— Ну, хорошо! Так знайте же, что молодой человек, увлеченный дурными советами…
— Или доведенный отчаянием, — грустно проговорила девушка.
— Стефан де Монбрен, — продолжал маркиз, притворясь, что не расслышал, — сын моего лучшего друга, превосходного, храброго солдата, не раз проливавшего кровь за нашего короля… сделался негодяем, бунтовщиком, он заодно с восставшими крестьянами. Он стоит во главе их.
— О! — с отчаянием простонала девушка, задрожала, словно в лихорадке, и без памяти упала на руки к тетке.
— Маркиз, маркиз, вы убили вашу дочь! — с горьким упреком обратилась она к нему.
— Я! — вскричал, побледнев, маркиз и с ужасом бросился к дочери, которую боготворил.
— Уйдите, мне нужно остаться с ней одной…
— Но умоляю вас, сестра!
— Уйдите, брат, если не хотите, чтоб она умерла на ваших глазах.
Маркиз не знал, на что решиться. В эту минуту за дверьми послышался страшный шум, и несколько мужчин вбежали в комнату с обнаженными шпагами.
— Маркиз, скорее! — призвал его граф де Фаржи. — Истребители перерезали наши форпосты и аванпосты и ворвались в город! Идите или все погибло!
— Как!.. Что?..
— Слушайте, — сказал де Фаржи.
На улице стоял страшный шум; гремели выстрелы, бил набат, стоны смешались с бранью. Отчаянные крики «Да здравствует король!» заглушались криками «Свобода! Свобода! Грабьте! Город взят!»
Времени терять было нельзя. В маркизе проснулась преданность вассала, и солдат сменил отца. Еще раз грустно взглянув на лежавшую в обмороке дочь, он выбежал, размахивая шпагой и крича: — Вперед, господа! За короля!
Истребители действительно с неожиданным для такого, как их, войска искусством оцепили город и, по данному знаку разом бросившись на часовых, стоявших небрежно, полагаясь на свою численность, перерезали их и вошли в Гурдон. Они направлялись к главной площади, где сосредоточивался центр обороны.
Положение королевских войск становилось критическим: они лишились почти всей своей артиллерии, потому что, несмотря на все мужество, не в состоянии были противиться давившему их железному натиску.
Солдаты, не видя нигде поддержки, уже начинали подаваться, когда явившийся вдруг со своей свитой маркиз де Кевр поддержал их мужество.
Стефан де Монбрен командовал, бросаясь на своем вороном коне в самый пыл схватки, но ни один выстрел не задевал его. Королевские солдаты, стыдясь своей неловкости, а главное под влиянием суеверного страха крестились и переставали целиться в этого точно заколдованного человека, перенося огонь на других противников. И маркиз де Кевр совершал чудеса храбрости; даже неприятели любовались им и только парировали его удары, не нанося их в свою очередь.
Несколько раз он пробивался к Монбрену, чтоб покончить наконец с этим опасным вождем и вдобавок его личным врагом, но всякий раз между ними бросалась толпа сражающихся и отделяла их друг от друга.
Битва принимала все более и более ужасные размеры и превратилась наконец в рукопашную резню. Королевские солдаты видели неминуемую гибель и старались только подороже продать жизнь.
— Господин де Фаржи, — произнес скороговоркой маркиз де Кевр, — через десять минут ни одного из нас не останется в живых; эти дьяволы непобедимы. Пока я буду стараться собрать около себя несколько уцелевших человек, чтоб с их помощью пробиться сквозь ряды неприятеля, приведите моих сестру и дочь, мы их поставим в середину, между нами, и спасемся или погибнем вместе.
— Хорошо, маркиз, через две минуты я вернусь. Де Фаржи бросился в отель.
Маркиз между тем отдал приказание, и войска, узнав голос своего командира, сгруппировались вокруг него, образовав плотную массу; защищенные с тыла отелем, они подставили неприятелю свои мушкеты. Штыков тогда еще не было.
Наступило минутное страшное затишье, предвестник последнего, предсмертного усилия.
В это время вернулся граф де Фаржи, бледный, растерянный.
— А где же дочь… сестра? — вскричал маркиз, предчувствуя беду.
— Пропали, — с отчаянием отвечал граф, — и невозможно понять, каким образом!
— О, надо мной проклятие! — мрачно прошептал маркиз. — Этот дьявол велел увести их!.. Смерть врагам! — крикнул он вдруг, энергично выпрямившись в седле. — Им не удастся восторжествовать! Вперед! Вперед! Да здравствует король!
— Да здравствует король! — подхватили солдаты и бросились на Истребителей.
Те храбро встретили их, не отступив ни на пядь. Завязалась опять страшная борьба; бились с отчаянием. Маркиз, забывая личное горе, думал только, как бы спасти своих солдат. Он уже видел, что дальше сопротивляться невозможно, как вдруг раздался пронзительный свист, заглушивший крики сражавшихся. В ту же минуту мятежники расступились и свободно пропустили королевских солдат, которые бросились вперед с радостными криками. Они были спасены. Неприятель исчез и появился снова уже позади их линий.
Истребители удовольствовались взятием города и не хотели совершенно уничтожать врагов. Маркиз де Кевр со своей свитой, увлеченные толпой, вышли из Гурдона. Неприятель преследовал их по пятам и отогнал мили на четыре от города. Тут им удалось восстановить боевой порядок и они стали в начале одного узкого прохода, который легко могли бы отстоять, если бы мятежникам вздумалось довершить свою победу, но они ушли.
Освободившись от неприятеля, маркиз отдал графу де Фаржи приказания насчет войска, и тут только генерал уступил место отцу. Сердце старика разрывалось от горя, он рыдал, как ребенок, ему не на что было даже надеяться.
Через неделю королевские войска были выгнаны из провинции Лимузен, которой вполне завладели Истребители. Новый начальник сдержал слово: он совершил чудеса.
Глава V
КАК ГРАФ ДЕ ФАРЖИ ЖЕНИЛСЯ
НА МАДМУАЗЕЛЬ ЛУИЗЕ ДЕ KEEP
Благодаря распоряжениям Стефана де Монбрена мятеж принял новый, опасный вид. Меньше чем через месяц после всего описанного нами в Лимузене не оставалось ни одного королевского солдата. Между тем отцовская гордость маркиза де Кевра страшно страдала, тем более что он чувствовал свое полное бессилие перед неуловимым врагом.
Через десять дней после взятия Гурдона маркиз каким-то таинственным путем получил коротенькую записку от своей сестры, аббатисы. В ней говорилось, что ее и племянницу неожиданно похитили во время осады города и передали Стефану де Монбрену, у которого они и остаются, что к ним относятся с большим уважением и вниманием, и они живут спокойно и хорошо; аббатиса прибавляла в постскриптуме, что здоровье племянницы значительно поправилось и она переносит свою неволю с таким терпением и покорностью, которые заставляют дивиться и причины которых она не может понять. Этот постскриптум доводил маркиза до бешенства, несмотря на все утешения графа де Фаржи; до него доходили насмешливые толки об этом похищении; кроме того, старик понимал, что всему виной одна его нестерпимая гордость. Между тем положение мятежников, несмотря на их беспрестанные успехи, становилось критическим. Генрих IV решился наконец покончить с ними, пока их силы не приняли слишком опасных размеров.
Он отличался удивительной мягкостью характера и прежде всего был политик, поэтому и тут во избежание кровопролития решился прибегнуть к дипломатии.
Истребители были большей частью католики, и королю удалось вызвать между ними и гугенотами религиозные споры, вскоре принявшие крайне резкий характер и кончившиеся полной распрей. Огромная армия инсургентов разделилась на два корпуса: гугенотский, или протестантский, и католический; каждый действовал в своих интересах и со своей точки зрения.
Добившись этого, король послал господина д'Альбена, помощника губернатора Ламарша, в Лимузен, центр мятежа, на помощь господину де Шамбаре, получившему там губернаторство после маркиза де Кевра.
Маркиз отказался от этой должности, оставив за собой только командование войском, ради выполнения своей цели — отомстить Истребителям вообще и Стефану де Монбрену в особенности.