23 марта

Пошатываясь, Шеннон идет по краю шоссе, выставив большой палец и всматриваясь в темноту. Но ей действительно нужно вернуться домой. Она только зашла пропустить пару бокалов после всех дел. Дети на тренировке по футболу или на уроке игры на гитаре, или в лагере бойскаутов, и осталось немного времени на саму себя.

Немного времени, чтобы сконцентрироваться на всех тех удивительных идеях и мыслях, и планах, которые гудят в ее голове, как занятые маленькие пчелки, не давая спать. Свет, казалось, заполнял тьму в глазах по ночам, освещая ее мысли и работая в сговоре с глупыми занятыми маленькими пчелками.

Немного времени на то, чтобы утопить подонков и потушить свет.

Следующим она осознает, что стемнело, а луна поднялась высоко в небе. Ее новые друзья стараются уговорить остаться, и секунду она обдумывает предложение. Но потом вспоминает, как Джим сказал:

— Я заберу у тебя детей, Шеннон, клянусь Богом! Тебе надо взять себя в руки. Вернуться в реабилитационный центр.

Так что она освобождается из умоляющих рук друзей — Давай! Еще один коктейль! — и сбегает в холодную октябрьскую ночь. Машина не заводится, телефона нигде нет. Нафиг все. Она бросает машину и решает добраться домой на попутках. Возможно, это взбесит Джима, он будет кидаться криминальной статистикой, пока она не заглушит звук его голоса, напевая про себя.

Иногда ей хочется, чтобы он никогда не работал на чертово ФБР. Нереально конкурировать с такой любовью, с такой преданностью. Он был как священник, а судебно-медицинская экспертиза — акт коммуникации со Святым Бюро.

Октябрь, воздух свеж. Но ей не холодно, она в огне, жива и просто летает. День рождения Хэзер на носу. Ей исполнится двенадцать. От двенадцати недалеко и до сорока. Она так много понимает и не понимает одновременно.

«Я потеряла её?»

Шеннон спотыкается, ее каблук цепляется за неровный край асфальта. Хихикает. Хорошо, что она не за рулем. Очко в ее пользу. Облизав кончик пальца, она проводит воображаемую единицу в воздухе. Сняв обувь, осматривает каблук.

Свет фар разрезает ночь. Шеннон обращает на себя внимание, держа туфлю вместо большого пальца, перенеся вес на одну ногу и улыбаясь. Машина останавливается, под шинами хрустит гравий, из глушителя вылетает струйка выхлопа, горячий запах бензина наполняет воздух. Двигатель урчит.

Шатаясь, она пытается надеть обувь, но, отпрыгнув на одной ноге, оказывается на заднице. Откидывает голову назад и смеется. Хорошо, что она не идет сейчас по прямой линии для копов. Еще одно очко в ее пользу. Нарисовав вторую воображаемую единицу в воздухе, она стягивает другую туфлю и поднимается на ноги, немного спотыкаясь. Чертовы каблуки, из-за них она растеряла всю координацию. Точнее, из-за них и всей выпивки. Шеннон стряхивает грязь с попы, когда водительская дверь открывается.

Мужчина выскальзывает из урчащей машины, и что-то сверкает в его руке.

— Нужна помощь, Шеннон? — спрашивает он.

Ровный гул хорошо налаженного мотора, работающего вхолостую, раздавался в ушах Хэзер, сердце колотилось. Свет пробивался в комнату между планками закрытых жалюзи. Перекатившись на бок, она открыла ящик тумбочки и выудила оттуда блокнот и ручку. Записала столько деталей, сколько запомнила: машина не заводится, потерялся мобильный, воздух холодный и свежий, запах сосны и мокрого асфальта; мужчина, назвавший имя ее матери.

Шеннон и ее убийца знали друг друга.

Хэзер перестала писать. Погоди. Это был сон, только сон. Нельзя заглянуть в сознание женщины, которая уже двадцать лет как мертва. Просто сон, повторяющийся в течение многих лет, а не интервью с жертвой.

Вздохнув, Хэзер положила блокнот и ручку на тумбочку и села, обняв руками накрытые простыней колени. Исчадие лежал на спине в изножье кровати, выставив животик, чтобы его погладили. Он наблюдал за ней довольными глазами-щелочками.

— Доброго утра тебе, — сказала она.

Просто сон, да, сон, который отказывался исчезать. Она все еще слышала звук открывающейся двери машины, пьяный смех Шеннон, все еще чувствовала запах сигаретного дыма из таверны. Просто сон, но этот сон глубоко погрузил ее в разум матери, сон, в котором было больше деталей, чем до этого.

Со времен Вашингтона.

Вздохнув, она посмотрела на часы. Красные светящиеся числа шокировали ее и полностью разбудили. 11:45. Дерьмо! Спрыгнув с кровати, Хэзер схватила халат со стула и, натянув его поверх пижамы, завязала пояс.

C тех пор как в нее стреляли, она стала вставать все позже и позже. Ей было интересно, повлиял ли стресс на ее биоритмы. Она никогда по-настоящему не была ранней пташкой, но училась справляться с этим на протяжении многих лет, как и многие люди в мире рабочей рутины. Мог ли Данте каким-то образом ее изменить, пока исцелял? Она вышла из спальни, все еще погруженная в мысли.

Мантра: Одно дело за раз.

Сделав глубокий вдох, Хэзер оттолкнула запутанные мысли, зная, что вернется к ним позже и обдумает основательней. Она вышла в коридор и почувствовала запах свежесваренного кофе, приятный запах, наполняющий дом.

Она остановилась в коридоре, расчесав волосы пальцами несколько раз, пока не поняла, что просто морально готовится к встрече с Энни.

Но вместо того, чтобы пройти дальше, она закрыла глаза, неуверенность и отчаяние пригвоздили ее к месту. Можно ли помочь Энни? Казалось, больше не было вариантов, надежда иссякла. Конечно, правда о матери должна была принести Энни понимание, но достаточно ли этого, чтобы спасти ее?

Жестокая мысль Шеннон отдавалась эхом в мыслях: «Я ее потеряла».

Хэзер открыла глаза. Нет. Я не могу. Не хочу. Отодвинув в сторону сомнения, она вошла в столовую. Энни сидела, скрестив ноги, на полу перед диваном, листая книгу про вампиров «Пока мы спим». На журнальном столике стояла чашка.

Энни взглянула на Хэзер.

— Привет. Хорошего дня. Там есть кофе.

Хэзер улыбнулась и кивнула.

— Ага, тебе того же. И спасибо.

Пройдя на кухню, она достала чашку из шкафчика и налила кофе, добавила сахара и смесь молока со сливками. Свернувшись на диване, она спросила:

— Как ты? Похмелья нет?

Энни закрыла книгу, положила обратно на журнальный столик и пожала плечами.

— Я в порядке. — Она взглянула на Хэзер через плечо, ее синие, черные и фиолетовые волосы обрамляли лицо. — Сожалею насчет прошлой ночи, обо всем, что сказала о маме. Увидеть эти фотографии… Я хочу сказать, я даже не представляла.

— Я знаю, — ответила Хэзер. — Ничто не подготовит тебя к реальности.

Извинение Энни удивило. Обычно, когда она выходила из-под контроля и нападала на всех и вся, то потом притворялась, что ничего не произошло. Или оправдывала это тем, что была пьяна.

— Как ты справляешься с этим? С тем, что видишь тела, я имею в виду. Это когда-нибудь пугало тебя?

— Конечно, это пугает меня время от времени. И, честно говоря, не знаю, как я с этим справляюсь, я просто принимаю это. — Хэзер сделала глоток кофе, затем добавила: — Я должна, если хочу узнать, кто убил их.

— Но мама мертва уже многие годы, — сказала Энни, отбросив волосы назад. — Почему ты копаешься в деле сейчас?

— Потому что я видела, как кое-кто мстит за свою мать, и поняла, что никто, даже отец, не защищал нашу.

— О ком ты говоришь?

— О Данте.

— Его мать тоже убили? — спросила Энни и заправила локон за ухо, открывая шипы, окружавшие его край, ее лицо стало задумчивым. — Неудивительно…

— Неудивительно что?

— Ничего, — Энни покачала головой. — Он не похож на других парней, с которыми ты встречалась. Ну, я имею в виду, помимо того, что он долбаный вампир.

— Это правда.

— И он выглядит ужасно молодым. Ты ограбила колыбель? Или ему уже много столетий? — Энни быстро передвинулась, чтобы оказаться лицом к лицу с Хэзер. Солнечный свет отражался от колец, продетых сквозь ее брови.