— Да, звучит, конечно, красиво. Но применим ли этот принцип на практике?

— А как же! В других магазинах вас встречают каким лозунгом? «Чувствуйте себя, как дома!» А у нас, видите, праздничный транспарант: «Чувствуйте себя незваным гостем!»

— Но ведь этого мало…

— Неплохо сказано — мало. Очень мало. В обычном магазине на боковой двери висит табличка: «Посторонним вход воспрещен!». А у нас наоборот: «Друзья, проходите мимо! Знакомый, мы с тобой не знакомы!»

— Хорошо, это все, так сказать, фасад магазина «Тысяча неизвестных». Но внутри следовать таким принципам невозможно.

— Это почему же?

— Я думаю, родные и знакомые просто отрекутся от своего родства и знакомства. Да и кто у нас во имя работы отказывается от друзей?

— М-м, видите ли, родным и друзьям приходится отдаляться от работников нашего магазина. Идет обратный процесс: наши работники не признают ни одного друга, родственника или знакомого.

— Да что вы! Это невозможно!

— Уверяю вас.

— Да взять хоть вас. Есть же у вас какие-нибудь родственники?

— Я не знаю ни одного своего родственника. В интересах дела они все для меня чужие.

— Ну, тогда просто друзья, знакомые?

— Я их не признаю. Приходит какой-нибудь приятель в магазин, а я его просто не узнаю.

— М-да-а… та-ак… а если, скажем, придет человек на первый взгляд неизвестный, и вдруг возьми да окажись вашим родным или знакомым, которого вы положительно не помните. Тогда-то он получит свой товар?

— Ни шиша он не получит! Он сначала анкету заполнит, чтобы я мог быть уверен — нас никогда и ничто не связывало.

— И этот принцип действует по отношению ко всем покупателям?

— По крайней мере, по отношению к знакомым.

— М-г-м… мы могли бы говорить более откровенно, наши жены… супруги… они же работают в одном учреждении.

— Ну-у?

— Я бы даже сказал: сидят в одной комнате.

— Тогда я абсолютно ничего о вас не знаю.

— Как вы можете?

— А вы заполните анкетку.

— Хорошо… Год рождения — 1930.

— Минуточку… На всякий случай поставьте 1935.

— Ого! А зачем?

— На всякий случай. Я с 1931 года, и может создаться впечатление подозрительной близости…

— Жуть… Место рождения — город Выру.

— Бога ради…

— Тогда я напишу Уфа.

— Ни-ни! Уж лучше Мурманск. В Уфе родилась сестра бабушки моей жены.

— Хорошо… Образование — высшее.

— Не заноситесь! У меня тоже высшее! Еще усмотрят в этом какие-нибудь связи.

— Прелестно. Ставим — неполное среднее. Но по национальности я — эстонец.

— Лучше напишите — македонец.

— Как-то глуповато звучит. Я лучше поставлю — римлянин?

— Э, нет, моя племянница назвалась итальянкой. Уж лучше — вепс.

— Пойдет. Адрес — улица Ячменная…

— Не валяйте дурака! У меня зять в Ржаном переулке. Сразу придерутся, дескать, злачная компания.

— Ладно, Канатная улица.

— Подойдет. Теперь распишитесь вот здесь, что мы с вами совершенно чужие, и в этом магазине вы первый раз в жизни.

— Та-ак. Есть роспись. А теперь, если можно, два…

— Виноват, товарищ, это никак не получится. На складе, правда, есть три штучки, но их я придержал для одного калмыка, 1837 года рождения, проживающего по улице имени Ниагарского водопада, 18, образование два класса, цвет кожи зеленый, мужского пола, мать четырех детей, никогда в жизни не бывала в этом магазине. Что поделаешь, не хватает!

— Послушайте, вы предпочитаете мне какого-то кретина!

— Полегче! Я не позволю оскорблять своего брата. Лучше поучитесь заполнять анкету!

На дармовщинку

Раз такой случай выскочил — делать было нечего, на ипподроме ремонт, собачью выставку уже закрыли, ну, я ради смеха потопал в театр. В адресном бюре узнал, где он есть, в кассе беру билет. Взял подальше, как в кино, и удивляюсь по-черному — дешевка-то какая! А еще две серии, да с перерывом, а там буфетик и все такое. Стал от нечего делать народ по головам считать и своя голова циркулем: за сто штук. А на сцене — дюжина! А в программе еще тринадцать на дюжину — и всем зряплата! Прикинул я — ежу ясно: с такой кассы кишка к кишке прирастет!

Другим днем — делать нечего, на ипподроме ремонт — двинул я в соцстрах к инспектору по самым страшным делам и выкладываю ему все как есть, что скоро страшно что будет. Ежели цены на билеты не повысить, то не сегодня-завтра эти театральные типчики-субчики рукава жевать будут, а там, глядишь, и копыта отбросят. И тогда — ты слушай сюда! — этот мужик в галстуке выдает мне такую штуку. Театр, говорит, находится на государственной локации… ротации… ага, дотации. Выходит, государство нам приплачивает за то, что мы в театр ходим! Дело ясное, стал я в театр через день ходить. Ипподром отремонтировали — я только лошадкам помахал — и опять в театр. Что я, дурак, государство мне ставит, а я морду воротить? Ни-ког-да! А ну как обидится? Это же страшное дело, если государство обидится.

Так вот, театральный спектакль — вполне оздоровительный отдых. Лучше, чем в лежку лежать: ничего не отлеживается, и кашлять не тянет. Мне особенно балет понравился, артисты там очень уж вежливые, и главное — не орут, как в опере. Видят — прикорнул человек — ходят тихонько, на цыпочках. Я потом хотел в газете прочитать, вокруг чего в этой постановке, так сказать, сыр-бор разгорелся. Было это, как сейчас помню, где-то в мае. И тут меня как оглоблей по темечку.

У газетчиков вроде юбилей был, и они пропечатали всякие праздничные показатели. Так одна вещь меня просто наповал сразила. Газета, оказалось, стоит больше трех копеек. И за нее государство мне тоже приплачивает! Стал я газеты каждый день читать. Все больше последние страницы. За первые-то я свои кровные выкладывал, а бесплатное, оно всегда интересней. Там я и вычитал такую рекламу — ты слушай сюда! — оказывается, у нас — что лучший подарок? Не-а, не угадал! Книга! А я уже вон сколько на одних газетах и театрах скопил, могу позволить себе лучший подарок. Выбрал значит, самую толстую и говорю продавщице, что вот ее я себе и подарю. А она отвечает — нет, подарить я могу, но только полкниги. Ладно, говорю, если на всех не хватает, режь пополам. А она объясняет, что сам себе я могу подарить только половину, потому что вторую половину книги мне дарит — понял кто? — снова государство, причем то же самое. Я не выдержал и взял на всю зарплату. Такую библиотечку на двоих с государством сотворили, что в ресторан идти уже не на что. Стал ходить в рабочую столовую… Ты слушай сюда, дальше тоже говорить или сам теперь сечешь? То-то и оно, что не говорить, а жевать надо, потому что и за масло, и за хлеб, и за мясо, и за молоко государство тоже берет не полную цену! И так меня разнесло, что один даже сказал — иди бегай трусцой. Но я выяснил — за беготню общество ни копья не приплачивает, что же мне, за свои пречистые потеть?

Но я и без того похудел. От забот. Началось все с соседки. Она возьми да роди. И что же я слышу на крестинах? Спрашиваю, во сколько такой пацан встанет, и выходит, затрат куда меньше, чем государственных благ! Если брать поэтапно, то без всяких пособий обходится только та, самая первая формальность. Декрет уже оплачивают. Роды компенсируют. Всякая учеба до самого диплома — бесплатно! Медицинская помощь! Сумасшедший дом! В том смысле, что спятить можно, как носятся и пестуют тех, кто обзаводится. Но у меня так повернулось, что руки моей никто не попросил, да и во всем прочем шефства моего никому не потребовалось. Так что за детей ничего не получено.

Тогда я сам заочно прошел среднюю школу. Потом тем же макаром университет. Почему именно юрфак, должно быть ясно всем, кто не учил экономику. Надо же в конце концов выяснить, сколько нам дают, что из всего этого получается и сколько придется вернуть. Ну, и самое главное — как будет после смерти.

Разумеется, образование и культура свое дело сделали: пробудился во мне народный контролер. Сердце так и заходится из-за всех подарков, которые государство отваливает… моему соседу. Мяса он, бедненький, ест столько же, сколько я, а в семье у него вон сколько душ! И за образование он уже на троих детей получает! Конечно, в какой-то мере он свою задолженность государству покрывает тем, что водку пьет, ее как-никак вдесятеро дороже продают, но ведь пить он будет только до смерти! А с того момента — пусть земля ему будет камнем — все опять повернется в его пользу! Потому что меня через 50 лет уже не будет, мои вещи через комиссионку отойдут государству: моя квартира, мой мотоцикл, мой костюм, мой гроб… Ах да, гроб я заберу с собой. А у соседа через 50 лет останутся: дети от номера 1 до номера 3, 1-А, 2-Б и т. д. — я имею в виду внуков. И его рубашки, гитара, мельхиоровые ложки и остальное имущество достанутся им вообще бесплатно — бери не хочу! С такой несправедливостью надо кончать!