Звук незнакомых шагов в сенях прервал его раздумья. В избу вошел молодой парень из отряда с черным чемоданом, следом за ним — высокий человек в гражданской одежде.

— Здравствуйте, — поздоровался гость по-русски.

— Здорово, — ответил Поавила.

— Он русский, — объяснил парень.

— Да и так видно, — сказал Поавила.

— Говорят, генерал.

— Генерал?! — удивился Поавила и уголком глаза взглянул на усталого гостя. «Наверное, генерал. Похож, но почему же он в гражданском? И чего ему надо здесь, в их глухой деревне?»

Генерал сказал что-то своему проводнику.

— Спрашивает, есть ли посты на границе, — перевел тот.

— Какие там, к черту, посты, — ответил Поавила. — Кому есть досуг во время сенокоса ходить в караул? И толку что? Все равно летом следов не видно.

— Он идет в Финляндию, — сказал переводчик. — Спрашивает, можно ли переночевать у вас?

Поавила заколебался.

— У нас клопов много. Ведь они ему спать не дадут.

Переводчик перевел ответ Поавилы. Генерал усмехнулся.

— Да ведь у Хилиппы господа всегда на ночлег останавливаются, — вмешалась Доариэ. — У них и горница есть…

Незнакомец извинился и отправился к Хилиппе.

Поавила лег спать, но генерал все не выходил из головы.

«Наверное, какой-то большой начальник, даже человека нанял нести чемодан. В Финляндию едет. К чему бы все это?» — размышлял он.

Перед тем как отправиться в путь, генерал-майор Марушевский встретился с Пронсоном.

Хотя дела на фронте пока шли успешно и передовые части белых были всего в шестидесяти километрах от Петрозаводска, полковник Пронсон нервничал: тревогу вызывало положение в самой Кеми, где ему все труднее становилось сохранять контроль над событиями. Сначала пришло известие о мятеже французских моряков в Одессе. Французы отказались отправиться на фронт. Итальянцы последовали их примеру. Их тоже пришлось отправить на родину. Из оккупационных войск оставались только британские части, но на них тоже нельзя было полагаться. Среди солдат распространялись листовки, в которых их призывали:

Рабочие Англии потребовали, чтобы их сыновья и братья были возвращены из России на родину. В Лондонском Гайд-парке появилась новая трибуна, с которой почти каждый день повторялось требование: «Руки прочь от Советской России!» Профсоюз транспортников угрожал объявить забастовку, если солдаты не будут немедленно возвращены домой. Норвежские докеры отказались грузить углем английское судно, направлявшееся с военным снаряжением в Мурманск.

Под влиянием всех этих событий британские солдаты в Кеми решили обратиться с письмом к парламенту своей страны. Они спрашивали, почему они все еще находятся на чужой земле? Так как на их обращение не последовало быстрого ответа, они тоже отказались отправиться на фронт. Это-то и тревожило больше всего полковника Пронсона. Что с ними делать? По законам военного времени подстрекателей надо расстрелять, но…

Пронсон наполнил рюмки вином и сказал Марушевскому:

— Боюсь, что вы вернетесь ни с чем, так же как пришлось вернуться Годсону.

Хотя Англия все еще не признавала независимости Финляндии, она уже стремилась к контактам с ней и старалась наладить сотрудничество. С этой целью капитан Годсон был направлен в Спасскую Губу для встречи с представителями Олонецкой экспедиции Герцена. Речь шла о Петрозаводске — кому он достанется, когда его займут. Белофинны были уже на самых подступах к Петрозаводску, но Годсон потребовал, чтобы они не занимали город, а уступили войскам Миллера. Белофинны не согласились на это, и переговоры зашли в тупик. Об этом и говорил полковник Пронсон.

— Давайте поднимем тост за то, чтобы ваша миссия удалась, — сказал он, подняв бокал.

— Никто не умеет устраиваться на фронте с такими удобствами, как вы, англичане, — сказал Марушевский, осушив бокал до дна. — В Мурманске я обедал с офицерами штаба генерала Мейнарда. Обед был прекрасен, вино отменное. Прислуга в белоснежных фраках.

— И все-таки Ленин прав, когда он говорит, что самой большой слабостью империалистов являются их внутренние противоречия, — сказал Пронсон, не обращая внимания на лесть Марушевского. — И он умеет пользоваться этой слабостью.

— К сожалению, это так, — подтвердил Марушевский. — Я слышал, Москва установила дипломатические отношения с Афганистаном.

— Маннергейм, может быть, и предпринял бы наступление на Петроград, если бы ваши признали независимость Финляндии, — рассуждал Пронсон. — Но Колчак не хочет признавать ее. И Деникин тоже.

— Может, знакомство поможет, — сказал Марушевский. — Я знаю Маннергейма с румынского фронта. Надо все-таки попытаться.

На следующий день генерал-майор Марушевский отправился на лодке в верховье Кеми. Через неделю он был в Пирттиярви. Ханнес и Наталия перевезли его через озеро, и генерал пешком направился к границе. В кармане у него лежало письмо премьер-министра правительства Северной области, которое он должен был вручить Маннергейму.

Проводив генерала, Ханнес и Наталия гребли вдвоем через озеро. Вдруг Наталия заметила, что Ханнес смотрит на нее как-то странно.

Она перестала грести и сказала:

— Не подходи. Или в воду брошусь.

Ханнес отвел взгляд и стал опять править лодкой.

— Иди к Иро, — сказала Наталия.

— Она не от меня… — сказал Ханнес. — Наверно, от Хуоти…

Наталия не поверила в то, что сказал Ханнес. Но все же его слова больно задели ее.

Наталии хотелось поговорить с Хуоти, спросить у него, но Хуоти с отцом и младшим братом был на покосе, теперь уже на лесной пожне у Хеттехъёки. Вернутся они только в субботу.

Пока они были на покосе, случилось то, чего больше всего опасался Пулька-Поавила: заморозок… Придя домой, он первым делом пошел поглядеть поля. Колосья ячменя сморщились. Вряд ли они уже оживут. Картофельная ботва тоже пожелтела. К счастью, картофель успел отцвести, так что, может быть, сколько-то картошки и уродится.

— Ну что ж, придется сходить за корой, — сказал Поавила, вернувшись в избу. — Заморозок погубил все.

— Да, делать нечего, придется, — покорно вздохнула Доариэ.

Было воскресенье, но они с утра пораньше ушли в лес за сосновым корьем. Заодно решили посмотреть сети.

Ребята остались дома.

День был жаркий, и Хуоти решил искупаться. Наталия увидела, что Хуоти пошел на берег и тоже пришла к озеру — посмотреть, не высохло ли белье, которое она утром выполоскала и развесила на кустах.

Хуоти был уже в воде. Только его голова чернела среди волн. Сделав вид, что не заметила его, Наталия стала ощупывать белье.

— Иди купаться, — крикнул Хуоти, поднимаясь на камень.

Наталия взглянула на него и отвернулась.

— Знаешь, вода какая теплая! — сказал Хуоти, подойдя к ней. — Ты почему плачешь?

— Да я не плачу, — сказала Наталия, потупясь.

— Что с тобой?

Хуоти притянул девушку к себе и прижал ее голову к своей груди.

— Ваши идут, — испугалась Наталия. В устье залива показалась лодка.

— Пойдем, — схватив девушку за руку, Хуоти потянул ее в кусты.

Из-за кустов они видели, как Пулька-Поавила вытянул лодку на берег и, забросив за плечи связку коры, пошагал вверх по крутому берегу. Следом шла Доариэ, неся корзину с рыбой.

Поавила уселся на крыльце и стал снимать с коры верхний слой.

— Ну чем не жизнь, когда в амбаре кора есть, — ворчал он про себя… — Эмяс…

Человек всегда живет как бы в двух мирах. В мире действительном и в мире своих надежд и представлений, в мире, в котором ему хотелось бы жить. Ховатта сидел задумавшись, перенесясь мысленно в родную деревню. С тех пор как они с Иво, сыном Пульки-Поавилы, отправились на войну, ему лишь один раз удалось побывать дома. Съездить бы в Пирттиярви, помочь отцу в уборке урожая. Если, конечно, есть что убирать. Говорят, заморозки опять были. Да и о женитьбе пора думать. Да, жениться… Но что впереди? Прошел слух, что убит Иво Ахава, что красные застрелили его, когда он пытался перейти на их сторону. Со стороны начальства давали понять, что карельский добровольческий отряд должен отправиться на фронт. Поговаривали, что в Кемь скоро приедет генерал Миллер. А вдруг и в самом деле это тот генерал, которого он совсем недавно конвоировал в Петроград? Как бы не попасть впросак. Хорошо бы к этому времени уехать домой, но отправляться без разрешения было бы рискованно… Ведь они обязались выполнять устав британской армии. И Ховатта решил сходить переговорить со своим непосредственным начальником полковником Пронсоном.