Поскольку уровень знания языка у многих аппаратных работников был низким, для них создавались специальные курсы по его изучению. Если в 1925 г. 22% работников республиканских и 36% окружных и районных учреждений владели белорусским языком, то в 1927 г. эти показатели соответственно были равны 80 и 70%.

Все это приносило положительные результаты. К концу 1928 г. учреждения и управленческие структуры республики, за исключением Гомельщины, были переведены на белорусский язык. Одновременно шел процесс активного выдвижения на руководящую работу лиц коренной национальности. В 1927 г. во всех звеньях управленческого аппарата белорусы составляли 60,4%, евреи, владевшие белорусским языком, – 30,6%, русские – 4,6%.

При проведении политики белорусизации ни в коей мере не допускались ущемления прав и достоинства лиц других национальностей. В 1924 г. в качестве государственных языков на территории республики были признаны белорусский, русский, еврейский и польский. В местах компактного проживания национальных меньшинств в это же время стали создаваться национальные Советы. Они должны были как можно полнее удовлетворять культурные потребности нацменьшинств, сохранять их самобытность. К 1928 г. было создано 55 таких Советов, в том числе еврейских – 21, польских – 23, немецких – 2, латышских – 5, русских – 2 и др. [40].

Однако политика белорусизации встречала и непонимание в рядах руководства республики. Без должного внимания и даже враждебно в конце 20-х – начале 30-х гг. к ней относились первые секретари ЦК КП(Б)Б В. Кнорин и К. Гей. Не одобряли политику белорусизации некоторые видные философы, представители научной, технической и художественной интеллигенции. В значительной мере она была подорвана борьбой с так называемыми нацдемами.

В условиях репрессий 30-х гг. белорусизация была прекращена.

В начале 1930-ых гг. белорусскую интеллигенцию, которая принимала активное участие в белорусизации, стали обвинять в национал-демократизме, под который подвели враждебную советскому строю деятельность с целью обновления капитализма в Беларуси. Кульминацией этой кампании стало дело, которое получило название “Союз освобождения Беларуси” (СОБ). Роль его руководителя приписывалась Я. Купале, что и стало причиной его самоубийства [41]. Даже преподавание на белорусском языке могло сделать человека виноватым. Началось уменьшение количества белорусскоязычных школ, уменьшение изданий белорусскоязычных книг и газет.

Свидетельством культурных изменений стали реформы в сфере образования: было введено общее обязательное начальное образование, а затем и семилетнее. В сфере литературы и искусства власть потребовала постепенного проведения метода социалистического реализма. В 1928 г. в Ленинграде открылась киностудия художественных фильмов “Савецкая Беларусь” [42]. Первой белорусской кинолентой стал фильм режиссера Ю. Тарича “Лесная быль” по повести Чарота “Свинопас”. В изобразительном искусстве ряд картин был посвящен революционной тематике. Большой вклад в развитие культуры БССР внес один из основателей национальной исторической живописи Я. Н. Дроздович. Им написан ряд картин на историческую тематику, портреты полоцких князей. Он стал первым белорусским художником, изобразившим космос. Активно развивалось театральное искусство. В 1933 г. начал свою деятельность белорусский театр оперы и балета. В 30-ые годы была представлена известная белорусская опера А. Богатырева “В пущах Полесья”, первый национальный балет “Соловей” [43, с. 313]. Большую работу по собранию народных песен провел Г. Ширма, который организовал белорусский ансамбль песни и танца.

Исследователи, если они говорят о процессе белорусизации как составной части культурной революции в БССР периода 1920 – 1930-ых годов, главным образом делают упор на переход государственной и культурной жизни республики на белорусский язык. Некоторые же другие аспекты культурных преобразований остаются в тени и им уделяется недостаточно исследовательского внимания. Например, можно назвать такую важную область культурной жизни БССР как музейное дело. Ни в одном учебнике по истории Беларуси не раскрыто состояние музеев БССР в период культурной революции. То же самое касается и библиотек, а также многих других составляющих культурной жизни белорусского общества периода 1920 – 1930-ых годов, что говорит о том, что требуется более тщательное и всестороннее изучение различных составляющих элементов культурной жизни БССР.

Что касается непосредственно музеев республики, то в декабре 1923 г. вышло постановление Совета Народных Комиссаров (СНК) БССР “О регистрации, приеме на учет и охране памятников искусства, старины, быта и природы, которые находятся в собственности учреждений, обществ, а также частных лиц”. Этим постановлением запрещался вывоз и продажа памятников культуры за границу, передача их от одного владельца другому. Перемещение памятников подлежало обязательной регистрации в научно-экспертной комиссии, которая была создана руководством НКП. При продаже того или иного памятника преимущественное право приобретения принадлежало научно-экспертной комиссии. Музеи могли использовать предметы истории и искусства, которые находились в частной собственности. В целом постановление СНК БССР 1923 г. создавало правовую базу для деятельности государственных музеев БССР [44].

Во время выхода этого постановления Белорусский государственный музей (БГМ) – так было решено назвать возрожденный Областной музей – уже получил свое “Положение”, разработанное Академическим центром. Согласно этому документу БГМ являлся центральным органом хранения, изучения и популяризации движимой части природного и историко-культурного наследия, имеющего общереспубликанское значение. Положением предусматривалось создание в музее следующих отделов: 1) этнографического; 2) еврейского; 3) историко-археологического с подотделами нумизматики и древнего Минска; 4) художественного; 5) церковного; 6) кустарно-промышленного; 7) природы Белоруссии. В музее также имелся собственный архив и библиотека.

БГМ в Минске придавался статус центрального музейного учреждения с филиалами (отделениями) в Витебске, Могилеве и Гомеле. По мысли авторов этого проекта, создание филиалов не означало простого поглощения малых музеев столичным. Объединяемые музеи, подчиняясь воле Совета столичного музея или Музейной комиссии Академического центра, сохраняли определенную автономию в виде неприкосновенности коллекций, планирования научной работы и т. п. Все это было подробно изложено в постановлении СНК БССР от 19 ноября 1924 г. “О концентрации художественных и историко-культурных ценностей” [45]. Таким образом, в 1924 г. была выработана и реализована программа объединения музеев республики в определенную систему. Она касалась главным образом государственных музеев, подчинявшихся НКП.

Сеть общественных краеведческих музеев, которые подчинялись Центральному бюро краеведения (ЦБК) и получали нерегулярное финансирование из местных бюджетов, требовала серьезной организационной и научной проработки. Не были также учтены музеи под управлением других ведомств и учреждений – Центрального Комитета Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии (ЦК КП(б)Б), Института белорусской культуры (ИБК), Белорусского государственного университета (БГУ) и др.

1920-ые годы были временем активного комплектования всех музейных фондов БССР. Например, в БГМ к концу 1927 г. они превысили 30 тыс. единиц хранения, что позволило спроектировать интересную экспозицию и развернуть на ее базе культурно-образовательную деятельность (в 1928 г. ее осмотрело более 15 тыс. человек). Именно на это время приходится пик деятельности музея. В 1927 – 1929 гг. обязанности его директора исполнял вернувшийся из литовской эмиграции выдающийся белорусский национальный деятель и ученый, академик В. Ю. Ластовский. Благодаря его усилиям фонды БГМ обогатились крестом Ефросиньи Полоцкой – уникальным памятником белорусского средневекового искусства.

В августе 1928 г. на коллегии НКП БССР было решено выделить отделения БГМ, которые уже переросли статус филиалов, в самостоятельные хозяйственные единицы с собственным бюджетом.