– Я просто зашла к тебе переночевать, отсидеться пару дней, – говорила Ольга одеревеневшими губами, – потом я устроюсь сама.

Я знал, что ты все понимаешь. – Дима поднял ее из кресла и поцеловал, больно засасывая губы.

В десять вечера майору Карпелову позвонили домой и сообщили о смерти бульдога по кличке Харитон, семилетнего кобеля, принадлежавшего директору очень большого театра. Выстрел навылет в шею. Усыплен. Бубнящий голос спросил, интересуют ли майора смерти двух кошек сиамской породы, у них была общая кличка Миу-Миу, – отравление, обезьянки Клеопатры – воспаление легких, и целого выводка белых мышей с труднопроизносимыми кличками, потому как принадлежали они послу из Нигерии и были передушены неизвестным котом.

– Кто это говорит, я не расслышал? – Карпелов почти разозлился, потому что почувствовал в голосе звонившего тщательно скрываемую насмешку.

Дежурный медленно и внятно назвал себя.

– Вам объяснили, в каком случае вы должны звонить по поводу смертей животных?

– Так точно. – Оживился голос в трубке. – Так ведь Миу-Миу – это известная фамилия. Актриса такая есть французская. А Клеопатра...

Карпелов положил трубку. Посмотрел уныло на телефон и стал звонить.

Через сорок минут он выяснил, что в кобеля стреляли. Выстрел был сделан с дальнего расстояния на прогулке в малолюдном парке. Пуля попала точно в ошейник собаки, вернее, в закрепленный на этом ошейнике специальный прибор обнаружения. Бульдог несколько раз терялся, а один раз даже был выкраден и возвращен за выкуп. Прибор разнесло в пыль, собаке прострелили навылет шею, пришлось усыпить. Карпелова попросили позвонить домой оперуполномоченному Январю, тот оставил сообщение.

Карпелов позвонил и услышал возбужденный до визга голос своего опера. Он сидел дома у компьютера и просил Карпелова приехать немедленно. Карпелов прикинул, не завалиться ли ему спать, а поговорить с Январем завтра утром и спокойно. Но понял, что не заснет.

У Января Карпелов был почти в двенадцать. Его тут же усадили перед монитором и стали щелкать по клавишам в четыре руки – вместе с Мишей в квартире была его девушка, – специалист, как похвалил ее Январь, она жадно поедала бутерброды и невинно касалась Карпелова горячим телом, налегая на него, когда хотела что-то быстро открыть на экране.

Миша Январь взял изъятые при задержании Пеликана дискеты. Одна из них была закодирована, девушка Миши сидела над ней почти сутки. Результат налицо.

– Да замок этот был хреновенький, так себе, – возбужденно говорила девушка, – интересней стало, когда в самих записях обнаружился шифр. Я шифры а-абажаю!

Она стала объяснять, какой именно был шифр, Карпелов беспомощно оглянулся на Мишу, тот оттеснил девушку и нажал несколько клавиш.

На экране открылся список. Двадцать кличек. Шесть из них были уже знакомы Карпелову. Чи-ка, Харитон, Пикассо, Мамацуи, Маркиза, Апельсин – последняя. Напротив каждой клички стояли цифры и буквы с точками.

– Кто-то составил себе список, последняя в нем – красавица из журнала. Предполож... – Миша говорил, сглатывая окончания слов, – это рабоч... блокно... Человек, составивший этот список, работал с именами в разные сроки, видите цифры, это год, месяц и...

– А буквы, – перебила его прожевавшая девушка, – это краткая характеристика! Вот смотрите. Чика – 5.96, усл, дог. 10000. Или вот: Пикассо – 11.97, тр, инф, отст. 20000. Что получается? Элементарно. Чика, значит, май девяносто шестого, «условный договор» или «условились договориться», сумма – сами видите! Пикассо, ноябрь девяносто седьмого, «трудности информации» или «требуется информация», потом – «отступные» или «отсутствует», и опять – сумма.

– Подожди, – остановил ее руку Карпелов, – подожди, дай сообразить. Это же... А Апельсин? – оживился он и показал пальцем поднять список.

– Тут целая поэма! «Апельсин – моя, танцорка»! И все.

– Что это значит? – ошарашенно пробормотал Карпелов.

– Это значит, что это просто список. Теперь нажимаем на саму кличку. Опа!

Продолговатое, пересеченное синей сеткой яйцо раскрутилось и обозначило на экране фотографию, весьма отдаленно напоминающую диву из «Плей-боя». Потом пошел текст.

«Курганова Ева Николаевна, русская, старший лейтенант, Центр. Округ. Отстранена. Убийства подследственных на допросах. Снайпер, отличная подготовка. Опасна. Адрес в Москве. Далила Ми-сявичус. Адрес. Казимир Вольшанский. Адрес».

– Чику! – крикнул, тяжело дыша, Карпелов.

Яйцо развернулось мрачной физиономией цы-ганско-рязанского исполнения.

«Опадов Иван Максимович, почти русский, дальние грузовые перевозки, автомобили, перегонка из-за границы. Оружие. Охрана 4 чел. Офис. Адрес. Домашний адрес. Любовница Купо-ва Инна. Адрес. Ресторан Варшава» среда и пятница».

– Мамацуи, – почти шепотом сказал Карпелов.

«Мамацуи Акона Тиу, японец, дипломат, оружие офиц., охрана, правительственная машина, корты, мальчики до 16, Котик-Пан – 15 лет. Адрес. Ресторан Прага» суббота».

Карпелов встал, взял девушку под мышку, вынес ее из комнаты и закрыл дверь. Постоял, пока она билась и кричала с другой стороны, и тихо спросил:

– Ты знаешь, что это такое?

– Архив! – Лицо Миши Января горело от возбуждения. – Архив наемного киллера!

– Ты сколько в органах работаешь?

– Два года, – уже без энтузиазма сказал Миша. – Вы про мою... Да я бы без нее ничего не смог сделать, она специалист по кодам!

– Ты, Миша, дурак, но в чем-то прав. Девушек на свете пруд пруди. Подумаешь, пристрелят одну. Ты же молодой. Всегда так делай. Только вот какие интересные вещи иногда происходят на свете. Мы с моим напарником пять лет назад план один нарисовали, а у меня в гостях женщина была, любимая, я тебе скажу, женщина. Пока мы утром спали, пришел сантехник кран чинить. Попросил бумажку что-то там нарисовать, она сдернула со стола первую попавшуюся. А сантехник знал, где я работаю. Вот так, Миша. Беспечность почти всегда обернется к тебе оскалом. – Карпелов помолчал, потом резко повернулся к Январю:

– А Мамацуи ведь – не кличка, это имя!

Миша молчал. Открылась дверь, и вошла девушка.

– Я умру за него, – сказала она, глядя в пол, потом вскинула на Января влажные глаза. – Я люблю тебя до потери сознания, хочешь, я себе харакири сделаю?

– Пожалуй, я отстал от жизни, ребята, – сказал по этому поводу Карпелов, быстро проведя ладонью по волосам вперед-назад. – Голубушка, не надо харакири, сделай лучше чаю и дай мужикам спокойно поговорить. – Он подтолкнул ее к двери и повернулся к Мише:

– Ну что, Январь? Я завтра, как обычно, на кладбище. А тебе работка предстоит. Все про Пеликана. Про его родителей, тетей и дядей, про его кошку, про друзей детства, какое любит мороженое и так далее. Чтобы к вечеру полный отчет. Если он эту дискету просто по глупости спер или нашел где, я его послезавтра отпущу под слежку, потому что мне нужен туляк.

– Я все сделаю. Только разрешите мне съездить с вами на кладбище. Если Пеликан сидит, кто же делает снимки, относит в газеты?

– У меня на этот счет есть одно подозрение, я думаю, этот кто-то тоже не прочь ради Пеликана харакири сделать.

А можно, – сказал Миша Январь, – я велосипед там запрячу, на шею повешу фотоаппарат и изображу такую умную и скучную морду лица, как у Пеликана?

С утра шел дождь. На Преображенском кладбище народу было на удивление много. «Суббота», – шепнул Январь Карпелову. Карпелов толкнул его локтем и в ужасе показал на большое скопление народу неподалеку. Человек пятнадцать в форме.

– Мама родная!.. Быстро выясни, что они делают, неужели они пришли на похороны Хари-тона?!

Миша Январь пробежался. Издалека Карпелов наблюдал, как он отирается возле погонников, невысокого роста пожилой полковник отвадил его.

– Свою сотрудницу хоронят, – доложил подбежавший Январь.

Карпелов облегченно вытер лоб платком. Дождь не принес прохладу. В мокром тяжелом воздухе незыблемо и торжественно стояли кресты и памятники, над ними куполом согнулось серое небо. В куполе эхом отражался гул разговоров, иногда прерываемый плачем, криком летающих ворон, сигналами машин и даже лаем собаки.