, теперь облик «пастора» был сильно подпорчен кровоточащей ссадиной на лбу.

— Так вот вы каковы, господин Малютин.

— Что вы хотите со мною сделать? Убить? Это только осложнит ваше положение-с.

Малютин с трудом выталкивал из себя слова. Можно было подумать, что рот его набит кашей.

— Ну, ваше-то положение посложнее, — усмехнулся Михаил. — Где еще Лаврухин расставил своих людей?

Малютин молчал.

— Понятно, надеетесь на помощь? Значит, здесь, в каменных мешках, есть еще кто-то? Что ж...

Михаил задумчиво посмотрел на Малютина, потом на нож. Малютин вдруг вскинулся всем телом.

— Остановитесь! Здесь никого больше нет! Двое поджидают вас у входа во дворик, со стороны улицы Мазэт.

— Шевелев?

— Да. И Черепанов-с.

— А в пансионате?

— Никого. Богом клянусь. Александр Милиевич приказали стеречь на улице-с. — Малютин, видимо, воспрянул духом и теперь говорил торопливо, взахлеб. — А касательно того, что вам черный ход известен-с, то даже не предполагали-с. Ей-богу! Я здесь сторожил для очистки совести, только-с...

— «Совести», — Михаил опустил руку с ножом. — Какой имели чин?

— Ротмистр-с.

— Корпуса жандармов?

— Помилуйте, — гусар-с.

— Не валяйте дурака. Для гусара у вас физиономия слишком постная, Это вы записочку с моим адресом Лаврухину подали? Чувствуется жандармский опыт. Его не скроешь. А ну, вставайте, — Михаил поднял валявшуюся поодаль шляпу, нахлобучил на бывшего ротмистра и подхватил его под руку. — Пойдете впереди. На улице темно, да к тому же туман. А шляпы у нас одинаковые. Если солгали — вас первого и саданут ножом.

Михаил сказал, чтобы Лора погасила фонарик, и все трое покинули подвал.

 

Малютин не солгал. Никого не встретив, они благополучно добрались до башни. Густая, непроницаемая тьма окутывала каменные джунгли. Плотные занавески на окнах пансионата почти не пропускали света.

— Ну-ка, господин жандармский гусар, разрешите вас потревожить.

Михаил быстро снял с Малютина подтяжки. Велел сесть к стене и связал подтяжками ноги.

Ощупью нашел под стеною обломок кирпича, вручил Лоре.

— Постерегите его. Если попытается кричать...

— О, Жорж... Ты уходишь? Я умру от страха.

Незаметно для себя она перешла на «ты», и это неуловимо сблизило их, упростило отношения.

Он коснулся ладонью ее щеки и с удовольствием ощутил прохладную нежность кожи. Мучительно было оставлять ее в каменном ущелье. Но тащить через стену...

— Я ненадолго. Не спускай глаз с этого бандита.

Он воткнул в землю трость так, чтобы рукоятка упиралась в стену. Поставил на рукоятку ногу, ухватился за гребень стены, упругим толчком подбросил себя и очутился наверху. Внимательно осмотрел неширокое пространство между стеной и пансионатом. Тихо. Ни малейшего подозрительного движения. Мягко спрыгнул вниз.

Дверь не доставила хлопот. Едва рванул на себя ручку, гвозди обломились, и он вошел в кладовую. В кухне света не было, — как видно, Роза еще не начинала готовить ужин. Михаил быстро проскочил коридор, заглянул под лестницу, нащупал зазор между каменными плитами ступеней, достал капсулу, отвинтив крышку, убедился, что негативы на месте.

Неторопливо поднялся на второй этаж. Отпер свою комнату, толкнул дверь и отступил в коридор. Прислушался. Откуда-то из дальних помещений доносились оживленные мужские голоса, смех, бренчала гитара.

Сжимая в руке нож, Михаил ступил через порог. Потянулся к выключателю, но раздумал. Пустяк, мелочь могли погубить. Если Шевелев и Черепанов ждут его во дворике, то сразу заметят свет. Окна его комнаты они наверняка знают. Следовательно, поймут, что с Малютиным неблагополучно, и один из них поспешит на помощь.

Михаил прикрыл дверь, ощупью нашел секретер, достал из-за него пачку долларов, швейцарский «гибрид», взял из шкафа чемодан, с которым прибыл из Польши, запер комнату и спустился вниз. Дверь в неглубокой нише, смотревшая прямо на лестницу, вела в апартаменты Эммы Карловны. Михаил осторожно постучал. Ответа не было. Постучал сильнее. По-прежнему ни звука. Екнуло от неприятной догадки сердце. Вспомнилась отметка в календаре Эммы Карловны: 3 января — Одеон. Сегодня третье. Она в театре.

Черт возьми, он должен был это предусмотреть... Что же делать? Ждать глупо. Спектакль, верно, только-только начался. А Лора наедине с этим бандитом. Почему он не оставил ее в кафе? Уйти? После того как столько преодолено? Удача не дублируется. Ее надо использовать сразу и до конца.

Михаил поставил чемодан и осмотрел замочную скважину. Цилиндрический замок. Ни гвоздем, ни ножом его не отомкнуть. Налег на дверь плечом. Она отошла, в щель, образовавшуюся между нею и косяком, можно было просунуть палец. Что-что, а двери в пансионате никудышные. Надо полагать, их не меняли со времен первой хозяйки — любовницы герцога. Если попытаться отжать дверь? Он просунул в щель нож, надавил на рукоятку. Дверь не поддалась. Бесполезно — слишком короткий рычаг. Нужен рычаг...

На лестнице послышались шаркающие шаги. Тот, кому они принадлежали, должен вот-вот заметить его... Михаил сунул нож в карман и с видом человека, благополучно решившего вое свои дела, вышел в коридор. Чемодан остался около двери.

Итак, рычаг. Кочергу или топор... Только на кухне можно было раздобыть что-нибудь подобное.

На кухне горел свет. Роза хлопотала около плиты.

— Здравствуйте, Роза, — беспечно сдвинув на затылок шляпу, сказал Михаил. — Не найдется ли у вас какой-нибудь кочерги или стального прута?