— Выдыхается немецкая авиация, — проговорил после вылета один из самых молодых летчиков — Саша Талов.

Нет слов, вражеская авиация стала теперь уже не та, что прежде, но нам еще предстояли встречи с реактивными самолетами Мессершмитт-262.

Не делали поспешных выводов и те, кто неустанно улучшал качество авиационной техники и вооружения. И мы были благодарны самоотверженным рабочим, техникам, инженерам и ученым, вместе со всеми советскими людьми разделяли радость, когда Указами Президиума Верховного Совета СССР от 5 августа и 2 ноября 1944 года за образцовое выполнение заданий партии и правительства были достойно награждены вооруженцы, приборостроители, опытно-конструкторские бюро и конструкторы самолетов — Герои Социалистического Труда С. А. Лавочкин, А. С. Яковлев, С. В. Ильюшин и А. Н. Туполев.

Ни у одной из воюющих стран не было самолетов лучше наших илов, яков и лагов. Ими были довольны не только мы, но также французские, польские, чехословацкие, югославские, болгарские летчики. Многие из союзнических офицеров ВВС сражались с врагом, не щадя жизни, и заслуженно стали кавалерами боевых советских орденов. Некоторые летчики французского полка Нормандия в ноябре 1944 года были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

Одним из проявлений постоянной заботы о летчиках-фронтовиках был приказ командующего ВВС Красной Армии, в котором говорилось о необходимости применения воздушного тарана лишь в исключительных случаях, как крайней меры. Беседуя на эту тему с молодыми однополчанами, гвардии лейтенант Чумбарев, таранивший в небе Сталинграда вражеский самолет, рассказал о том, что в трудное время применение таранного удара было массовым явлением в нашей авиации, особенно истребительной.

Тогда Илья привел около десятка примеров, назвал имена Талалихина, Катрича, Жукова, Здоровцева, Харитонова, Полякова и других героев. Теперь мы знаем, что в годы Великой Отечественной войны советские летчики совершили более 200 таранов, 17 человек применили этот тактический прием дважды, А. Хлобыстов — трижды, Б. Ковзан — четырежды. Таран был оружием исключительно грозным, смертельным для врага, и потому, естественно, немецкие летчики так боялись его.

Своевременным было и преобразование авиации дальнего действия в 18-ю воздушную армию. К концу 1944 года расстояние до объектов бомбардировки значительно сократилось. До Берлина, скажем, или других важных промышленных и административно-политических центров противника могли с успехом совершать полеты и фронтовые бомбардировщики. Это экономило силы и средства, которые были нужны для последнего, решающего наступления Советской Армии на врага.

В период осенне-зимней оперативной паузы мы напряженно занимались боевой подготовкой. В полку проводились учебные полеты с показательными воздушными боями и стрельбами, сборы летчиков и техников, конференции по важнейшим вопросам фронтовой жизни. Заключительным этапом всей учебы было совещание руководящих офицеров и наиболее опытных летчиков фронта.

Открывая совещание, командующий 16-й воздушной армией генерал-полковник авиации С. И. Руденко сказал:

— Мы собрались для того, чтобы поговорить о некоторых особенностях борьбы со скоростными немецкими самолетами, в том числе с Мессершмиттами-262, имеющими реактивные двигатели.

Некоторые из присутствующих здесь товарищей уже встречались с такими самолетами в воздухе. Хотелось бы, чтобы эти летчики поделились своими впечатлениями о воздушных боях, рассказали, как выглядят новые вражеские самолеты в полете, какая необходима тактика, чтобы лучше поражать и сбивать их. Этого требуют интересы окончательной победы над немецко-фашистской Германией.

Первым попросил слова помощник командира 3-го истребительного авиакорпуса подполковник Новиков. Вот о чем он рассказал.

— Однажды группа истребителей — командир корпуса генерал-лейтенант Савицкий, подполковник Новиков и еще несколько летчиков — вылетела на патрулирование в район переправ через Одер, находившихся севернее Франкфурта. Облачность была 6–8 баллов, высота — 300 метров. После двадцати минут барражирования Новиков заметил незнакомый самолет. Таких машин он еще не видел.

— Самолет имел длинный утонченный хвост и удлиненную носовую часть с низкой подвеской двух гондольных установок под крыльями, — продолжал подполковник. — Встреча произошла на пересекающихся курсах. Противник быстро проскочил мимо меня и скрылся из вида. В процессе поиска я опять встретил его и пошел на сближение. Немецкий летчик, вероятно, заметил меня и снова оторвался, ушел.

В третий раз встретил противника на том же курсе, что и впервые. Развернувшись, я набрал скорость пятьсот семьдесят километров в час и пошел на сближение. Однако реактивный самолет опять ушел от меня. Его попытался атаковать генерал Е. Я. Савицкий. Но эта попытка осталась безрезультатной: скорость немецкой машины достигала семисот пятидесяти — восьмисот километров в час. Следов работы реактивных двигателей не было заметно из-за сильной дымки.

Как бороться с такими самолетами? Лучше всего применять метод внезапности — атаковать со стороны солнца. Не следует пренебрегать атакой в лоб с ракурсом одна четвертая. Считаю, что реконструировать наш прицел не следует, он соответствует ведению прицельного огня при ракурсах одна четвертая и две четвертых для скорости восемьсот километров в час.

Отвечая на вопрос командующего о том, как наш летчик должен действовать во время атаки скоростного самолета противника, подполковник ответил:

— Чтобы враг не мог вести прицельный огонь, необходимо использовать маневр своего самолета, не допускать противника на дистанцию ближе восьмисот метров. Во время атаки надо делать отворот на большой скорости, а как только нападающий проскочит вперед, следует немедленно довернуть самолет и вести пушечный огонь вслед даже с больших дистанций. Пулеметные очереди по такому самолету малоэффективны.

Считаю, что скоростные машины действовать в группе не смогут, они менее маневренны, чем Яковлевы. Но если все-таки противник будет навязывать бой, мы должны строить нашу тактику на взаимодействии в паре и маневре пар.

На трибуну вышел командир 178-го гвардейского истребительного авиационного полка подполковник В. М. Макаров.

— Прикрывая наземные войска на северном плацдарме реки Одер, я тоже встретил незнакомый самолет. Вначале признал его за раму, но, когда развернулся и пошел в атаку, убедился, что это не фокке-вульф. Под плоскостями машины были подвешены гондольные установки. Вероятно, в них находились реактивные двигатели, так как из гондол струился белый дымок. Неизвестный самолет быстро, удалился от меня, и я потерял его из вида.

Чтобы сбить такой самолет, надо, по-моему, применять хитрость, тактику внезапности, использовать облака, солнце, местность. Иначе его не возьмешь. Нужно уметь использовать отрицательные стороны новой немецкой машины — плохой обзор, особенно нижней полусферы.

Я согласен с подполковником Новиковым: прицелом нашим в бою со скоростными истребителями можно пользоваться только во время стрельбы под малыми ракурсами, а под большими вести огонь бессмысленно. Еще предложение: на боевые задания по борьбе с такими самолетами надо посылать пары или четверки, потому что ими управлять легче, чем большими группами.

И последнее. При сопровождении штурмовиков и бомбардировщиков необходимо строить такой боевой порядок истребителей, чтобы не дать возможности противнику внезапно атаковать их. Группы сопровождения следует усилить, одну из них оттянуть назад и выше, а для защиты передней полусферы поставить группу или пару вперед.

Нам понравилось выступление дважды Героя Советского Союза гвардии майора И. Н. Кожедуба, заместителя командира 178-го гвардейского истребительного авиаполка. Он сказал, что борьбу со скоростными самолетами противника советские летчики ведут — с самого начала Отечественной войны. Ме-109 по сравнению с И-16 или Чайкой были скоростными, однако мы научились их сбивать и уничтожили не одну тысячу.