— Это правда, однако…

— Что? Или вы, может быть, находите, что пленники имеют основание жаловаться на то, как с ними обошлись индейцы?

— Нисколько. Напротив, команчи, а в особенности Единорог, обращались с ними прекрасно.

— Тогда, значит, все к лучшему, и вы можете только радоваться этому неожиданному успеху моей затеи… Теперь вам остается только как можно скорее воспользоваться счастливой удачей.

— Я и сам думаю это сделать.

— Надо действовать сейчас.

— Тем лучше, все готово. Наши союзники предупреждены, и они ждут только сигнала от нас.

— Сигнал надо дать немедленно.

— Сначала я провожу только мою дочь до асиенды, потом вместе с моими друзьями пойду в Пасо, а генерал Ибаньес во главе второго отряда займет Санта-Фе.

— Дело задумано хорошо. А вы можете рассчитывать на тех людей, которые вас сопровождают?

— Да, все они или мои родственники, или мои друзья.

— Все лучше и лучше. Но будем обсуждать дальнейшее… Теперь мы как раз едем по дороге в Пасо и к вашей асиенде. Дайте вашим лошадям передохнуть несколько минут, а я тем временем сообщу вам свой план и думаю, что он вам понравится.

Маленький отряд остановился.

Всадники спрыгнули с лошадей и улеглись на траве.

Все знали, что дон Мигель составил заговор, и все принимали в нем более или менее деятельное участие.

Поэтому неожиданная остановка никого не удивила. Все были уверены, что время выступить открыто уже недалеко, и теперь предводитель хотел, по всей вероятности, сделать последние распоряжения, чтобы потом снять маску и провозгласить независимость Новой Мексики.

Приглашая своих единомышленников на охоту на диких лошадей, дон Мигель не скрыл от них измены Красного Кедра и вызванной этим необходимости нанести серьезный удар, если они не хотят, чтобы все безвозвратно погибло.

Валентин отвел асиендадо и генерала на такое расстояние, чтобы голоса их не были слышны на биваке. Здесь охотник покинул их на несколько минут для того, чтобы осмотреть окрестности, и только уже после этого вернулся к своим друзьям и вступил с ними в беседу.

— Кабальеро, — сказал он им, — что вы рассчитываете делать? Вы находитесь в таком положении, когда нельзя терять ни одной минуты… Каждая минута для вас теперь целое столетие… В состоянии ли вы сейчас же начать действовать?

— Да, — отвечали они.

— Вот что я вам предлагаю… Вы, дон Мигель, отправитесь отсюда прямо в Пасо. В полумиле от города вы встретите Курумиллу с двадцатью лучшими пограничными стрелками. Эти люди, на которых вы можете вполне рассчитывать, — канадские охотники и индейцы, преданные мне… Их, по-моему, совершенно достаточно для того, чтобы вам без боя овладеть Пасо, так как там весь гарнизон состоит из сорока солдат. Как вы находите этот проект?

— Я готов хоть сейчас же отправиться. Но моя дочь…

— Я позабочусь о ней. Оставьте здесь также и сына вашего дона Пабло, и я провожу их обоих на асиенду. Что касается остальных дам, то они могут ехать с вами прямо в город, где они и живут постоянно, — это, по-моему, не составит никакого неудобства.

— Да.

— Очень рад слышать это. Значит, теперь все решено?

— Да.

— Теперь потолкуем о вас, генерал. Я предупредил ваших сторонников. Они, разбившись на небольшие группы, человек по десять или по двадцать, стоят на всем протяжении дороги в Санта-Фе, и вам остается только забирать их с собой. Таким образом, вы очутитесь менее чем за три часа во главе отряда в пятьсот решительных и хорошо вооруженных человек.

— А знаете, что я вам скажу, дружище Валентин, — смеясь сказал генерал, — в вас есть материал, из которого можно выкроить командира повстанческого отряда, и я почти завидую вам!

— О! Вы ошибаетесь, генерал, потому что, уверяю вас, меня вовсе не интересуют политические вопросы.

— Я это знаю, друг мой. Вы свободный охотник пустыни и вас не могут интересовать вопросы, которые мы ставим целью своей жизни.

— Это правда, но я дружен с доном Мигелем и с его семьей, и наши дружеские отношения ничто не в силах изменить. Я дрожу от страха за него и его детей, как только подумаю о том, какие ему грозят опасности, и поэтому придумываю, каким бы образом помочь ему. Вот вам настоящая причина, почему я принимаю такое участие в этом деле.

— Вы могли бы мне этого и не говорить, друг мой, это совершенно бесполезно. Я слишком давно и слишком хорошо вас знаю, и мне и в голову не могло прийти заподозрить вас в чем-нибудь другом. Поэтому-то я и отношусь с таким доверием к вашим словам и, как видите, без всяких возражений соглашаюсь исполнить ваше предложение, — до такой степени я убежден в чистоте ваших намерений.

— Благодарю вас, дон Мигель, вы меня верно поняли. Ну, господа, на коней и в путь. Здесь мы должны расстаться. Вы, дон Мигель, поедете по тропинке направо, в Пасо, вы, генерал, по тропинке налево, в Санта-Фе, а я с доном Пабло и его сестрой поеду прямо на асиенду де-ла-Нориа.

— На коней! — твердым голосом скомандовал асиендадо. — Бог нам поможет! Мы идем за правое дело!

— Да, — добавил генерал, — потому что с этой минуты восстание началось.

Вслед за тем все трое возвратились к ожидавшим их друзьям.

Дон Мигель сказал несколько слов своей дочери и сыну, которые подошли к Валентину и, узнав его, обрадовались.

В одну минуту весь отряд уже сидел на лошадях.

— Жребий брошен! — сказал Валентин. — Помоги вам Господь!

— Вперед! — скомандовал дон Мигель.

— Вперед! — повторил генерал Ибаньес, поворачивая лошадь в противоположную сторону.

Валентин проводил взглядом удалявшихся друзей. Вскоре их черные силуэты слились с ночным мраком, а затем вдали затих и топот лошадиных копыт.

Валентин вздохнул и, поднимая к небу взор, прошептал:

— Бог поможет им, — а затем, обернувшись к молодым людям, сказал: — едем, дети мои.

И они тоже тронулись в путь.

В продолжение нескольких минут они ехали молча.

Валентин был слишком озабочен, чтобы разговаривать со своими спутниками, хотя донна Клара и дон Пабло, любопытство которых было возбуждено в высшей степени, сгорали от нетерпения узнать от него подробности.

Наконец молодая девушка, возле которой шагал охотник тем гимнастическим шагом, который давал ему возможность без особого труда поспевать за лошадью, нагнулась к нему и сказала кротким голосом:

— Друг мой, скажите нам, что случилось? Почему отец покинул нас, вместо того, чтобы вместе с нами ехать домой?

— Да, — добавил дон Пабло, — прощаясь с нами, он был сильно взволнован и говорил с нами против обыкновения сурово… Что это все значит? Почему не позволил отец мне ехать вместе с ними?

Валентин задумался, не зная, говорить им правду или нет.

— Умоляю вас, — продолжала Донна Клара, — скажите нам правду, не томите нас этой мучительной неизвестностью… Нас не испугает ничто, поверьте, мы сумеем перенести всякое несчастье, лишь бы только знать, в чем оно заключается.

— Зачем хотите вы заставить меня говорить об этом, дети мои? — грустно отвечал охотник. — Это не моя тайна, и я не имею права никому рассказывать ее… Если ваш отец не посвятил вас в свои планы, значит, он не мог этого сделать на основании известных ему серьезных причин… Не заставляйте же меня рассказывать вам о том, что вы не должны знать, и что только еще больше огорчит вас.

— Но я уже не ребенок, — вскричал дон Пабло с нетерпением, — и мне кажется, что отец не имеет никаких оснований относиться ко мне с таким недоверием!

— Не обвиняйте вашего отца, друг мой, — отвечал серьезно Валентин, — по всей вероятности, он и не мог поступить иначе.

— Валентин! Валентин! Вы не отделаетесь от меня так легко, как вы думаете! — вскричал молодой человек. — Именем нашей дружбы, я требую, чтобы вы сказали мне правду!..

— Молчите! — перебил его охотник. — Я слышу какой-то подозрительный шум вблизи нас.

Трое путешественников остановились и стали прислушиваться.

Кругом все было спокойно.