Мэттьюс утвердительно кивнул головой.

- К вашему сведению, господа, - Кроссби заглянул в записи, - наш японский центр в течение ближайших же дней приступит к практическим испытаниям результатов своих лабораторных исследований. Бактерия 078 перестает быть только бактерией и скоро превратится в могучее оружие, способное надежно защитить западную цивилизацию!

Форнинг тихонько хихикнул. Кроссби недовольно посмотрел на него, но ничего не сказал и невозмутимо продолжал:

- К сожалению, нам не хватает некоторых данных для практического использования бактериологической бомбы. Проведенные нашими агентами розыски архива «отряда 731» до сих пор не дали никаких результатов. Можно предположить, что никаких бумаг спасти не удалось, так как японцы, до смерти напуганные наступлением русских, взорвали свою лабораторию и в панике позабыли об архиве. В связи с этим практическое использование бактерии 078, к сожалению, не может быть осуществлено в те сроки, которые нам желательны. И сегодня в Белом доме нам правильно указали на необходимость окружить наши работы самой строгой тайной. Вы, конечно, понимаете, что история с атомной бомбой не должна повториться. Последствия разоблачения нашей деятельности перед мировым общественным мнением будут катастрофическими. Можно заранее сказать, что новое воззвание, подобное Стокгольмскому, которое последует за этим разоблачением, ни нам, ни правительству не будет приятным. На сегодняшнем совещании меня достаточно хорошо предупредили об этом. Всё! Я кончил.

- Он в моих руках, этот Гистингс! - буркнул Мэттьюс. - Приговор уже готов, и хотя его знакомые, друзья и разные там комитеты хотят апеллировать к правительству, но я буду неумолим. Свиданий он не получит. Но все это, однако, не так просто. Нельзя было предлагать ему работу! Это большая ошибка. Просто счастье, что его прямо от ректора привезли к нам в комиссию. Впредь надо действовать осторожнее.

- Это правильное и ценное замечание!-согласился Кроссби. - Отбор людей для работы в нашей фирме должен быть необычайно тщательным, особенно здесь, в Америке. Благодаря стараниям наших военных властей в Германии и Японии нам удалось сохранить достаточно людей, которым мы можем доверять. Вы, конечно, понимаете, о ком я говорю?

Члены правления стали высказывать свои замечания и предложения. Это заняло порядочно времени. Наконец Кроссби встал:

- Я хотел бы еще в нескольких словах доложить вам, господа, о финансовом состоянии нашей фирмы и прибылях за последние три месяца.

Лица присутствующих прояснились. Форнинг первым вытащил блокнот и приготовился записывать оглашенные президентом фирмы цифры.

ФАБРИКА СМЕРТИ

Сидя в углу жалкой лачуги, Фукуда молча наблюдал за ее обитателями. Мужчина завязывал тесемки старых деревянных башмаков. По его изнуренному лицу трудно было даже определить его возраст. То же можно было сказать и о хозяйке. «Когда-то, - подумал Фукуда, - она, вероятно, была красивой девушкой». Это «когда-то» могло означать восемь-десять, а то и двадцать лет; каждый год, прожитый в ужасающей нищете, оставлял на ее лице тяжелый, неизгладимый след.

Женщина возилась возле маленького очага, готовя нехитрый завтрак. Возле нее вертелись дети, жадно глядя на миски с рисом. Видимо, присутствие необычного гостя означало приятную перемену пищи; рис был здесь немалым событием.

В голове Фукуды ожили забытые воспоминания детства. Он тоже жил в такой же убогой лачуге, где царила нужда. Его мать вот так же, как и эта женщина, с рассвета возилась возле очага, а отец надевал соломенную обувь и шел на работу в поле. Так же как и здесь, вареный рис появлялся на столе только в какой-нибудь торжественный день или в год большого урожая.

Фукуда прикрыл глаза, вызывая в памяти образы далекого детства, но вместо них вставала картина чумного селения, трупы односельчан, осиротевшие дети…

Женщина поставила на низенький столик миски с дымящимся рисом. Хозяин жестом указал всем места на старой цыновке. Ели торопливо: времени оставалось мало, а за опоздание на работу увольняли.

Вчера вечером хозяин рассказал Фукуде об условиях своей работы на фарфоровой фабрике. С ненавистью называл он имена фабриканта и его надсмотрщиков, которые постоянно ругались самыми грубыми словами и угрожали бамбуковыми палками. Фабрикант творит все, что ему захочется. Люди боятся говорить о своих обидах: не так-то легко найти нынче работу. А чем жить?

Теперь, говорят, фабрикант продает свое предприятие американцам. Среди рабочих есть еще такие глупцы, которые верят, будто при американцах станет лучше, но он лично не верит этому. Есть у него знакомый, который еще перед войной работал на американском заводе где-то на Филиппинах. Американцы тянули там из него жилы так же, как и японские фабриканты.

В свою очередь, рабочий хотел узнать, будет ли война. Он уже служил в армии и только каким-то чудом спасся от смерти. Войну он ненавидел. Хотел твердо знать, верит ли сам Фукуда в то, что они, маленькие и ничего не значащие люди, могут разрушить планы богатых господ и остановить войну.

Фукуда рассказал ему о движении сторонников мира, о Советском Союзе, о том, как велика сила миллионов таких «маленьких людей», о том, что именно от них зависит будущее человечества. Рабочий жадно слушал эти слова, загораясь верой в победу.

Завтрак окончился быстро. Хозяин встал, простился с Фукудой и поспешно вышел на улицу. Фукуда посмотрел на часы: оставалось еще полчаса до назначенного срока. Беспокойство в душе доктора нарастало. Он все время задавал себе вопрос: «Удастся или нет?»

Все зависело от одного: подозревают ли Кроссби и Рогге, что у нового сотрудника есть какие-либо скрытые планы или нет? Если нет, то все удастся. Он сожалел теперь, что в разговоре с Ямадой не напомнил о необходимости послать кого-нибудь из друзей за ним вслед. Это очень важно. Если его разоблачат и арестуют, то партия, по крайней мере, будет знать, где находится фабрика смерти. Теперь эту ошибку уже исправить нельзя.

Да, через несколько часов он лицом к лицу встретится с Отомурой. Фукуда был уверен, что Отомура не узнает его и на этот раз, особенно когда он появится в сопровождении американского офицера как новый сотрудник лаборатории. А может быть, Отомуры и не будет?

А Канадзава? Только теперь Фукуда вспомнил о существовании этого самого опасного, как говорит секретарь, противника. Как в тумане возник перед доктором тот вечер в тюрьме при управлении жандармерии в Харбине, когда во время многочасового допроса впервые появился Канадзава. Тогда Фукуда внезапно почувствовал обжигающую боль, будто кто-то полоснул его по лицу. Потом он очнулся и увидел злобно усмехающегося Канадзаву, размахивающего бамбуковой тросточкой.

Фукуда закрыл глаза. Перед ним, как в калейдоскопе, мелькали картины прошлых лет. Вот, как яркое видение, предстал другой памятный вечер… Весело трещит высокий костер, разложенный на большой поляне. Вокруг Фукуды несколько сот друзей - маньчжурских крестьян, сосредоточенно слушающих его рассказ. Он говорил тогда о страшных преступлениях японской армии, о тяжкой доле японского народа, о его голодной жизни, о трагедии родного села и видел, как его товарищи гневно сжимали стволы винтовок.

Потом перед глазами Фукуды возникли Танима, пестрая клумба и скамейка под деревом. Вспомнились теплые, волнующие слова этой милой девушки. Танима!.. Что с ней теперь? Увидит ли он ее когда-нибудь?.. Секретарь ясно сказал, что нужно будет уехать в Китай. А Танима? Нет, он не сможет вычеркнуть ее из памяти, не сможет внушить себе, что никогда больше не увидит ее. Она будет сниться ему, звать его к себе, а он уедет за тысячу километров от нее и не сможет даже пожать ее тонкую руку.

Доктор ©стряхнул головой. «Товарищ Фукуда! - мысленно одернул он себя. - Что это за новости? Расклеиваться перед выполнением большого и ответственного задания партии? Плохо… Успеешь, успеешь еще вечером помечтать!»

- Товарищ… - тихо произнес кто-то. - Товарищ…