Белянчиков, усмехнувшись, глянул на Корнилова и покачал головой.

- Василий Васильевич, а что дал ваш поход?

Участковый хотел встать, но Корнилов остановил его:

- Сидите, сидите.

- Товарищ подполковник, егерь Вадим Аркадьич утверждает, что у лесника наверняка винтовка есть, - торопясь, начал участковый. - На Николу он лося свалил…

- Ты давай поточней, - сердито сказал Белозеров, - числа называй. А то «на Николу»!

- Девятнадцатого декабря, - поправился участковый. - Только егерь сам винтовку не видел, а нашел лося. Уже освежеванного. По ране определил - из винтовки стреляли. И женка егерева подтверждает - она рану видела.

Все засмеялись.

- Ну раз женка видела, тогда дело в шляпе, - сказал Белянчиков. - А почему он думает, что это лесникова работа?

- Следы, товарищ капитан. К самому кордону. Лесниковы, говорит, широкие лыжи.

- Акт составил? - строго спросил следователь.

- Не составил, - тихо сказал участковый, будто сам и был виноват в том, что акт не составлен. - Пожалел он его. По-соседски, видать.

Следователь, недовольно покрутив головой, легонько стукнул ладонью по столу. Получилось это у него немного картинно, наигранно. Он и сам, видать, почувствовал это, смутился.

- Ты у лесника был? - тревожась, спросил Корнилов.

- Был, товарищ подполковник. Только он, наверное, выехатчи. Запертый дом. Одна собака в сенях вует.

- Интересно, интересно, - глубокомысленно произнес Белозеров и посмотрел на подполковника.

- Молодец, участковый, - похвалил Корнилов и спросил у Белозерова: - У вас, Александр Григорьевич, по версии «Санпан» есть что-нибудь новенькое?

- Есть, Игорь Васильевич, - ответил начальник уголовного розыска. - Наши только что произвели еще один обыск у кузнеца Левашова. Жена показала, где у него спрятан пистолет, В бочке с капустой держал, товарищ подполковник. Закатал в полиэтилен, Придется дело заводить!

- Экспертизу уже провели, - сказал следователь, - Из пистолета очень давно не стреляли. Мое мнение: версия «Санпан» отпадает. Многие люди подтвердили, что в день убийства Полевой был в Пехенце, напился до бесчувствия и на попутке отвезен домой…

- Что касается охотников, - продолжал Белозеров, - то и эта версия отпадает. По оперативным данным, за последнюю неделю не было в том районе охотников. И местные мужички на охоту не выходили…

Корнилов слушал Белозерова и невольно сравнивал его с Белянчиковым. Вместе учились, наверное, одногодки, а как небо и земля. Юрий Евгеньевич подтянутый, сосредоточенный, в черных волосах ни одного седого волоска. Вот только угрюмоват. А Белозеров располнел, чуточку обрюзг, голова совсем седая… Говорит - руками машет, словно мельница. Да и следы неряшливости заметны. Нет, что ни говори, работа в большом, слаженном аппарате заставляет человека следить за собой, подтягивает. Хотя работник Александр Григорьевич и хороший, но уж какой-то очень домашний. А может быть, это и неплохо, что не сухарь?

Когда Корнилов, раздав каждому из присутствующих по фотографии, сделанной Спиридоновым, рассказал о своих предположениях, в кабинете стало совсем тихо.

- Неужели заметенная снегом лыжня так хорошо видна? - удивился следователь Каликов, первым нарушив молчание.

- Не так уж и хорошо, - сказал Корнилов. - Но разглядеть можно.

- Да, похоже, что к леснику один след ведет, - со вздохом произнес участковый. - Значит, он. А ведь все говорят, хороший мужик. Я вот беседовал…

- Да, это уже кое-что значит! - прервал его Корнилов. - Версия, пожалуй, самая перспективная. Завтра утром надо пойти по следу и провести следственный эксперимент на месте убийства. И взять разрешение на обыск и задержание лесника. Если он появится. Ну, это уже ваше дело. Справитесь теперь без нас. А мы с Юрием Евгеньевичем поедем в Ленинград. - Он посмотрел на Белянчикова.

Тот оживился:

- Конечно, поедем. Ехали-то на день, а сидим вторые сутки!

Несмотря на настойчивые уговоры Белозерова, Корнилов отказался даже поужинать.

- Нет, нет, не уговаривай, - сказал он начальнику розыска, когда они спускались по лестнице к выходу, - я устал, спать хочу. А ужинать и вам, капитан, не советую. Будете стройным, как кедр ливанский…

- А я думал, вы дождетесь результатов, - уныло пробормотал Белозеров.

- Сами не маленькие, - усмехнулся Корнилов. - Дело-то сделано! Чего же нам тут торчать? Мне шеф до утра срок дал. - И вдруг неожиданно вспылил: - Хватит! Ты что же, считаешь, что мы двужильные? - Он перевел дыхание и сказал уже тихо, с укором: - Ты меня спроси, сколько вечеров за последние два месяца я дома провел? Да не больше десяти… - Корнилов хотел еще сказать, что книги ему приходится читать по ночам, но сдержался. «Белозеров-то тут при чем? - подумал он. - Сам небось минуты свободной не имеет».

Белозеров шел за Корниловым понурый, лицо у него было расстроенное.

«Чего это разошелся шеф, - думал Белянчиков, - нервы сдавать стали, что ли?» Таким раздраженным он видел Корнилова редко.

Они уже вышли на улицу, к машине, когда Белозеров робко попросил:

- Вы, может быть, участкового подбросите до Мшинской? Электричка не скоро…

- Пусть едет! - махнул рукой Корнилов.

Он с Белянчиковым сел на заднее сиденье, посадив участкового рядом с Углевым. Белянчиков сразу как-то съежился в своем углу, поднял воротник дубленки и через несколько минут стал похрапывать. А Корнилов и хотел заснуть, да никак не мог. Его всегда одолевало такое чувство, что стоит ему закрыть в машине глаза, задремать, как сразу что-нибудь случится, произойдет авария, катастрофа. И как бы он ни хотел спать, пересилить себя и заснуть никак не мог.

«Зря я распалился, - пожалел он. - Обидится Белозеров теперь!»

Им овладела вдруг апатия, безразличие ко всему на свете - и к тому, чем он занимался здесь, в Луге, двое суток, и к лыжне, которую он отыскал. «Ну и что? Очередное дело, - думал он. - Сколько их было! И сколько будет. А все одно и то же, одно и то же. Мельтешишься, суетишься, а годы идут, и на свете столько всего интересного, но не для тебя. Все мимо, мимо. Грубеть я стал, явно грубеть. Вбили себе в голову, что стараемся дни и ночи для людей, а ведь и сами мы люди. Себя забываем, для себя не стараемся. А для кого мы старались эти двое суток? Для кого? Для убитого художника, которого даже, как звать, не знаем? Ему ведь уже все равно».

Потом Корнилов вспомнил о том, что ему предстоит еще неприятное дело - писать отзыв на одну диссертацию. Диссертация слабая. Повторение старых прописных истин. Чего стоит хотя бы эта врезавшаяся в память фраза: «Совершая преступление, преступник во многих случаях старается согласовать свои действия с конкретной обстановкой». Да ведь это каждому известно еще со студенческой скамьи! Зачем же толочь воду в ступе, ради чего выдавать банальность за открытие? Ради прибавки в жалованье? За такие диссертации надо бы лишать права заниматься научной работой! Но шеф просил поддержать. Он официальный оппонент, неудобно устраивать погром. Придется писать уклончиво, хитрить.

- Товарищ подполковник, - вдруг тихо сказал участковый, нарушив его невеселые мысли. - А почему вы так поспешили уехать из Владычкина? После разговора со старухой Кашиной?

Корнилов вздохнул, ему не хотелось ничего вспоминать, вообще не хотелось говорить, но в голосе участкового была такая искренняя заинтересованность, что он не смог промолчать.

- Она, лейтенант, про лесникова дружка говорила, помнишь? Видный, говорит, мужчина в большой рыжей шапке. Я и вспомнил - убитый тоже был в большой шапке. Фигуристый… Решил позвонить, проверить…

- Понятно, - сказал участковый. - А нас в школе учили, что надо все последовательно делать. Проверять все версии.

- Правильно вас учили. Только надо еще вовремя за самую перспективную ухватиться. А то увязнешь в этих версиях, как в сугробе… А тебя одного я решил оставить, когда заметил на снегу против солнца старую лыжню. «Попытаю, - подумал, - счастья». И видишь - повезло. Да ты, лейтенант, и без меня прекрасно справился. Про карабин - бесценные сведения. Тебе в уголовный розыск надо переходить.