— Шире шаг!

Бойцы сторожевого охранения пристально вглядывались в темноту.

Колонна растянулась по поляне. Песня леса постепенно затихала. И стараясь задержать эти звуки в своей душе Владо Камберов замедлил шаги. Луна уже поднялась, ветерок усилился, и Владо, покоренный, зачарованный красотой ночи, не смог удержать рвущуюся из груди песню:

— Кто это поет? — обернулся Георгий Ваклинов и остановился, пропуская мимо себя вереницу людей.

Владо Камберов умолк и, поравнявшись с ним, сказал:

— Я, товарищ командир!

— Ты не со вчерашнего дня в партизанах, а ведешь себя, как мальчишка!

— Забылся, товарищ командир!

Георгий сжал губы, и на его бледных скулах вздулись желваки, но ничего не сказал и быстрым шагом направился к голове колонны.

Рано утром отряд встал на базу. Георгий пошел осматривать место, прикидывая, откуда может появиться враг, как расположить отряд, занять удобную позицию. На опушке леса его догнал Владо Камберов.

— Товарищ командир, разрешите первым заступить на пост?

— Вину загладить хочешь!

Солнце начало припекать. Артельщик долго возился и наконец разделил несколько караваев хлеба на восемьдесят порций.

Владо Камберов с удовольствием жевал хлеб, молчаливо улыбался. Он даже не заметил, как к нему подсел Георгий.

— И я люблю Ботева… «Хаджи Димитр», «Моя молитва», «На прощание», «Борьба»… знаю их наизусть. И статьи даже… И когда мне трудно или, знаешь, — все мы люди, — колебание закрадется в сердце, Ботева вспоминаю… для храбрости, для бодрости. Стихи его — не только мысль и чувство, а, как тебе сказать… они, как пища, которой время от времени питаю свою душу… А видишь, что получилось? Лучшей его песней ты нарушил дисциплину во время похода. Трудно мне было тебя прервать, когда и самому хотелось во все горло запеть. Да нельзя. Надо было соблюдать тишину. Порой даже самому твердому человеку бывает нелегко подчинять свои интересы общим интересам. Надо научиться держать себя в руках, не поддаваться чувствам… Ты должен понять меня. Если тебе когда-нибудь придется вести людей, быть ответственным за их жизнь, поймешь, что это так…

Что мог возразить Владо?

Поздним вечером Владо и Дончо вышли на задание в Крушево. Дончо были знакомы эти места и он шел впереди. Скоро лес кончился, и тропинка побежала по освещенной луной долине.

— Опасное место. Не нарваться бы на засаду, — прошептал Дончо.

Взяли ружья на изготовку и тихо двинулись по тропе. Но как только они вышли из тени леса, впереди блеснули огоньки и прогремели выстрелы. Они бросились на землю, и тяжелое эхо их ответных выстрелов прокатилось в тишине леса. Прозвучала автоматная очередь.

— Назад! — закричал Владо и пополз обратно к лесу. Он напряженно всматривался в ту сторону, где в темноте вспыхивали и гасли огоньки выстрелов. Оглянувшись, он увидел, что Дончо лежит неподвижно. «Убит!» — мелькнуло у него в голове, и он пополз назад.

— Дончо, Дончо! — зашептал он.

— Конец. Уходи!

Владо взвалил его на плечо и понес. Выстрелы участились.

— Брось меня, уходи! — стонал Дончо.

По щеке Владо потекла липкая кровь. Пули свистели над ним, но он, казалось не слышал их, стремясь скорее добраться до опушки леса. Войдя в лес, он положил Дончо на траву. Ощупал его окровавленную грудь. Дончо хрипел, задыхался, жадно ловя ртом воздух. Разорвав на себе рубаху, Владо стал перевязывать его. Но вот Дончо приподнял голову, из груди его вырвался странный всхлип, тело его расслабилось и замерло. Владо испугался, вскочил. Со стороны долины все еще хлопали выстрелы. Что теперь делать? Нести мертвого на базу. Зачем? Ведь там его все равно не воскресят. Но как бы то ни было — мертвого или живого, он не мог оставить его здесь. Снова взвалил его на плечо и понес. Ноги его подкашивались. Но он не останавливался. Ему казалось, что если он сядет передохнуть, то уже не встанет…

— Стой! Кто идет?..

— Это я, Владо! — забыв о пароле, ответил он, но услышав щелканье затвора, спохватился: — «Воробей!»

— «Василек»! — Вышел навстречу командир.

Владо осторожно положил мертвого товарища на землю, поглядел в его в открытые неподвижные глаза и зябко поежился.

— Холодно, — сказал он, поднял голову и обвел взглядом стоявших вокруг партизан.

Одна из женщин подошла к нему, помогла подняться.

Георгий строго взглянул на него. «Размяк, будто впервой мертвого видит», — и распорядился:

— Ботя, возьми четверых и выройте могилу!

— Где, товарищ командир?

— Тут, на базе, у большого дуба… для приметы, чтоб после победы найти было легко.

— Слушаюсь, товарищ командир!

Георгий повернулся к Владо.

— Вечером пойдешь в город.

— Хорошо! — равнодушно согласился тот.

Заря медленно растекалась по небу. На ветках деревьев весело защебетали птицы.

Вечером Владо и Герган собрались идти в город. Владо был рад, что представился случай повидаться с женой. Сколько времени уже прошло, как он ее не видел… месяц, два?

Нахлынули сумерки, и они двинулись в путь. В полночь достигли города. Пробираясь по темным улицам, они настороженно озирались по сторонам, прислушивались… Герган остался ждать во дворе, а Владо открыл дверь и начал подниматься по узкой лестнице. Ступеньки скрипели, но он не досадовал на этот шум, ему было даже приятно его слышать. Постучал тихо и замер в ожидании услышать звук родного голоса.

— Войдите, я не сплю! — раздался громкий голос жены.

— Потише, потише, — зашептал Владо. Губы его дрогнули, с ощущением неясной тревоги он вошел в комнату. В первое мгновение ему показалось, что он не туда попал — ни занавесок на окнах, ни пестрой скатерти на столе — Калушкиного приданого. Кровать разобрана — спинки прислонены к стене, рамка с пружинной сеткой лежала на полу. Рядом с ней — большой тюк, увязанный в половик. Все это он рассмотрел в скудном свете уличного фонаря, пробивающегося в окна.

— Ах, это ты? — сказала Калушка и снова села на голую сетку.

— А ты думала кто?

— Да агенты… частенько ночью заходят, прикидываются партизанами… точно так стучат, как ты.

Владо сел рядом, обнял ее и поцеловал.

— А я уж собралась, — сказала Калушка.

— Куда? — удивился Владо.

— Интернируют нас.

Владо поднялся. В углу в деревянной люльке спал ребенок. Владо наклонился, жадно вглядываясь в маленькое личико, которое едва различалось в темноте.

Калушка встала и сняла его руку с люльки.

— Разбудишь!

Владо недовольно взглянул на нее, проглотив твердый и неприятный комок, подкатившийся к горлу.

— А все из-за тебя! — сказала она.

— В чем дело?

— И еще спрашиваешь! Уже целую неделю сидим и ждем, когда нас увезут.

— Куда?

— Да откуда я знаю. Интернируют и все!

— Тише ты, не кричи.

— А вы прячетесь в лесу, как барсуки!

— Думаешь, нам легко… Все мы идем на жертвы, во имя свободы… вот когда победим, будем самыми счастливыми.

— Не люблю сказок! — оборвала его Калушка.

За окнами блеснула заря. Владо неловко обнял жену. Она не отстранилась, но и не ответила на его объятие. Владо тихо пошел вниз по дощатым ступенькам. На душе у него было тяжело. «Сколько ей еще придется пережить…» — подумал он о Калушке и остановился, услышав ее легкие шаги.

— Владо, погоди! — тихо окликнула его Калушка.

Они нашла его в темноте, обняла и поцеловала.

— Ты о нас не беспокойся, — сказала она. — Делай свое дело. Мы тут как-нибудь справимся. Себя береги!

Она вернулась в комнату и подошла к окну. Долго смотрела на пустынную улицу, прислушивалась к спокойному дыханию ребенка.