Глава VIII
ТАИНСТВЕННЫЙ НАРОЧНЫЙ В СЕРОМ[1]
Несколько дней спустя лейтенант Д'Орильи присоединился к французской армии во Фландрии. Там со дня на день ждали прибытия маршала, и вся армия готовилась к началу боевых действий.
Огромные обозы со снаряжением, влекомые мулами или першеронами, проходили через фламандские деревни. Проходили отряды, таща снопы соломы и мешки с песком, — строились лагеря и перекрытия для защиты окопов, ставились палатки, крытые серым брезентом для маскировки. Всюду ездили патрули и военная полиция. Огромные крупнокалиберные пушки необычной формы направлялись с грохотом к местам расположения батарей. Крестьяне с расширенными от страха глазами наблюдали за таким накоплением военной мощи, а светловолосые мальчишки, подражая маршировке французских солдат, пытались повторять обрывки походных песен, которые те пели, проходя мимо.
Лейтенант Д'Орильи приехал рано утром в расположение войск и оказался в центре этой военной сцены. Капрал, направлявший движение частей и экипажей, показал ему местонахождение командования. Главный штаб маршала Саксонского, прибывший раньше его самого, был размещен в замке, стоявшем рядом с деревней Фонтенуа. Молодой офицер поспешно направился туда. Замок был выстроен сравнительно недавно и имел нарядный внешний вид; его фасад отражался в воде широкого рва, где плавали белые лебеди. Сад, созданный во французской манере, был запущен, так как с начала войны за ним никто не следил. Перед ним был мощёный двор с подъездом к крыльцу с двух сторон, и его арки были обращены к заросшей тиной зеленой воде рва. Службы, состоящие из нескольких больших конюшен, крытых черепицей, приютили прислугу и офицерских лошадей.
Непрерывное движение связных штандартоносцев, военных всех чинов и званий придавало месту расположения главного штаба вид бурлящей толпы.
Маркиз заметил на верхушке одного из флюгеров украшенный королевскими Лилиями штандарт, который трепетал под утренним ветром. Двое офицеров, уже пожилых и в высоких чинах, спускались с лестницы замка. Д'Орильи соскочил с коня на землю и оставил его первому попавшемуся солдату, который ротозейничал на главной аллее. Он подошел к офицерам, снял треуголку и, вытянувшись по стойке «смирно», как полагалось, представился:
— Маркиз Д'Орильи, лейтенант, назначен в службу секретных донесений.
Оба офицера любезно ответили на его приветствие. Тот, кто был выше чипом, сказал:
— Рад с вами познакомиться, лейтенант; это, — он указал на другого военного, — господин ля Рош-Дерриен, начальник лагеря полка Д'Ангумуа, а я — полковник Сен-Реми, под чьим началом вам предстоит служить.
После обмена вежливыми фразами полковник, попрощавшись с другими офицерами, увлек маркиза в бывшую столовую замка, где были расставлены шифровальные столы. В громадной строгой комнате столы эти были поставлены на козлы; вокруг них стояли кресла, стулья и даже простые деревянные скамьи, и небольшая группа офицеров нижних чинов работала над расшифровкой депеш, которые им приносили вестовые.
Полковник Сен-Реми представил Д'Орильи его подчиненным; потом, подойдя к одному из столов, поставленных в глубине зала, достал из ящика несколько различных образцов таблиц, которые показал лейтенанту. Он сказал:
— У нас множество шпионов. Все приказы передаются в шифрованных депешах. Служба, которой вы будете руководить под нашим контролем, — одна из самых важных; здесь малейшая ошибка или оплошность может привести к поражению. Думаю, что нет необходимости объяснять вам что-либо еще.
— Господин полковник, — ответил маркиз, — я не пожалею сил, чтобы создать наиболее совершенную систему в деле, которое мне доверено.
Ответ молодого офицера окончательно расположил к нему начальника, которому было приятно иметь в качестве помощника человека высокого происхождения, носящего одно из известнейших имен во Франции и уже зарекомендовавшего себя серьезными подвигами в боях. Поэтому он сам пожелал проводить его в комендатуру, чтобы ему отвели достойное его помещение. По дороге он сказал:
— Впрочем, в ожидании суровых боев вам еще предоставят и некоторые развлечения. Известно, что маршал Саксонский, по уши влюбленный в прелестную госпожу Фавар, пригласил ее дать несколько спектаклей в лагере со всей своей труппой.
— Со всей труппой?! — повторил Д'Орильи, потрясенный неожиданной новостью. Им овладело сильное волнение.
— Да, да! — подтвердил полковник, не заметив смятения своего молодого подчиненного. И добавил совсем весело: — Я нисколько не буду удивлен, если наш галантный маршал привезет госпожу Фавар и ее актеров в своем багаже.
Но Д'Орильи его уже не слушал. Теперь он был уверен, что никак не сможет последовать совету Люрбека забыть Перетту… Достаточно было полковнику Сен-Реми даже не произнести ее имя, а просто упомянуть о том, что она может появиться, чтобы он почувствовал удар в сердце, который снова разбередил еще не зажившую рану.
Он был полон мыслями о ней.
«Она приедет сюда! И я снова начну умирать из-за нее! Нет, довольно! На сей раз я не выдержу! Надо, чтобы она была моей, или, Господь меня простит, я совершу что-нибудь ужасное!»
Сообщение полковника Сен-Реми было точным. Госпожа Фавар твердо решила вместе со своей труппой отправиться в расположение войск вслед за маршалом. Но это было еще не всё. Приехав в Париж, где она не была ни разу после неудачного путешествия, она, против своего ожидания, вместо того, чтобы увидеть мужа, узнала, что он еще не появлялся дома. Слуги на все расспросы отвечали, что он не подавал о себе никаких вестей. Тогда она попросила Бравого Вояку отправиться в разведку, а сама с тревогой и нетерпением ждала его возвращения. Ее нетерпение разделяла и Перетта. Госпожа Фавар даже подумать не могла о том, что маршал Саксонский не сдержал слова. Разве в гостинице в Блуа он не написал собственноручно, при ней, распоряжение о его освобождении из Бастилии? И ведь это было достаточно давно! Но время шло, а учитель фехтования не возвращался и ничего не было известно. Такая неопределенность мучила и бесила бедную актрису, и, несмотря на попытки Перетты ее утешить, у нее начинался нервный срыв. Но тут появился старый ветеран с подавленным выражением лица.
— Ну, что? — нетерпеливо спросила госпожа Фавар.
Управляющий молча вертел в руках шляпу.
— Ну, говори же! — воскликнула Перетта. — Ты видишь, как мы нервничаем!
— Маршал сдержал свое слово, — мрачно сказал Бравый Вояка, — ваш муж вышел из Бастилии…
— Ах, какое счастье! — воскликнула госпожа Фавар, всплеснув руками. — Вот, наконец, хоть одна хорошая новость! Но где же он сейчас?
— В Гран-Шатлэ! — еле-еле выговорил старый ветеран.
Если бы в гостиную, где происходил этот разговор, ударила молния и все, что было в ней, взлетело на воздух, потрясение госпожи Фавар и Перетты не было бы более сильным. Госпожа Фавар начала медленно падать на пол, но ее подхватила Перетта и усадила в кресло. Сделав над собой огромное усилие, она слабым голосом попросила Бравого Вояку объяснить, что же произошло.
— Я добрался до Бастилии, пришел в канцелярию и спросил, как чувствует себя господин Фавар и получен ли там, наконец, приказ о его освобождении. Писарь полез в свою книгу, где регистрируются все такие приказы, и сказал, что ваш супруг действительно некоторое время находился в крепости, но не так давно пришел приказ начальника полиции, в котором содержалось распоряжение перевести его в Гран-Шатлэ, где он сейчас и содержится.
— Ты его видел?
— Увидеть его, даже издали, невозможно. Но его тюремщик, которого я приручил с помощью двух новеньких экю, уверил меня, что он только все время ходит взад и вперед по камере, как зверь в клетке.
— Бедный господин Фавар! — со слезами на глазах воскликнула Перетта.
— Он заболеет, если его будут и дальше таскать из одной тюрьмы в другую! — с отчаянием сказала актриса. — Нет, надо начинать действовать как можно скорее! Ах, господин маршал, вы скверно пошутили со мной, но ваше слово еще не последнее! И, если вы хотите, чтобы я во что бы то ни стало давала представления вашей армии, знайте, что я не двинусь с места до тех пор, пока мне не вернут моего мужа!