Ворота отворились, и барон с сержантом и слугой въехали во двор; ворота опять сейчас же затворились.

Встретивший приезжих пожилой человек почтительно поклонился де Лектуру, сняв шляпу.

— Как вы скоро мне отворили, мэтр Ла Раме, — сказал де Лектур, — не заставил ли я себя дожидаться?

— Нет, господин барон, с тех пор как дочь господина, герцогиня де Роган, изволит жить здесь, нам велено особенно зорко следить за всем; везде расставлены караулы. Вас давно увидели, узнали и дали знать о вашем приезде. Теперь такое время, господин барон.

— Это правда, Ла Раме. Так герцогиня здесь?

— Точно так; если угодно, я провожу вас, господин барон.

— Пожалуйста, друг мой. А герцог Сюлли у себя?

— Нет, господин барон, господин уже несколько дней в своем именье Росни.

Говоря таким образом, де Лектур сошел с лошади и последовал за мэтром Ла Раме по аллее вековых деревьев.

Марии де Бетюн, герцогине де Роган, было в это время немногим более тридцати лет, но на вид казалось едва двадцать пять. Красота ее была в это время в полном своем блеске и имела в себе что-то странное, оригинальное. Высокая, стройная, гибкая, она очаровывала каждого; сквозь прозрачную белую кожу видно было, как переливалась кровь; волосы были того прекрасного белокурого цвета, которым обычно любуются у Тициановых мадонн; блеск ее голубых глаз не всякий мог выдержать; при этом нежный звучный голос, величественная осанка и прелестные манеры придавали ей вид настоящей королевы.

Современная хроника приписывала ей разные довольно скабрезные похождения.

Одним словом, Мария де Бетюн была такая женщина, розовых ноготков которой можно было столько же бояться, сколько и страстных взглядов.

Когда стали преследовать ее мужа, она уехала жить к отцу, и там гордо и твердо становилась лицом к лицу с врагами, которых сдерживала и почти пугала ее самоуверенная манера.

Когда ей доложили о де Лектуре, она читала какую-то записочку; поспешно засунув ее за корсаж и внимательно оглянувшись кругом, она велела просить гостя.

Де Лектур был почти членом их семьи. Ни герцог, ни сама герцогиня, может быть, не имели от него тайн.

Он почтительно поклонился ей, поцеловал руку и сел в нескольких шагах от ее кресла.

— Я очень рада видеть вас, милый де Лектур; уже давно я не имею известий от герцога, и это меня сильно беспокоит. Он нарочно послал вас ко мне?

— Нет, герцогиня. Господин де Роган дал мне одно весьма щекотливое поручение к одному из вельмож нашей партии. Я исполнил все и возвращался к герцогу, в Монтобан, как вдруг в гостиницу, где я остановился, в двух милях отсюда, приехал нарочный с письмом, которое герцог поручил передать вам немедленно. Герцог просил сказать вам также, что ему очень грустно так долго быть в разлуке с вами.

Де Лектур подал письмо, обвязанное зеленой шелковинкой.

— Благодарю вас, де Лектур. Скажите герцогу, что и мне без него здесь очень скучно, но чтобы он не беспокоился: несмотря ни на что, я сумею оградить себя, сдержать наших врагов и разрушить их козни. Что бы ни задумывал господин де Люинь, уверьте герцога, что у нас при дворе есть еще несколько верных друзей и вскоре, может быть, ожидаемая гроза бесследно рассеется.

— Герцог давно знает, что может вполне положиться на вас, — отвечал де Лектур, — что вы во всех отношениях героиня.

— Милый де Лектур, вы гадкий льстец, — сказала с очаровательной улыбкой герцогиня.

— И самый преданный ваш слуга, прибавьте.

— Нет, мой друг, — возразила она, ласково протянув ему руку, — вы наш дорогой брат и самый неизменный друг.

— Кто бы не согласился с радостью умереть, чтобы только услышать такие добрые слова, сказанные таким нежным голосом и таким прелестным ротиком! — воскликнул де Лектур, целуя ей руку.

— Молчите, или я серьезно рассержусь, — с улыбкой произнесла герцогиня.

— Извольте; повинуюсь вашему приказанию.

— А я пока прочту письмо герцога.

Герцогиня стала читать. Вскоре чтение, по-видимому, до того заинтересовало ее, что она перечитала письмо раза два и глубоко задумалась, забыв даже о присутствии де Лектура. Очнувшись, она провела рукой по лбу.

— Я, кажется, позабыла о вас, мой друг, — проговорила она. — Герцог пишет мне такие странные вещи, что я не знаю, что и думать; мне надо видеть его самого, чтобы убедиться, что я не ошибаюсь.

— Разве это так трудно? — спросил де Лектур, лукаво улыбнувшись.

— А! Вы разве что-нибудь знаете? — поинтересовалась она, нервно вздрогнув.

— Вы простили бы мне, если бы я знал?

— Нет; вы гадкий; вы сделались сообщником моего мужа, и я не хочу больше ни в чем доверяться вам.

— Ну, на это что я могу ответить?

— Ничего! Ваш ответ уж и так слишком хорошо можно угадать. Послушайте, однако, де Лектур, — промолвила она, как-то особенно, пристально поглядев на него и наклонившись к нему, — шутки в сторону, поговорим серьезно!

— Да разве мы не серьезно говорили?

— О, какой вы несносный!

— Смотрите, Мария, моя милая сестрица! Я чувствую, вижу… простите… что вы сейчас скажете мне страшную несообразность!

— У! Гадкий! Я вас терпеть не могу!

— Parbleu! Я это давно знаю.

— Ну, скажите же, отчего герцог поручает мне это дело?

— Верно, у него есть на то свои основания.

— Но что же это за человек?

— Ну вот! Так я и знал!

— Ничего больше не скажу.

— Бедное, милое дитя! Вы слишком женщина, мой дружок, чтобы остановиться на половине такой прекрасной дороги.

— О!

— Ну, полноте же! Я не хочу приводить вас в отчаяние. Это славный мужчина; дамы его боготворят, и, клянусь вам, он того заслуживает…

— Не хочу больше вас слушать; я наконец страшно рассержусь на вас.

— Да за что? Я ведь передаю вам то, что мне поручил ваш муж, что вам необходимо знать, чтобы исполнить его поручение.

— Но это же отвратительно! Я не понимаю, что думает, герцог, заставляя меня исполнить подобную вещь, — сказала она обиженным тоном.

— Герцогиня, позвольте вам заметить, что вы неправы и преувеличиваете. Граф дю Люк де Мовер честный человек, знатного рода, в родстве с лучшими фамилиями королевства. Его можно принимать, не унижая себя. Впрочем, — прибавил он со слегка насмешливой улыбкой, — это один из известнейших наших волокит, и ни одна дама, насколько я зная, не скомпрометировала себя тем, что приняла его даже наедине.

— Послушайте, де Лектур, убирайтесь! Этим словом вы все испортили. Ничего больше не хочу слышать. Я решительно не сделаю того, о чем просит герцог.

Де Лектур встал.

— Куда вы? — вскричала она.

— Dame! Ухожу.

— Как!.. Сейчас?

— Конечно; ведь вы гоните меня.

— Послушайте, вы серьезно говорите? Неужели вы не останетесь хоть на день?

— Ни на одну минуту! Меня там ждут.

— Ах, да, правда! Ну, не удерживаю.

— Итак?..

— Вы скажете герцогу, что…

— Что вы исполните его желание! Э, parbleu! Ведь я знаю его обыкновение жертвовать вами!

Он поцеловал ей руку и, смеясь, быстро пошел к двери.

— Но… — начала она.

— Да, да, будьте спокойны, милая сестра; я скажу герцогу, что вам это очень неприятно, но что вы наконец уступили очевидности, и он может рассчитывать на вас. Прощайте, прощайте!

Де Лектур мигом исчез за дверью.

Герцогиня с минуту посмотрела ему вслед, повела плечами, как-то особенно улыбнулась и искоса взглянула в зеркало, в котором отражалась ее прелестная фигура.

— Он правду говорит, — прошептала она, засмеявшись, — я горю нетерпением исполнить то, чего герцог от меня требует.

Герцогиня свистнула в хорошенький золотой свисток.

— Попросите графиню дю Люк, — приказала она вошедшей камеристке.

Глава XII,

В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ПРИСУТСТВУЕТ ПРИ РАЗГОВОРЕ

ДВУХ ПРЕЛЕСТНЫХ РОЗОВЫХ ДЕМОНОВ

Графиня дю Люк и Мария де Бетюн воспитывались вместе и хотя после замужества жили далеко друг от друга — герцогиня в Пуатье, а графиня в Мо-вере, но поддерживали до некоторой степени свои дружеские отношения. Когда вследствие беспрестанных ссор с двором герцогу де Рогану пришлось вести скитальческую жизнь и часто скрываться, он счел за лучшее поместить жену, которую боготворил, у ее отца, герцога Сюлли, в Париже: тут никто не посмел бы ее тронуть, во-первых, а во-вторых, он сохранял таким образом при дворе и почти в совете министров верного, умного сообщника, который стал бы предупреждать его обо всех кознях врагов. По странному стечению обстоятельств в это самое время размолвка с мужем сделала Жанну совершенно свободной. Она могла жить где хотела, и первой ее мыслью по приезде в Париж, на улицу Серизе, было отыскать подругу. Обе были очень рады снова увидеться, но не решались сразу отнестись друг к другу с полной откровенностью. Особенно мадам дю Люк была так сдержанна, что поражала герцогиню. Ее это заинтриговало, подстрекнуло ее любопытство ипробудило в ней желание непременно по-прежнему заглянуть в душу подруги. В тот день, когда мы видим Жанну у герцогини, она приехала к ней в третий раз, предупредив письмом о своем приезде.